На следующей неделе я собираюсь в Москву. Московский государственный институт международных отношений пригласил меня выступить на тему стратегического анализа, что мы у себя в Stratfor называем стратегическим прогнозированием. Поездка в Москву заставит меня задуматься при любых обстоятельствах. Я — продукт холодной войны, и для меня Москва является в какой-то степени вражеским городом. Для моего отца таким городом был Берлин. Для моей дочери — Эль-Фаллуджа. В каждой войне есть враг и город, олицетворяющий этого врага. Я потратил слишком много времени в своей жизни, размышляя о Москве, и теперь не могу избавиться от глубоко въевшегося в меня ощущения, что это город мрака и заговоров.
У моих детей нет такого отношения к Москве, да и у меня оно постепенно ослабевает, как память об ушедшей любви. Оно есть, но его нет. Конечно же, мы не стоим на пороге ядерной войны и не думаем, что советские дивизии вот-вот хлынут в Западную Германию. Но меня заинтересовало вот что. Люди, которым я рассказал о своей поездке — а они знают, что я постоянно совершаю такие поездки и обсуждаю такие вопросы — обеспокоились моей безопасностью. Кто-то спросил, не боюсь ли я ареста и не опасаюсь ли за свою жизнь. Директор Stratfor по безопасности даже отнял полчаса моего времени, напоминая мне о возможных угрозах. Мы оба в таком возрасте, что эта беседа нам страшно понравилась.
События на Украине не являются для нас неожиданностью, и наши читатели знают, что мы внимательно их освещаем. Но расстояние между «тогда» и «сейчас» так же важно, как и сам конфликт. Должно быть чувство меры. Если бы меня попросили назвать главное отличие, я бы сказал так: в Советском Союзе до 1980 года была всеохватывающая идеология. Со временем люди разочаровались в ней и стали проявлять цинизм, но долгое время в нее верили, и ее боялись. О сегодняшней России можно сказать многое, но она больше не идеологическая страна. Она националистическая (другие страны мы в таком случае называем патриотическими), она — олигархия, она коррумпирована, она авторитарна. Но в этой стране нет глубоких убеждений, по крайней мере, нет единого убеждения. Советский Союз когда-то считал себя авангардом всего человечества. Это придавало ему силы, это также обескураживало и пугало. У России больше нет таких претензий. Это просто другая страна. Она больше не претендует на какие-то звания.
Для конфликта существуют и другие причины, а не только идеология. Соединенные Штаты заинтересованы в том, чтобы предотвратить появление нового европейского гегемона. Русские должны сохранять буферные зоны, лишившие сил Наполеона и Гитлера. Это не пустяковые интересы, и очень трудно себе представить, как их можно соблюсти для обеих стран. Таким образом, налицо расхождение интересов между США и Россией, усугубляемое многочисленными странами с европейского полуострова. Такое расхождение было неизбежно. Когда ослабевали европейцы, по сравнению с ними усиливалась Россия. Когда Украина сменила ориентацию с России на Запад, России пришлось на это отреагировать. Когда отреагировала Россия, реагировать пришлось и США. Каждая сторона может изображать другую в качестве чудовища, но ни та, ни другая чудовищами не являются. Просто каждый ведет себя в соответствии со складывающимися обстоятельствами.
В этом весь смысл стратегического прогнозирования и анализа. Он зависит не от скрытых тайн, а от обезличенных сил. Он зависит от скрытых вещей, которые лежат на поверхности. Пример тому — сегодняшний спор из-за Украины. Русские заинтересованы в судьбе Украины, справедливо это или нет по отношению к Украине. Так же и американцы. Несколько лет назад я писал об этом кризисе, что он зависит не от политики, а от обезличенных сил, которые определяют национальный интерес. Роберт Каплан (Robert D. Kaplan) писал о реалистичных взглядах внешней политики. Я не соглашусь с ним в этом плане: для меня реализм — не политика. Это позиция, с которой можно наблюдать за разворачивающимися событиями. Субъективные мнения политических руководителей мало что значат. Они находятся в западне событий. Что бы ни хотел сделать на Ближнем Востоке американский президент Барак Обама, предсказуемые в конечном счете события завели его в эту западню вопреки его воле. Интересно посмотреть, как он будет сопротивляться действительности, в которой очутился. Шансов мало.
Именно поэтому я отправляюсь в Москву. Я хочу побеседовать с русскими, которые смотрят на мир примерно моими глазами, и сравнить наши представления и оценки. Мы будем смотреть на одни и те же реалии, пользуясь, как мне кажется, аналогичными методами. И мы увидим, в чем расходятся наши взгляды. Это не игра в секреты. На таком уровне не имеет особого значения то, чего хочет Обама, или что думает российский президент Владимир Путин. Речь идет о силах, которые выше и больше личности. Я скажу им следующее, и будет интересно услышать, что они скажут мне.
