По решению Франсуа Олланда о поставках «Мистралей» России пока не может быть и речи. Однако это «недальновидный, мазохистский и подрывающий доверие шаг», считает научный сотрудник Института стратегии и конфликтов Оливье Зажеч. Тем более, что в нынешней геополитической обстановке и на фоне противостояния с Исламским государством в Сирии «Западу нужна Москва, чтобы найти решение»

Marianne: Франция приняла решение отсрочить передачу России «Мистраля» «Владивосток». Что вы думаете об этом решении, и какими могут быть стратегические и экономические последствия отказа от передачи кораблей?

Оливье Зажеч (Olivier Zajec): Я сам выступаю за передачу судна и боюсь, что принятое 25 ноября решение об отсрочке является одновременно недальновидным, мазохистским и подрывающим доверие. Оно недальновидно, потому что наши долгосрочные интересы подразумевают выстраивание более взрослых отношений с Россией, и мы вряд ли сумеем этого добиться, нарушая наше собственное слово. Оно отдает мазохизмом, потому что мы наносим удар по нашей собственной оборонной промышленности, которая является для нас одним из главных козырей в производстве. Ну а подрыв доверия заключается в том, что одним из главных преимуществ французского предложения в области вооружений всегда была альтернатива технологической и нормативной вассализации США. Именно этого хотят такие клиенты, как Индия. Поэтому такое решение радует закостенелых атлантистов, а мы же лишь демонстрируем подчиненность противоречащей нашим интересам (причем не только французским, но и европейским) стратегической позиции. Передача «Мистраля» никак не помешала бы Франции сыграть свою роль в нынешнем кризисе на Украине, который непременно нужно решить. На самом деле все было с точностью до наоборот, потому что подобное проявление независимости сделало бы ее третьей стороной, позволило бы ей стать третейским судьей в гротескной драке тех в Кремле, кто еще тоскует по бывшему СССР, и набирающих в последнее время силу в НАТО истеричных русофобов. Отметим также, что многие из нынешних противников сделки в свое время горячо поддерживали вступление американцев в Багдад в 2003 году. За неимением других качеств за ними, пожалуй, все же можно признать упорство в слепоте.

— Как бы вы оценили последствия ссоры с Москвой, особенно в том, что касается переговоров с Ираном и Сирией?

— Москва — один из ключевых игроков в ближневосточной игре, хотим мы того или нет. С учетом сложной обстановки в регионе и изменения позиции США, Франсуа Олланд постепенно волей-неволей должен будет реально взглянуть на иранский вопрос, о чем не так давно еще не могло быть и речи. И раз Тегеран заслужил сегодня такие более ясные взгляды и вновь начинает рассматриваться в качестве партнера, почему бы, хотя бы и временно, не применить ту же самую стратегию в отношении Дамаска, раз всем нам сейчас приходится иметь дело с общим противником? Башар Асад не представляет собой прямую и непосредственную угрозу. Поставка оружия сирийским исламистам стала еще одним крупным просчетом нашей дипломатии. Стратегическое мышление подразумевает выстраивание иерархии приоритетов и координацию фронтов. Что произойдет, если сирийский режим сейчас рухнет? Чтобы понять это, достаточно взглянуть на Ливию после свержения Каддафи. Военное вмешательство может стать решением, сразу его отметать не стоит. Однако в нем ни в коем случае нельзя терять из вида обстановку в стране. Исламское государство не выскочило из какого-то пекла «глобального терроризма». Его никак не назвать стихийным явлением. За его плечами - долгая история, которая уходит корнями в провал светского арабского национализма. У этой неудачи были свои внутренние причины, вроде ненависти между шиитами и суннитами и клановых рефлексов арабской элиты. Однако есть у нее и внешние причины, например, та необычайная легкость, с которой некоторые державы (прежде всего США) десятилетиями разрушали хрупкий баланс в регионе, разыгрывая карту нефтяного обскурантизма против светского авторитаризма и ваххабизма, против иранской державы. С этой точки зрения Западу нужна Москва для достижения решения с учетом интересов всех игроков.

