Лондон — В своей классической комедии «Тартюф, или Обманщик» Мольер показывает нам, что если позволить гордости, а не разуму, диктовать наши действия, все неизбежно заканчивается плохо. Президент Франции Франсуа Олланд, похоже, является современным случаем болезни Тартюфа, поскольку он уже несколько раз давал политические обещания, которые не мог сдержать, отчасти из-за факторов, находящихся за пределами его контроля, а именно — Европейский валютный союз (ЕВС) — но в основном потому, что ему не хватало решимости.
Для Франции последствия неудач Олланда будут гораздо драматичнее его политического краха. Действительно, страна может столкнуться с катастрофой, поскольку действия Олланда несут с собой угрозу втянуть экономику в устойчивую стагнацию и вынудить все более рассерженную французскую общественность избрать в качестве его преемника Марин Ле Пен от ультраправой партии «Национальный фронт».
Экономическая политика Франции на данный момент является несостоятельной, а это означает, что обе основные детерминанты этой политики ‑ ЕВС и подход Олланда ‑ должны радикально измениться. Но судя по всему, этого не происходит.
Ранее в этом месяце опрос общественного мнения показал, что рейтинг поддержки Олланда упал до 12% ‑ это худший результат среди всех французских президентов во всей истории современных опросов — и это с ужасающих 27%, которые были зафиксированы месяцем ранее. В этот же день Олланд дал длинное телевизионное интервью, в котором он объединил признание неудач с новыми обещаниями.
Рассмотрим безработицу, которая в сентябре составила 10,5% по сравнению 5% в Германии. В интервью Олланд признал, что, несмотря на свое обещание, обращения негативной тенденции в сфере занятости в этом году «не случилось». (Он забыл упомянуть, что ставил те же цели и в прошлом году.)
Проблема безработицы во Франции является жертвой левиафана трудового законодательства (трудовой кодекс занимает 3648 страниц) и, в первую очередь, сокрушительной налоговой нагрузки на труд. Главное новое обещание Олланда — не вводить каких-либо новых налогов, начиная со следующего года, может быть неявным признанием этого факта.
Однако в то же время предстоит увеличение акцизов на дизельное топливо и 20% надбавка на налоги на имущество для незанятого вторичного жилья в густонаселенных районах. Поскольку эти повышения налогов, вероятно, будут утверждены до конца года, они должны стать последними — это, разумеется, если Олланд выполнит свое обещание.
Учитывая послужной список Олланда — налоговая нагрузка в течение последних двух лет выросла на 40 миллиардов евро (50 миллиардов долларов) — это кажется маловероятным. Действительно, собственные чиновники Олланда уже дают задний ход, учитывая, что министр бюджета Кристиан Эккерт заявил, что дополнительные повышения налогов нельзя исключить, сказав: «Вы не можете высечь в камне ситуацию, которая зависит от международного контекста, который мы не контролируем».
Разумеется, международным контекстом является ЕВС, который устанавливает значительные внешние ограничения на французскую политику. Но даже без этих ограничений поддержание своих возможностей открытыми для фискальных политиков является всего лишь разумным шагом.
В любом случае создатели евро ошибались, ожидая, что единая валюта будет способствовать политическому и экономическому сближению между членами валютного союза. Исключив возможность регулировки обменных курсов для борьбы с различиями в конкурентоспособности стран, евро заставил менее конкурентоспособные страны проводить болезненную и медленную «внутреннюю девальвацию» («угнетение» реальной заработной платы). Это привело к снижению спроса и цен, в результате чего различия между экономическими показателями стран-членов еврозоны стали усугубляться. Франция в настоящее время имеет дефицит текущего счета в 2% от ВВП в сравнении с 8% профицитом в Германии.
Дефляционное влияние внутренней девальвации усугубляется правилом, закрепленным в плане 2012 года «фискальной оптимизации», согласно которому страны еврозоны несут полную ответственность за свои долги и, следовательно, должны принимать строгую бюджетную дисциплину. Но при неуклонно сжимающемся спросе даже «угнетенные» заработные платы не могут сгенерировать достаточную занятость.
Как сейчас утверждают многие сторонники евро, единственным решением является полный политический союз, который позволит финансовые трансферы из более конкурентоспособных стран еврозоны для их более слабых коллег. Однако южная Италия, которая не использовала бюджетные трансферты с Севера, от которых она долгое время зависела, для трансформации своей экономики или повышения производительности труда, показывает, насколько ничтожное влияние может иметь такой подход. Идея о том, что финансовый союз еврозоны мог бы улучшить положение, является опасной фантазией.
Еще один потенциальный подход предполагает поддержку структурных реформ по повышению производительности со стороны сильных экономик еврозоны, особенно от Германии, в менее конкурентоспособных странах, таких как Франция и Италия. Вероятно, именно это подразумевала канцлер Германии Ангела Меркель в частных дискуссиях на заседании Европейского Совета в декабре прошлого года, где она якобы сказала, что, хотя Германия «не может позволить себе трансферы для всей Европы», она может «помочь оплатить счета врачей». Однако, рано или поздно, слабые экономики, вероятно, откажутся от подобных реформ, восстанавливая свой валютный суверенитет, что является необходимым (хотя и далеко не достаточным), средством предотвращения экономического и социального срыва.
В то же время Олланд будет продолжать следовать курсом Тартюфа. Запертые в единой валюте, основные французские политики бессильны принять реальные меры, что делает их обещания ничего не стоящими. В результате, Франция может ожидать народный протест, а также дальнейшее увеличение поддержки более радикальных партий — прежде всего, Национального фронта Ле Пен.