Не стоит забывать, к какому хаосу привел прошлый нефтяной кризис

В мире наблюдается устойчивое падение цен на нефть в связи с противостоянием Саудовской Аравии и США, которые выкручивают руки странам-производителям из ОПЕК. Снижение цен сулит хорошие краткосрочные перспективы (особый оптимизм в этом плане выразила директор МВФ Кристин Лагард), однако нам стоит побеспокоиться о том, что будет дальше…

В краткосрочной перспективе в странах с высокими ценами на энергоносители будет наблюдаться подъем конкурентоспособности.

В США последствия в целом нейтральны. И могут пойти на руку их экономике.

Как бы то ни было, в долгосрочной перспективе снижение цен может породить дефляцию в еврозоне, нанести серьезный удар по странам-производителям и привести к кардинальным изменениям в геополитике. 

Ряд европейских месторождений на определенный период потеряет рентабельность.

Atlantico: Цены на нефть резко покатились вниз и потеряли около 30% с июня. В настоящий момент речь идет примерно о 70 долларах за баррель. По мнению генерального директора Международного валютного фонда Кристин Лагард, «кто-то выиграет, а кто-то проиграет, но в целом это хорошая новость для мировой экономики». Права ли она?

Филипп Себий-Лопес: Здесь все не так просто. В нынешних условиях глобализованной экономики с относительно невысокими показателями роста снижение нефтяных котировок может дать толчок восстановлению роста в краткосрочной перспективе. И раз цены на нефть увязаны с ценами на газ, его стоимость в ближайшее время тоже будет снижаться, так как подъема котировок черного золота в ближайшее время не предвидится. 

Все это может повысить конкурентоспособность ряда энергоемких отраслей промышленности, особенно в странах с высокой стоимостью производства энергоносителей. В США эффект получается в целом нейтральным: они сохраняют за собой все преимущества (невысокая цена и собственное производство нефти, в том числе сланцевой), пусть даже некоторые проекты не будут запущены из-за слишком низкой маржи (это связано со стоимостью добычи).

Так, например, в Саудовской Аравии стоимость производства очень мала: порядка 5-10 долларов за баррель. И сейчас нынешними объемами добычи она стремится показать США, что сланцевую нефть не так уж и ждут. Именно это вызывает пузырь перепроизводства и обрушение цен на нефть.

В более долгосрочной перспективе все куда неоднозначнее. Ряд государств серьезно пострадают от снижения цен на нефть. В еврозоне с ее низкой инфляцией все это может породить дефляцию. А, как вы помните, цель ЕЦБ как раз заключается в увеличении инфляции для предотвращения дефляции. Иначе говоря, тут все относительно. 

Кристин Лагард же высказалась на этот счет предельно туманно. О чем она вообще говорит? И о ком? На какую перспективу она ориентируется? Лично я совершенно ее не понимаю. В целом, ее слова ничего не говорят. 

— Можно ли провести параллель с нефтяным кризисом 1973 года и обратной реакцией в 1985 году?

— В 1973 году, когда цены выросли с 3 до 18 долларов всего за несколько недель, мировая нефтяная промышленность дошла до предела возможностей: производство было не в состоянии удовлетворить росший феноменальными темпами спрос.

Сыграл свою роль и геополитический фактор. Часть ответственности лежит на американском кризисе. В 1971 году США достигли нефтяного пика. Они все меньше отправляли на экспорт и сами все больше ввозили (тем самым они перетягивали на себя все большую долю мирового рынка). В конечном итоге они вышли из Бреттон-Вудской системы, отказавшись от паритета нефть-доллар. Валюты приобрели плавающий курс и цены на нефть, следовательно, тоже стали меняться.

После войны Судного дня в 1973 году арабские страны-члены ОПЕК приняли решение о резком повышении цены барреля и даже полном эмбарго для ряда государств. Таким образом, США, безусловно, несут ответственность за возникновение кризиса 1973 года…

Обратная ситуация в 1985 году в свою очередь стала результатом действий арабских стран ОПЕК. Они установили систему квот, по которой получалось, что чем больше у той или иной страны резервов, тем больше ее производственные возможности. Ряд государств вроде Саудовской Аравии, Объединенных Арабских Эмиратов, Ирака, Ирана и Кувейта значительно нарастили резервы, хотя для того не было никаких весомых оснований. Они добывали слишком много нефти при низких ценах, в том числе, чтобы скомпенсировать это снижение. Также стоит отметить, что в этот период Саудовская Аравия и США договорились о снижении цен на нефть для подрыва финансовых ресурсов СССР, чье присутствие в Афганистане раздражало обоих партнеров. Тогда речь шла и о продаже оружия, в том числе ракет Stinger. ЦРУ выступало посредником в поставках, а Саудовская Аравия платила по счетам. Все шло к небезызвестному ныне Усаме бин Ладену, который тогда сражался вместе с моджахедами против советских войск. Он был главным получателем оружия. Но когда великие державы используют своих марионеток, им не стоит выпускать ниточки из рук!