— Во время недавнего саммита двадцатки в Брисбене все СМИ и политики в один голос пытались подчеркнуть «изоляцию» Путина на международной арене...

— Такой единогласный подход к настолько сложному вопросу никак не назвать хорошим знаком для французской стратегической и политической мысли. Владимир Путин находится в меньшей изоляции на международной арене, чем Франсуа Олланд на европейской. Все упирается в точку зрения и рассматриваемые масштабы. И в данном случае можно сказать, что западная журналистика стабильно расписывается в собственной близорукости.

— На последнем саммите АТЭС Москва и Пекин, в свою очередь, старательно демонстрировали сближение «изолированных» государств на международной арене. Жизнеспособно ли это движение, и можно ли рассматривать его как признак серьезных перемен на мировом уровне?

— Безусловно. Но переоценивать это сближение тоже не стоит. Пекин и Москва не доверяют друг другу. Как бы то ни было, по этому и другим вопросам (космическая политика, энергетика, защита принципа невмешательства в международные дела) Россию и Китай подталкивает друг к другу морализаторский и односторонний подход Запада.

— Многие обозреватели считают, что цель Путина заключается в воссоздании советской империи. Кроме того, нередко можно услышать о существующих в России «рефлексах холодной войны». Как вы относитесь к разговорам о призраке новой холодной войны?

— На основании этого я могу сделать вывод, что часы некоторых экспертов встали еще в 1984 году, и что их восприятие дипломатии соответствует существовавшему при Рональде Рейгане. Громкие заявления Джона Маккейна представляют собой типичное проявление этого временного тупика: «Нам нужно нравственно и интеллектуально перевооружиться, чтобы тьма путинского мира не опустилась на все человечество». Реакция России на Украине, безусловно, была очень жесткой, однако все нужно поставить в подходящий контекст, так как кризису предшествовали элементы иной природы: глубокая коррумпированность как антироссийской, так и пророссийской украинской элиты, безостановочное расширение НАТО вплоть до границ России за последние 20 лет, несмотря на протянутую руку дружбы, атавистическое недоверие прибалтов и поляков к Москве (от него удалось бы избавиться разве что только после вступления России в НАТО, да и то не факт), тенденция американцев играть на разногласиях европейцев. Франция и Германия, которым как никому другому было бы выгодно умиротворение отношений с Россией, первыми пострадают от разворачивающегося на наших глазах ремейка Джоне Ле Карре.

— Что вы думаете насчет отсутствия у Европы собственного стратегического мышления, ее слепом равнении на Вашингтон?

— Я искренне верю, что у слов есть смысл. У Европы нет своего стратегического самосознания. Мы лишь оказываем точечную тактическую поддержку в операциях американских стратегов, которые заинтересованы в том, чтобы Европа играла вторые роли в международных отношениях. Такое длительное шефство над впавшими в спячку союзниками позволяет Вашингтону скрыть собственный недостаток авторитета на мировом уровне. В целом «западные» демократии рассматривают ситуацию в краткосрочной перспективе эмоционального порыва, а не долгосрочной стратегической перспективе. Если бы все было иначе, наши решения по украинскому, иракскому, сирийскому, ливийскому и иранскому вопросам приняли бы совсем другой оборот: меньше криков, больше реализма. Для формирования стратегии требуется наличие политического сознания. Однако у Европы в ее совокупности его, к сожалению, нет. У Франции же сохранилась высокопрофессиональная армия (несмотря на постоянные сокращения бюджета), что доказали ее эффективные действия в Кот-д’ивуар в 2002 году и в Мали в 2013 году. Этими операциями она подтвердила, что у нее еще может быть стратегия. Руководствоваться сегодня нужно как раз такими размеренными и обдуманными действиями.