Характер стратегического прогнозирования
Стратегическое прогнозирование — тот класс информации, который наиболее чужд разведслужбам: это события, которые невозможно понять через источники, которые их участники не предвидят и не ожидают. Кроме того, это не позволяет принимающим решения лицам понять, произойдут ли такие события, но это дает им возможность подготовиться к более масштабным сдвигам. Для большинства политических руководителей более привлекательны безотлагательные вопросы, которые поддаются контролю; а вот стратегические вопросы, в которых в итоге можно ошибиться, требуют колоссальных усилий и имеют политические последствия. Карьере разведчика не способствует широкое и долговременное мышление, даже если оно абсолютно правильное. Из-за частых и резких изменений в истории, которые опровергают общепринятую точку зрения, многие стратегические прогнозы кажутся нелепыми тем, кто потребляет разведывательную информацию. В связи с этим стратегическое прогнозирование — такая форма разведки, которой лучше заниматься вне рамок государства и государственных разведслужб.
Информация стратегического характера строится не на источниках, а на моделях. Конечно, нельзя сказать, что стратегическая разведка не зависит от входящего потока информации; но информация того уровня, которая ей необходима, это необязательно та информация, которую трудно и опасно добывать (хотя в некоторых случаях так оно и есть). Она также не состоит из мощных массивов данных. Главный принцип стратегической разведки состоит в том, что надо безжалостно выбросить в корзину ту собранную информацию, которая не является критической, чтобы верно определить центр тяжести событий. Легкий намек может порой привлечь внимание к серьезным процессам, особенно в военных делах. Но чтобы отыскать такой намек, требуется масса времени и усилий, а вот для понимания значения всего этого времени просто не остается. Каверза в том, чтобы увидеть это, а еще большая трудность в том, чтобы поверить в это.
У нас в Stratfor ходит такая поговорка: будь глуп. Под этим мы подразумеваем то, что излишняя сложность мешает видеть находящееся у тебя прямо перед глазами. Секрет, добытый огромными усилиями, не всегда ценнее фактов, которые все знают, но не могут понять. Чрезмерная мудреность и любовь к тайнам скрывает происходящие стратегические процессы. Например, раскол в Евросоюзе, имеющий сегодня чрезвычайное значение, объясняется тем, что экспорт Германии составляет 50% ее ВВП. Это факт, известный каждому, но мало кто понимает его смысл и последствия, хотя они колоссальны. Люди утонченные и хитроумные имеют дело с таким уровнем абстракции, который выходит далеко за рамки этого простого факта. Правда же лежит у всех на виду.
У такой модели есть две основы. Первая состоит в том, что между экономическими, политическими, военными и техническими вопросами нет различия. Так удобно создавать разные департаменты и отделы; но в действительности это просто иное и взаимосвязанное измерение национального государства, относящееся к социально-политической деятельности. Важность тех или иных вопросов может меняться время от времени и от места к месту, но они всегда присутствуют и всегда взаимодействуют между собой. Стратегическая разведка должна смотреть на вещи в комплексе.
Во-вторых, ответственные за принятие решений люди попадают в западню матрицы сил, которая сломит их, если они не приспособятся. Успешные решения принимает тот, кто понимает обстоятельства, в которых оказался. Они творят историю, но не так, как об этом говорил Карл Маркс — не случайно. На первый взгляд, здесь есть связь с марксистским образом мышления. Но на самом деле, эту идею придумал не Маркс. Ему предшествовал Адам Смит со своей концепцией невидимой руки, в соответствии с которой люди преследуют личные интересы и в процессе такой деятельности непреднамеренно увеличивают благосостояние своих стран. Сам Смит многим обязан Макиавелли, который утверждал, что государь не может оторвать глаз от войны, и должен сосредоточивать внимание на вещах, которые он вынужден делать в силу обстоятельств. Достоинства государя базируются на неумолимом исполнении того, что он должен исполнять, а не на мечтах о власти, которой у него нет. Схожесть взглядов стратегического прогнозирования и марксизма заключается только в том, что для них основой политической жизни является необходимость.
Необходимость предсказуема, особенно если имеешь дело с рациональными актерами. А успешные политики исключительно рациональны в том пространстве, которое они занимают. Действия, которые необходимы, чтобы поднять и повести за собой миллион людей, не говоря уже о сотнях миллионов, требуют огромной самодисциплины и острого инстинкта. Восхождение такого рода даже начать могут очень немногие, а уж до вершин добираются только самые дисциплинированные. В журналистской и научной среде модно относиться к политикам с презрением. Но у них нет того уровня знаний и умений, каким обладают политики. Поэтому журналисты по ошибке принимают совершенно иной склад ума и души за неполноценность. Так они удовлетворяют собственную потребность не чувствовать неполноценными самих себя. Но это ни к чему нас не ведет. У Обамы и Путина гораздо больше общего друг с другом, чем с их гражданами. Оба пришли к власти из той среды, из которой не смог выйти наверх почти никто.