Сегодня ситуация складывается совершенно иначе. В 1973 году нефтяной кризис стал косвенным последствием действий США и совпал с таким геополитическим фактором как война Судного дня. В 1985 году толчок всему дали арабские страны на фоне войны Ирана с Ираком. Всем были нужны деньги для финансирования военных кампаний. Затем началась война в Персидском заливе, и поддерживавшие Ирак арабские страны отказались пожертвовать своими квотами ради войны.

— Противостояние США с Саудовской Аравией вокруг цен на нефть играет одним на руку, а для других создает серьезные проблемы… Сможет ли Запад извлечь из этого выгоду для себя в обозримом будущем? И что насчет более отдаленной перспективы?

— США следуют законам рынка. Американский автолюбитель платит за литр бензина примерно 40 евроцентов, а европейский — 1,4 евро. Налоги меняются в зависимости от повышения или снижения цен на нефть. Европе же до этого еще далеко. Поэтому в настоящий момент американцу ситуация выгоднее, причем намного.

Кроме того, сохранение перепроизводства и низких цен позволяет США раскрутить свою экономику, создавать новые рабочие места. Все остальное — вторично, тем более что это выгодно им на международной арене. Долгосрочные перспективы их не беспокоят. Для США внешняя политика как доллар: они делают все, что считают нужным для достижения собственных краткосрочных интересов, не задаваясь вопросом о долгосрочной перспективе и связанных с этим геополитических потрясениях.  

США делают ставку на потенциал ископаемых энергоресурсов на своей территории. Так или иначе, они решили использовать их в переговорах, которые они вынуждены проводить, в том числе в рамках переговоров по климату. Они обладают крупнейшими в мире залежами угля и могут использовать его в качестве топлива, когда пожелают.

Для них главное — задействовать собственные ресурсы, предприятия и рабочую силу, чтобы дать толчок развитию энергетики, выйти из кризиса и сократить безработицу. Их императивы носят главным образом внутренний характер, а геополитика является чем-то совершенно вторичным. Но если последствия их внутренней политики приносят пользу и на международной арене, тем лучше. Из-за производства сланцевой нефти они переполняют рынок, и другим странам приходится за это расплачиваться. Их цель — поднятие конкурентоспособности, которая опирается на работающую на ископаемых ресурсах тяжелую промышленность. Когда их просят сократить объемы выбросов СО2, им нужно лишь заменить уголь на газ и отправить избыток угля на самый выгодный рынок, то есть в Германию. ФРГ слишком резко начала энергетический переходный процесс, и теперь ей приходится на полную задействовать работающие на угле электростанции. 

Для Японии после стресса от Фукусимы такое положение вещей тоже выгодно. Она импортирует большие объемы энергоносителей. И, следовательно, снижение цен играет ей на руку.

В целом западная экономика получила возможность сделать глоток свежего воздуха в сложившейся кризисной обстановке. Однако это мало поможет нам в поиске выхода из текущей драматичной ситуации.

Поэтому я бы не сказал, что все это так уж выгодно для западных государств в долгосрочной перспективе… Ведь в результате снижения цен ряд месторождений станут нерентабельными или подойдут к границе рентабельности, а некоторые проекты, которые планировали при цене в 100 долларов за баррель, придется заморозить. 

Это, кстати, относится и к США с их сланцевой нефтью, пусть даже у них и есть определенная подушка безопасности, потому что могут мириться со снижением до 60 долларов за баррель. Но даже в таком случае они мало что потеряют… Потому что как только нефтяной избыток будет исчерпан, цены снова пойдут вверх. И там опять возобновят бывшее до того момента нерентабельным производство. 

Что касается шельфовых месторождений (сейчас добыча отходит все дальше и дальше от берега), там цена производства составляет порядка 40–50 долларов за баррель. Поэтому такие проекты будут заморожены до обратного повышения цен. В частности это относится к ряду проектов в России. 

— Российская экономика испытывает на себе серьезные последствия снижения цен на нефть, а также американских и европейских санкций. Может ли Владимир Путин потерять поддержку народа, которую ему пока что обеспечивает игра на националистических струнах?

