Колония чернокожих, запертая в белом шкафу

Расовые меньшинства, считающие Африку своей второй родиной, начинают делать шаги к новому сближению с Португалией и Западом, своими старинными колониальными предками, во многом по причине нарастающей агрессии со стороны чернокожего большинства.

В моей крови смешались три расы. Ныне являясь иммигрантом в бывшей метрополии, мне также довелось учиться быть черным. Среди моих соотечественников уже долгое время держится традиция судить о мулатах в рамках унизительных стереотипов («мулат – ребенок за гроши», оскорбление, в мягкой форме намекающее на ту незначительную сумму, что белые обыкновенно платили чернокожим проституткам на городских окраинах времен колониализма; или «у мулата нет родины», «если мулат, то либо механик, либо вор»), в то время как Барак Обама остается для них источником гордости для чернокожих – явный симптом все более сложного и тесного взаимодействия мировых процессов, которые, как нити, переплетены между собой.

Побывав на месте ущемленного, могу сказать, что стереотипы (ограничусь расовыми и этническими) не обязательно являются результатом лжи, ошибок или нелепостей. Напротив, они могут быть правдивыми в своей основе и даже жизненно необходимыми для того, чтобы простые смертные могли упрощать нескончаемые и всегда столь усложненные сведения о феномене «другого». В виду своего примитивного характера стереотипы требуют «терапевтического» вмешательства, которое должно оказаться важным как для самих творцов  шаблонов, так и для их адресатов, если, конечно, оно не будет связано с радикализмом и насилием. Небесполезно и то, что объекты стереотипов, находясь под давлением чужого мнения, сами ощущают необходимость меняться.

Радикализация понятия «стереотип» вплоть до когнитивного дефицита, содержит в себе долю неуважения по отношению к среднестатистическому интеллекту. И потому у моих соотечественников есть свои резоны.

Однако истинный корень зла скрывается в слове «расизм», уже давно изжившем себя. Оно автоматически преобразует одних в вечно виноватых среди прочих, ничем не запятнанных. Парадокс состоит в том, что социальные затраты со стороны белых обществ оказываются тем более внушительными, чем более меньшинства ищут защиты под колпаком антирасизма. Настало время разорвать этот порочный круг.

Западные общества стали историческим источником данной проблемы вследствие того, что именно ими был осуществлен исполненный искренности и морали крестовый поход против рабства, как объясняет это Динеш де Соуза. Вопреки и по причине собственных злоупотреблений в прошлом, на протяжении последнего полувека именно усилиями представителей западного мира были достигнуты убедительные результаты в борьбе с самыми разнообразными формами дискриминации. И мы не видим признаков того, чтобы эта тенденция изменила свое направление вспять. Для тех, кто выступает с критикой, опыт продолжительного пребывания в качестве меньшинства (расового, религиозного, сексуального) в преимущественно чернокожих или исламских современных обществах мог бы иметь терапевтический эффект.

Уже благодаря этому, западные общества заслуживают большего уважения. Уважения со стороны расовых и этнических меньшинств. Собственное достоинство неотделимо от достоинства, которое мы признаем за другими, и только в этом случае критика может считаться законной. К сожалению, понимание этого почти полностью отсутствует.

Приведу в качестве примера одну из сфер массового воздействия. Самые обыкновенные школы на городских окраинах Лиссабона, Сетубала или Порту чего только не предпринимали для интеграции и помощи меньшинствам. На институциональном уровне для них более не существует препятствий. Последние, однако, нередко заключаются в весьма скупом отклике тех, кто, будучи исполнен гордыней в своем положении жертвы, оказывается не способен оценить подлинные усилия других в борьбе за человеческое достоинство. Вот уже на протяжении нескольких поколений западные общества всеми силами стараются не пренебрегать ничьими личными правами и свободами. Редкое геройство.

Помимо самих меньшинств, часть ответственности ложится и на тех представителей западного общества, которые в прошлом особенно ратовали за устранение всяческих проявлений несправедливости на расовой почве. В том их несомненная заслуга. Однако методы разрешения сложных вопросов, которые казались пригодными полвека назад, на сегодняшний день превратились в источники новой проблемы.
 
Если для богатых цвет кожи уже не является препятствием, то для того, чтобы добиться некоторого общественного признания на уровне выше элементарного, чернокожий почти неизбежно сталкивается с необходимостью отделять себя от «культуры белых», «колониализма», империализма, капитализма и вечного угнетения народов зловещим Западом. Таким образом, среда вынуждает чернокожего завоевывать общественный статус всегда в незримом присутствии руки, которая готова по малейшему поводу триумфально указать пальцем на вечных белых расистов.

На практике либо чернокожий причисляет себя к левым, отдавая соответствующую дань исторической традиции, либо не имеет никакого общественного влияния, чему отчасти способствует и апатичная позиция правых. Быть левым, наряду с хип-хопом, кудуру и прочими своеобразными проявлениями, включая выступления против системы, есть не более чем новая версия вольной грамоты.