Если вы понаблюдаете за игрой шахматных гроссмейстеров, то заметите, что играют они весьма предсказуемо. Каждый из них в полной мере понимает все обстоятельства и знает, что самые очевидные варианты иллюзорны. На каждый ход они отвечают вполне ожидаемым встречным ходом. В редких случаях блестящий игрок находит какой-то вариант действий. Большинство партий заканчивается предсказуемой ничьей. Гроссмейстер в своей игре предсказуем как раз потому, что обладает острой проницательностью и пониманием ситуации. Любитель может сделать что угодно, но любителю никогда не выпадает шанс сыграть с гроссмейстером. То же самое можно сказать о политиках. Действующие беспечно и наобум непредсказуемы, но и живут они недолго. Выживают лишь самые одаренные и дисциплинированные, и они, соответственно, предсказуемы.
Модель стратегической разведки
Задача стратегической разведки состоит в создании такой модели, в которой учитывается широкий круг сдерживающих факторов, лишающих руководителя свободы выбора и оставляющих ему ограниченное число вариантов. В таких условиях руководитель должен определить самые важные и неотложные задачи, которые ему необходимо решить, если он хочет выжить как лидер и обеспечить безопасность своей стране. Самый очевидный сдерживающий фактор и императив — это география. Географическое положение Германии, находящейся на Среднеевропейской равнине, а также ее возможности по эффективному производству и доминированию на рынках к востоку и юго-востоку порождают настоятельную задачу по налаживанию и развитию экспорта, и по поддержанию политического господства на этих рынках. Такая ситуация существует с момента объединения Германии в 1871 году. В то же время, это очень незащищенная страна, если принимать во внимание ее географическое положение и отсутствие природных барьеров. Она должна удерживать свои экспортные рынки и в то же время обеспечивать собственную физическую безопасность политическими или военными средствами. Такая упрощенная модель позволяет нам спрогнозировать множество вещей независимо от того, кто в стране канцлер. Во-первых, чтобы не допустить внутреннего краха, Германия будет экспортировать невзирая на обстоятельства. Во-вторых, Берлин будет создавать для этого благоприятную политическую среду. В-третьих, он будет избегать военной конфронтации. В-четвертых, в чрезвычайных обстоятельствах он должен сам инициировать конфликт, не дожидаясь, когда это сделают его враги.
Я представил такую модель только в качестве иллюстрации, чтобы были понятны изложенные мною идеи. Начинается она с внутриполитических ограничивающих факторов, воздействующих на руководителя Германии. Далее эта модель приводит нас к единственному результативному решению проблемы: экспорту. Затем мы переходим к другим проблемам, порождаемым время от времени немецкими успехами. Канцлер Германии Ангела Меркель должна поддерживать экспорт, потому что иначе она столкнется с проблемой безработицы и с политической оппозицией. Часть своего экспорта Германия должна направлять в Европейский Союз. Поэтому она сформировала Евросоюз таким образом, чтобы это способствовало ее торговле. Одновременно одна должна отстаивать свой национальный суверенитет, не создавая стратегических угроз никому. Других вариантов, таких как сокращение экспорта, позволение ЕС действовать по иным правилам или перемещение Германии со Среднеевропейской равнины, просто нет. Следовательно, она вынуждена проводить вполне определенную, навязанную обстоятельствами политику.
В такой модели участвуют неотложные задачи, которые надо выполнять, сдерживающие факторы, которые определяют характер решений, и руководители, соблюдающие эти условия. Есть в ней и переменные факторы, распространяющиеся на самые разные сферы и взаимодействующие с аналогичными моделями в других странах. Для управления всем этим можно смоделировать только общие контуры действий, а используемые при этом данные не должны быть чрезмерно фрагментарными, иначе они просто захлестнут аналитика и закроют от него главное, заключающееся в понимании возникающих закономерностей общего характера. Если не будет готовой модели, которая управляет отбором и потоком данных, система рухнет под весом информации, поставляемой наобум. Важно иметь в виду, что не предпринимается никаких попыток создать психологическую модель лица, принимающего решения. Дело здесь не только в том, что ее невозможно создать, но и в том, что психология власти и влиятельные лидеры делают такие модели в большей мере одинаковыми, чем разными. Психология власти в целом приносит больше пользы, чем психология отдельных личностей. В стратегическом прогнозировании есть два ключевых момента. Во-первых, надо ставить в центр внимания не индивидуума, а общество, нацию и государство. Во-вторых, не следует путать субъективное намерение отдельного лидера и результат.
Моим хозяевам должна понравиться эта тема, ибо в ней присутствуют элементы марксизма. Но есть два отличия. Я фокусирую внимание не на классе, а на государстве, и я считаю это постоянным и неизменным человеческим состоянием, которое не эволюционирует в сторону некоего «нового человечества». На самом деле, я обязан большим невидимой руке Адама Смита и макиавеллиевскому описанию дилеммы государя, который сохраняет влияние лишь до тех пор, пока реализует свою власть, как это диктует необходимость. У его власти небогатый выбор.
Мне не терпится увидеть, как русские проводят свой стратегический анализ, и как они смотрят на Украину. Шахматная доска и фигуры на ней у всех на виду. Безусловно, у шпионажа есть свое применение, но не на этом уровне и не в этой партии. Я сообщу о том, что увижу в Москве.