— С нефтяной точки зрения, Россия потеряет много денег, так как на черное золото приходится 40% бюджета. В то же время это компенсируется падением курса рубля.

В то же время в результате введенных санкций и эмбарго ряд товаров придется ввозить из-за пределов Европы и оплачивать в долларах, что создает ощутимую потребность в средствах.

В то же время высокие цены на нефть в более чем 100 долларов за баррель в последние годы позволили России накопить существенные запасы, лишь очень небольшая часть которых была затрачена на поддержку рубля. Даже при нынешних санкциях и ценах на нефть она может спокойно продержаться не менее года.

В то же время ситуация в обществе может очень сильно накалиться, если такая обстановка затянется. В частности это касается трудностей с выплатами пенсий и социальных пособий.

Правительство Владимира Путина уже не первый год играет на националистических струнах. Это мощный инструмент сплочения населения страны, но оппозиционеры могут воспользоваться им для критики политического курса Владимира Путина.

В настоящий момент соотношение сил складывается в пользу Владимира Путина, он пользуется очень широкой поддержкой. Тем не менее, снижение или невыплата пенсий, взлет цен на импортные товары и сокращение покупательной способности могут изменить расклад и склонить в другую сторону мнение большинства российской общественности, которое сейчас поддерживает Путина.

— Может ли Владимир Путин дать задний ход во внешней политике, чтобы смягчить уже упомянутые последствия эмбарго и потерь в нефти и газе? Может ли обрисоваться новая карта Европы?

— Что касается Украины, тут мы наблюдаем типичную для России схему стратегической конфронтации: русскоязычное население должно встать на сторону родины-матери. То, что было правдой вчера, останется ей и завтра. Как бы то ни было, аннексия Крыма дорого обошлась Москве.

В любом случае Владимир Путин не пойдет на перемены во внешней политике в обозримом будущем и не выведет войска, чтобы смягчить отрицательные последствия санкций для экономики. Возращения к статус-кво единой и неделимой Украины не будет.

После терактов во Всемирном торговом центре Путин стал первым, кто обратился с соболезнованиями к США. Это были времена самого тесного сотрудничества двух держав: каждая из них была готова принять устроенную другой охоту на террористов или закрыть на нее глаза. Так продолжалось до 2003 года.

Американское вторжение в Ирак изменило расклад. В отношениях двух стран наметилось похолодание. Расширение НАТО стало лишь дополнительным грузом, не говоря уже о планах по развертыванию системы противоракетной обороны в Польше и Чехии… Короче говоря, получилось так, что позиция России по Украине является ответной реакцией на американскую политику за последние 10 лет.

— Иран тоже стал целью экономических санкций, хотя те и были несколько смягчены после начала переговоров по ядерному вопросу. Может ли нефтяной кризис ударить по переговорам и настроить народ против иностранных лидеров? Все играет на руку Али Хаменеи?

— Во внутреннем плане снижение цен на нефть влечет за собой сокращение субсидий на топливо и электроэнергию. Разумеется, это непопулярные меры, но население в целом к такому привычно, потому что находится под эмбарго с 1979 года, когда к власти пришел аятолла Хомейни и американцы, а затем и европейцы ввели против страны санкции. Недавно они были смягчены после активизации переговоров по иранской ядерной программе.

Таким образом, в стране стало чуть лучше, что, однако, не отменяет классического противостояния между новым президентом Хасаном Рухани и религиозным лидером Али Хаменеи, чья программа серьезно отличается от программы президента. И это существенно ограничивает поле для маневра главы государства.

Все будет зависеть от итогов переговоров в июле будущего года. Но если санкции останутся в силе, их причиной назовут действия иностранных держав, а, как прекрасно видно из истории, все это сплачивает население против внешнего врага. 

— Страны Персидского залива сидят на огромной нефтяной ренте и обладают большими финансовыми ресурсами. Но смогут ли они устоять при виде упущенной прибыли, выдержать противостояние с США и не допустить подъема недовольства в народе?

— В большинстве случаев, за исключением Саудовской Аравии, все это — страны с небольшим населением, где потенциал нефтяных ресурсов на человека настолько велик, что подобная перспектива не выглядит чем-то проблематичным (особенно в Катаре, где имеются еще и существенные газовые ресурсы). В тоже время существуют и небольшие трения между Саудовской Аравией и Кувейтом насчет разрешений и добычи в нейтральной зоне между двумя государствами. Это говорит о борьбе за влияние и внутренних разногласиях.

