Российский президент Владимир Путин во внешней политике действует по советской модели времен холодной войны, однако его идеи об имперском величии и евразийском «особом пути» России зиждутся на реакционно-консервативном мышлении былых противников большевизма. В частности, Путин считается горячим поклонником Ивана Ильина.
Среди разрушительных последствий Первой мировой войны главным, несомненно, является большевистская революция 1917 года. За поражением и крахом Российской империи последовали кровавая гражданская война, в которой большевики («красные») одержали победу над своими противниками («белыми»). Большевики обещали мир, равенство и справедливость, а «белые» боролись за восстановление старого порядка. После четырех лет, проведенных в окопах, крестьяне и солдаты уже не могли сказать ничего хорошего о «старом режиме». К тому же коммунистам удалось добиться объединения значительной части Российской империи в рамках Советского Союза. Многонациональная досовременная империя стала родиной мировой революции и социализма.
Культура поражения
Потерпевшие поражение сторонники старой России — оппозиционеры и интеллигенция различных политических взглядов (от правых до левых) — бежали за границу. В послевоенной Европе консервативные эмигранты, мечтавшие об освобождении «святой Руси» от большевистского ига, поддались влиянию фашистских и геополитических идей того времени. Иные патриоты ожидали от правой диктатуры возрождения их родины и размышляли об «особом пути» России.
Среди «мыслителей в изгнании» наиболее воинственно по отношению к большевикам был настроен философ Иван Ильин (1883-1954). В фашизме он усматривал здоровую реакцию на «левый тоталитаризм» и приветствовал в 1933 году приход Гитлера к власти в роли защитника Европы от большевистского варварства. Даже после победы Советского Союза во Второй мировой войне, когда империя Сталина находилась в зените славы и могущества, Ильин верил в ее неизбежное крушение. Однако в то же время он уже успел убедиться в том, что фашизм в своем стремлении к тотальному господству «перегнул палку». Россию будущего философ желал видеть неким подобием авторитарной диктатуры в стиле Франко или Салазара. Но в то же время Ильин возмущался по поводу поддержки национальных движений за независимость в странах, находившихся под влиянием Москвы, со стороны союзников СССР в годы Второй мировой войне. Ведь они, по его словам, способствуют ослаблению советской империи, на место которой однажды должна прийти «единая и неделимая Россия», которая будет играть ведущую роль. «Исторический час пробьет», потому что русский народ восстанет из своего мнимого гроба и заявит о своих правах«, — писал в 1950 году русский эмигрант Ильин, находившийся в Швейцарии.
Другие эмигранты также мечтали о возрождении российской империи. В 1920-х годах группа философов и историков основала движение под названием «евразийство». Его участники высоко ценили обусловленные географическим положением особенности России, под влиянием которых национальный характер русского народа за минувшие столетия приобрел свои неповторимые черты, и считали его (русский характер) антропологической константой. Россия, по их убеждению, не является ни Европой, ни Азией, а совершенно самостоятельной «страной-континентом», находящейся в большей степени под влиянием Азии. Население России возникло на основе смешения славянских племен и монгольских кочевников. Поэтому романо-германская Европа ни в коей мере не подходит России в качестве образца для подражания, а в значительно большей степени таит в себе угрозу для русской культуры. Демократические и социалистические идеи занесены в Россию искусственно — либерализм и парламентаризм являются чуждыми для ее жителей. Посему подходящей формой государственного управления для нее является идеократия, при которой избранный народом руководящий класс придерживается одного мировоззрения. В будущей России место марксизма должна занять православная вера.
Либеральный политик Павел Милюков презрительно называл представления «евразийцев» Азиопой, издеваясь над их анти-европейскими воззрениями. Как остроумно заметил философ Николай Бердяев, «евразийство» является в меньшей степени интеллектуальной, нежели «эмоциональной реакцией национальных и религиозных инстинктов на катастрофу Октябрьской революции».
Некоторых эмигрантов тоска по родине заставила вернуться в Советский Союз, где они, однако, вскоре стали жертвами репрессий и «большого террора». Сталин не нуждался в советниках по вопросам идеократии, потому что со своей империалистической идеологией советского патриотизма сам был «практикующим» «евразийцем». В «веймарской» Европе русские эмигранты были чужаками не только по факту эмиграции, но и остались ими и в роли мыслителей. В СССР их книги попадали под замок в «Спецхран». Лишь небольшой горстке «избранных» — приближенных к партии — ученых-гуманитариев было дозволено читать эти книги, доставленные в Москву из Берлина или Праги, с тем чтобы они оказались «подкованы» для дальнейшей идеологической борьбы против классового врага.
Возрождение на государственном уровне
Но эти времена давно остались в прошлом. Останки Ивана Ильина в 2005 году были перевезены из Швейцарии в Москву и перезахоронены на территории Донского монастыря. Труды мрачных учителей «евразийцев» заполняют стеллажи в книжных магазинах, их изучают ученые. Больше того: эмигранты, придерживающиеся их идеологии евразийского культурного пространства, добрались до самого верха политической власти. Так, к примеру, российский президент Владимир Путин признался, что является горячим поклонником идей Ивана Ильина. Он рекомендовал чиновникам изучать его труды подобно тому, как раньше изучались труды Ленина. Представлениями о «русском мире», типичными для иных обитателей Праги или Берлина в 1920-х и 1930-х годах, нынче российские власти подкрепляют свои геополитические амбиции.
В своих речах, например, в телеобращении к народу 17 апреля 2014 года (уже после присоединения Крыма к России) Путин говорит, что русский народ является некой смесью «различных этносов, народов и наций», что у России есть свои, особенные ценности, которые отличаются от западных. «Конечно, мы менее прагматичны, чем представители других народов, но в этом выражается и величие нашей страны». У русского народа, по словам Путина, более высокое моральное предназначение, которое еще со времен Достоевского считается частью националистического стереотипа. Русский, в отличие от европейца, обращен «наружу», открыт для мира, он не жаждет денег и готов отдать жизнь за Родину. «Вот в этом и есть глубокие корни нашего патриотизма. Вот отсюда и массовый героизм во время военных конфликтов и войн и даже самопожертвование в мирное время. Отсюда чувство локтя, наши семейные ценности».
Поэтому нет ничего удивительного в том, что крушение советской империи создало массово-психологический фон, на котором интеллектуальное наследие настроенных против Запада эмигрантов (таких, как великодержавный шовинист Иван Ильин) и «евразийцев» в итоге оказалось возведено в ранг государственной идеологии. Владимир Путин теперь восхваляет победы русских полководцев в годы Первой мировой войны и обвиняет большевиков (которые, как известно, выступали за поражение своей страны) в предательстве национальных интересов. Теперь же мечтатели-изгнанники посмертно являют собой доказательство высокого морального предназначения русского народа и его готовности умереть во имя Отечества в украинских степях. Через сто лет после Октябрьской революции «белые», наконец, победили.