В том идеологическом котле, в котором мы прозябаем, оказывается сложно осознать, насколько решающим для утверждения этнических и расовых групп в обществах, которым современный мир приписывает гетерогенность, является напряжение, возникающее внутри и между этими самыми группами на почве культуры и идентичности. Однако публичная демонстрация и пропаганда этих внутренних конфликтов для чернокожих (и цыган) находится почти полностью под запретом. В этом и состоит один из парадоксов Запада: прославлять чернокожего определенного типа. Другой, не укладывающийся в эти рамки, может быть замеченным, лишь оказавшись в роли паршивой овцы, которая менее двусмысленно принимает и разделяет цивилизационные ценности, наследующие славные многовековые философские и христианские традиции Запада.

Почти невозможно представить себе, чтобы Кондолизе Райс – женщине, чернокожей, республиканке, консерватору из «правых» – позволили подняться на ту ступень влияния, на которой находится Барак Обама – мужчина, чернокожий, демократ, прогрессист из «левых». Каждый из них, как любой другой, имеет свое субъективно справедливое понимание исторического пути собственной расовой принадлежности, которую умеет принимать как должное. Дело в том, что идеологический и интеллектуальный «мейнстрим» белых, как и Рим, предателям не платит. Таким образом, для меньшинств, которые стремятся утвердиться внутри меньшинств, оказываются практически закрыты все выходы для обретения общественного влияния.

В Португалии сдержанно и несколько запоздало готовится полет Антониу Кошта, и никто не склонен замечать, что Пассуш Куэлью женат на сами знаете ком.

И потому я возлагаю надежды на символическое отцеубийство с последующими за ним угрызениями совести и раскаянием, которые, в свою очередь, совершат возврат к убитому отцу уже в форме культа, оставляя осиротевших детей жить в двусмысленном, конфликтном и именно поэтому плодотворном взаимодействии со своим родом. Не вижу иного пути, по которому расовые и этнические меньшинства могли бы вступить в пору зрелости своей идентичности.

Если мы взглянем теперь на противоположный полюс, станет ясно, что белые или смешанные меньшинства, которые в Африке присоединились к национально-освободительным движениям (таким как ФРЕЛИМО или МПЛА) и к обретшим независимость африканским народам, в свою очередь разорвали отношения со своим белым колониальным отцом. К этим меньшинствам принадлежали те, кто в Африке наиболее активно преследовал белых португальских «колонизаторов» в пору борьбы за национальную независимость, и эта диаспора первоначально явилась источником антипортугальских настроений, которые живы до сих пор в Анголе и Мозамбике. Кроме того, сами колонисты ратовали скорее за колонии, чем за метрополию, что объясняет их беспомощность в дни деколонизации.

По истечении полувека расовые меньшинства, которые явно считали Африку своей родиной, начинают делать шаги к новому сближению с Португалией и Западом, а именно со своими старинными колониальными предками, чему во многом способствует нарастающая агрессия со стороны чернокожего большинства. Нет сомнения в том, что внутренний конфликт обширного белого и смешанного сообщества с течением времени будет разрешен. Но период разрыва оказался решающим для того, чтобы в настоящем и в будущем могло осуществиться зрелое переосмысление отношений, основанных на взаимном уважении, между теми, кто, несмотря на разбросанность по миру и принадлежность к разным национальностям, имеет общее родство, о котором напоминает цвет кожи (и язык), будь то меньшинство в Африке или большинство в Европе.

Университетская цензура, прародительница политкорректности, никогда не допускала подобного процесса в белых западных обществах. Привлекает внимание отсутствие в диаспорах чернокожих интеллектуальных и культурных движений за национальную идентичность, которые бы открыто порывали с Африкой и африканцами. А ведь поводов было хоть отбавляй, особенно со времен обретения независимости. Негритянская поп-музыка сполна выявляет заготовленный для них шаблон. Так, как будто этим людям чужды сомнения, противоречия, двойственность и разлад с самими собой.

Невозможность внутреннего раскола в идентичности чернокожих, где бы представители ее ни находились, а именно символическое отцеубийство, никогда не предпринимавшееся диаспорами, затормаживает эффективную интеграцию в белых обществах, в то же время вызывая жестокие последствия в постколониальной Африке. Эти общества, как и другие, для своего переосмысления нуждаются в резкой критике своих повседневных привычек и недостатков, того, что оказывается дисфункцией в их африканском организме. Дело в том, что не каждый обладает должным авторитетом для осуществления подобной критики. Хочется нам того или нет, история сделала цвет кожи решающим отличием. Проблема заключается в радикальной нехватке критики в отношении диаспор чернокожих, надежно запертых в белом шкафу.

Если Европа постоянно находится в процессе собственного переосмысления, то происходит это вследствие принятия критики, зачастую безжалостной, направленной против злоупотреблений и пороков самих европейцев или их потомков, создавших диаспоры. Это позиция, зародившаяся в пору провозглашения независимости США в XVIII веке. Антониу Виейра, Маркиз де Помбал или Эса ди Кейрош среди многих других вносят свою лепту в эту вековую традицию, которую смешивают с нормой формирования идентичности.

Бесспорно, в случае белых сообществ миграция носила добровольный характер, тогда как диаспора чернокожих имеет в основе своего происхождения насилие и рабство. Но не менее бесспорен тот факт, что, с одной стороны, драматично дважды оказаться жертвой истории (как в прошлом, так и в настоящем, из-за неспособности изгнать духов), и, с другой стороны, представляется неизбежной для формирования коллективной идентичности символическая смерть отца рода. Невозможно вырасти, не перерезая пуповины. И это не связано с цветом кожи. Это – часть человеческого существования. Почитайте Фрейда.