Сколько в Таджикистане бездомных, не знает никто

Немцы, русские, татары, таджики, узбеки... Сложные жизненные ситуации объединили их в общую семью, где стерлись все национальные и религиозные различия.

Но есть одно общее — судьба большинства из них изменилась после распада СССР. К краху советской империи и новым современным реалиям многие так и не смогли адаптироваться, оказались не готовы принять законы новой жизни.

Несмотря на то, что за плечами у многих долгие годы работы, таджикские бездомные лишены заработанных ими пенсий. Добиться выполнения государством своих обязательств бездомные пенсионеры не могут.

В последние годы на улицах таджикских городов оказываются не только брошенные собственными детьми старики, но и молодые люди. Многие из них страдают от алкогольной и наркотической зависимости, есть и такие, кого обманом лишили крыши над головой.

Сколько всего в стране людей, оставшихся без крова, точно не знает никто — ни представители власти, ни сотрудники благотворительных организаций.

О своей судьбе таджикские бездомные рассказали корреспонденту Русской службы Би-би-си Аноре Саркоровой.

Снежанна Шнайдер — 70 лет   

Я немка. Выросла в детском доме. О своих родителях знаю только то, что их эвакуировали в Таджикистан во время Второй мировой войны.

Из рассказов воспитателей в детском доме знаю, что моя мама умерла почти сразу после того, как меня родила, и меня отдали в сиротский дом.

Мать я не помню. Знаю, что эвакуировали ее как немку. Видимо, выслали как неблагонадежную. О своем отце совсем ничего не знаю, так же как и о своих родственниках, которые наверняка у меня где-то есть.

Большую часть жизни прожила в Тавильдаре (на востоке Таджикистана, — Ред.). Вышла замуж за таджика. Он был сотрудником советского КГБ. После окончания школы поступила в медицинское училище и работала операционной медсестрой. В общем, была счастливой женщиной, женой, матерью. У меня всё было так же, как у всех.

Но всё изменилось после распада Советского Союза и с началом гражданской войны в Таджикистане. Сначала убили моего мужа, а потом нам с детьми пришлось переехать в Душанбе, где мы купили квартиру.

Был дом, работа, дети, деньги и достойная жизнь. И всё разрушилось практически в один час, и жизнь кардинально поменялась.

У меня шестеро детей, которые бросили меня и теперь совсем не вспоминают о моем существовании. Дети выгнали меня из дома. И теперь у меня никого нет, моим домом стала автобусная остановка, на которой я живу и ночую.

Видите, ног у меня нет. Я потеряла их в результате обморожения. Я спала на улице зимой. Было очень холодно. Наутро я уже не чувствовала ног. Мне их ампутировали. И теперь я передвигаюсь на старой, сломанной инвалидной коляске. Не знаю, у кого и где мне попросить другую.

Раньше всё понятно было. Мы знали, к кому обращаться, пожаловаться, а теперь что?

У меня нет документов. Кто мне поверит и захочет говорить с такой?

Думала ли я когда-нибудь, что моя старость будет такой и что свои последние дни я проведу на улице?

Людмила Лобанова — 68 лет

Родилась я еще в Сталинабаде, а выросла уже в Душанбе, так, что я коренная душанбинка.

Я ткачиха по профессии. На душанбинском текстильном комбинате отработала 35 лет.

Родители приехали из Ташкента. Моя мама работала на почте, и она была приглашена по просьбе Главпочтамта Таджикистана.

У меня один сын. Живет он в Москве. Я даже однажды с мужем побывала у него в гостях. Но у меня сразу не наладились отношения с невесткой, которая не захотела, чтобы я с ними жила. Сын ее поддержал и попросил уехать. Вот так я вернулась на родину и оказалась на улице.

Уже много лет я ничего не знаю о своем сыне. Он тоже не знает, что со мной. Думаю, он и не хочет знать о моем существовании. Зачем ему старая и больная мать? Теперь-то я точно уже не нужна.

