Бабочка и Матросы

Солнечным февральским утром я спешил на работу. Вдруг откуда ни возьмись передо мной запорхала бабочка и, хотя я шел достаточно быстро, села на мой ботинок. Удивленный, я остановился и огляделся вокруг: по залитому солнцем городу шли, расстегнув пальто, люди и улыбались. Наша редакция располагалась тогда в районе Бессарабки, в нескольких сотнях метров от баррикад, и мы все время слышали звук и ощущали запах противостояния. Мне подумалось, что эта бабочка на моем ботинке — какой-то знак, что сегодня обязательно должно произойти что-то хорошее, в результате чего противостояние закончится и спадет наконец всеобщее напряжение. И в этот день действительно что-то произошло. Но совсем не хорошее. Потому что этим солнечным днем было 18 февраля — день, когда на Майдане начали стрелять.

В этот же день вышел на работу после больничного корреспондент входящей в наш медиахолдинг газеты «Вести» Вячеслав Веремий, лечившийся после полученной на Майдане травмы — многим журналистам, освещавшим тогдашние события, периодически «попадало». И в этот же день его убили. Мы узнали об этом не сразу. Знали, что вечером на него напали и что он в реанимации. Потом всю ночь сдавали номер. Такие номера очень сложно сдавать: когда находишься в эпицентре горячих событий и думаешь, как их описать, чтобы, когда журнал выйдет в свет, он был актуальным еще неделю. А рано утром, когда я собирался ложиться спать, мне стали звонить коллеги из Москвы с просьбами дать комментарии. От них я и узнал, что Вячеслава спасти не удалось.

Следующий день прошел в сумбуре: нужно было планировать очередной номер, но как-то тяжело думалось из-за ужасного известия, бессонной ночи, продолжавшихся звонков коллег, а самое главное — потому что совсем рядом, в центре столицы европейского государства, продолжали стрелять по людям. Наши фотографы возвращались со съемок с черными от копоти лицами. А один из них пришел с абсолютно белым — полчаса назад, когда он выбрал очередную точку и приготовился фотографировать, рядом с ним, в нескольких сантиметрах, рухнул замертво человек.

На третий день, 20 февраля, мы распустили всех по домам. Я сидел в пустой редакции и пытался справиться со все нараставшим ощущением жути от того, что пишут в интернете о происходящем совсем рядом. До конца поверить, что творившийся ужас — это реальность, удалось, только когда я встал и сам пошел туда. Прошел мимо баррикад, палаток, костров, мимо не прекращавших работать сцены, пунктов раздачи чая, еды, теплой одежды, мимо продолжавших толпиться людей, мимо раненых и убитых. Я прошел по всему Крещатику до Европейской площади, чтобы встретиться с нашим корреспондентом, который показал гильзы, собранные на месте убийства Вячеслава Веремия.

Три жутких дня закончились, революция победила. Вячеслав стал единственным журналистом, погибшим во время майдановских событий. Тем не менее новая власть, установившаяся в результате революции, стала преследовать именно наш холдинг: устраивать маски-шоу в редакции, изымать все компьютеры и серверы, заводить уголовные дела. Ее представителям не нравится, что наши издания не влились в общий хор СМИ, поющий им осанну, что наши корреспонденты работают по обе стороны линии фронта и, как и положено журналистам, а не пропагандистам, освещают события со всех точек зрения, сообщают людям правду, какой бы горькой она ни была.

И вот когда я думаю о таком способе смены власти, как революция, то вспоминаю историю, которую нельзя было рассказывать в советское время. О том, как в 1917 году в Петрограде молодого офицера, новоиспеченного выпускника военного училища, убили пьяные матросы. Он был моим двоюродным прадедушкой.