Мою квартиру продал мой сосед, русский. Я доверилась ему — и оказалась на улице. Он обещал стать моим опекуном и ухаживать за мной. Но обманул.

Случилось это всё в годы гражданской войны, а тогда обратиться с такой проблемой было некуда. Не до этого было. Вокруг голод, холод, убийства, война...

Выживаю за счет милостыни. Кто сомони даст, кто еду подаст. Стала курить и выпивать, но от такой жизни начинаешь употреблять алкоголь — хотя бы для того, чтобы согреться зимой.

Живу, где придется: в подвале, на улице, в подъезде. Я уже не помню, с какого года я на улице.

В Душанбе есть спецприемник для бездомных. Нас там закрывают на месяц. Из еды только полусырая перловка, от которой у всех было постоянное расстройство желудка.

Попадаем мы туда, когда нужно очистить город от таких, как мы. Милиция проводит рейды... Там практически никаких условий, почти как на улице, и через месяц нас снова выпускают.

В СССР такого бы не произошло. Не было такого обмана. А сейчас совсем по-другому, всё никак привыкнуть не могу к новой жизни. До сих пор чувствую себя советским человеком, и кажется, что живу не в родном Душанбе, а уже в совершенно чужом городе, в чужой и далекой стране.

Галина Корнеева — 65 лет

Я родилась в Комсомольске-на-Амуре. Там закончила школу и институт. И по распределению попала на Север.

По профессии я геолог. Я 36 лет отработала в Якутии и в Хабаровске, где и познакомилась со своим будущим мужем. В Таджикистан я приехала в 1989 году вместе с мужем-военным. В Душанбе я ухаживала за больным свекром.

В 1992 году моего мужа-военнослужащего и его брата застрелили неизвестные в Пяндже (город в Хатлонской области, на таджикско-афганской границе, — Ред.). Естественно тогда никакого следствия не проводилось. Война, беженцы, и всё это сразу после распада СССР. Всё вокруг менялось быстро, и было страшно. Сначала в одной стране, а потом вообще непонятно, где и кто.

Я тогда работала на свиноферме. Около 300 свиней выращивала, а потом в одну ночь их перестреляли...

Ночью пришли ко мне домой неизвестные, приставили к горлу нож и выставили из дома с грудным ребенком. У моего больного свекра от такого горя случился инсульт, и через полгода он скончался. А я осталась совсем одна с детьми, без дома, вдова и со своим горем.

Потом детей отправила в Россию. Ну, а сама оказалась на улице.

У меня четверо родных детей и двое приемных. Приемные дети живут в Таджикистане, а родные в России. Они пытались меня забрать к себе, но у меня нет паспорта. Я его потеряла, а восстановить нет возможности. Заниматься оформлением документов никто не хочет, хотя они обязаны мне выдать новый паспорт. Дети иногда высылают деньги. Они не знают о том, что со мной и как я живу.

Обижают нас чаще всего подростки. Бьют. Отбирают бутылки.

Я даже не пыталась обратиться к властям Таджикистана и России. Никому мы не нужны.

К посольству России не подступишься. Там стоит охрана, и таких, как мы, близко не подпускают.

Отабек — 35 лет

У меня был дом и братишка, который выгнал меня из этого дома.

Живем с другими бездомными на улице, на мусорных свалках, в подвалах, рядом с трансформаторами. Зимой укрываемся целлофановыми пакетами. Подвалы сейчас закрываются, и мы остаемся на улице.

Когда люди оказываются на улице, они начинают пить. Надо ведь согреться и как-то забыться. А еще у меня есть мама и беременная жена. Она тоже со мной живет на улице.

Документы наши утеряны. Работы без документов нет. Проблема еще, что, глядя на наш внешний вид, работу не дают. Да и платят такие мелочи, что копаться на свалках выгоднее. Можно больше выручить денег, чем за месяц на работе.

Все мы — советские люди. Воспитанники советских школ, советской системы.

Пьем много, потому что нет дома, стимула, семьи и смысла жизни.