Что касается Саудовской Аравии, она накопила огромные деньги и обладает колоссальными нефтяными ресурсами. В последние годы они с Россией по очереди занимали место крупнейшего в мире производителя. В ее распоряжении имеется невероятный финансовый капитал. Во время арабской весны ей пришлось выделить населению огромные деньги, чтобы предотвратить напряженность, и власти без колебаний достали чековые книжки. Всего были потрачены десятки миллиардов.

У аравийцев нет серьезных угроз ни в политическом, ни в финансовом плане. Они могут спокойно выдержать противостояние с США. Они будут поддерживать добычу на прежнем уровне и не уступят при виде перепроизводства в Америке. В результате нефть, конечно, приносит меньше денег, но затраты на добычу там крайне малы. Единственная ощутимая проблема в балансе бюджета касается маржи. Объемы поступлений колеблются, но странам Персидского залива и Саудовской Аравии намного проще справиться с этим, чем большим государствам вроде Ирана и Венесуэлы, которым не хватает кислорода на всех уровнях.    

— Если в целом говорить о ближневосточном регионе, может ли происходящее ударить по союзу США с арабской коалицией, или же необходимость борьбы с Исламским государством все же возьмет верх?

— Исламское государство не держит под контролем зоны нефтедобычи в Ираке и захватило лишь очень немного месторождений в Сирии. Причем все это — незрелые зоны, которые мало что дают с точки зрения производства. До начала революции в Сирии добывалось чуть менее 500 тысяч баррелей в день, а сейчас все почти на нуле. Единственные зоны, из которых еще можно вести экспорт, находятся у побережья и под контролем Башара Асада. Резервы в свою очередь расположены на востоке, откуда сейчас невозможно вести экспорт, если, конечно, вооруженные отряды ИГ не возьмут под контроль вышки и не организуют контрабандный экспорт в Турцию. 

Войска коалиции проводили обстрел перерабатывающих установок (часть из них была кое-как собрана самими исламистами для переработки сырой нефти и производства низкокачественного дизельного топлива), чтобы как раз-таки перекрыть эти идущие в Турцию нелегальные потоки. Преступные организации реализовывали эти поступления, подмешивая некачественное топливо к обычному. Турецкие власти также усилили пограничный контроль, чтобы уменьшить масштабы этой нелегальной торговли. 

Удары коалиции по ИГ играют на руку Башару Асаду. В любом случае, Исламское государство является общим врагом Запада и арабской коалиции.

— В Нигерии тоже бушуют свои исламисты. Могут ли финансовые трудности и спад нефтяной ренты оказаться выгодными для «Боко Харам»?

— На нефть в стране приходится 70% поступлений в федеральный бюджет и 90% доходов от экспорта. Президентские и парламентские выборы должны состояться в феврале 2015 года. Обосновавшиеся на севере боевики «Боко Харам» свирепствуют на всей этой территории и устраивают теракты с участием смертников. Их главной целью будет дестабилизация выборов и подрыв легитимности будущего президента, тем более что, скорее всего, им станет Гудлак Джонатан, христианин с юга страны.

При обычных условиях это должен был бы быть президент-мусульманин, потому что в уставе находящейся у власти Народной демократической партии прописано чередование. Однако после восстановления демократии в Нигерии получается всего лишь полмандата мусульманина на четыре мандата христианина, если Гудлака Джонатана переизберут. Это наглядно демонстрирует суть проблемы.

Кроме того, нефтяная рента в Нигерии делится между политиками. 50% идет федеральному правительству, 30–36% федеральным штатам и 20% — 774 местным правительствам. Все политики вне зависимости от уровня заинтересованы в разделе ренты. Для населения все это выливается в текущие расходы, но политики вольны делать, что хотят, с тем, что имеют. 

Интересный момент: в Нигерии существует особый фонд, в который поступают нефтяные избытки по отношению к фиксированной цене барреля за год. В данный момент все примерно соответствует рыночным ценам, однако когда стоимость барреля была выше, вся эта огромная разница шла в вышеупомянутый фонд, из которого федеральное государство распределяло финансирование штатам. К началу нефтяных потрясений 2008 года финансового кризиса и спада потребления нефти в этом фонде у Нигерии имелось 22 миллиарда долларов. Теперь же там остается только 4. Все активно запускали руку в фонд по самым разным причинам. С учетом приближающейся кампании 2015 года правительства штатов уже запросили в общей сложности 2 миллиарда на одни лишь выборы. То есть останется всего 2 миллиарда, то есть уже почти ничего.

Хотя у них и имеются существенные валютные резервы, порядка 39 миллиардов долларов, то есть девять месяцев импорта, они не смогут продержаться только на них и будут брать взаймы. Они даже будут вынуждены пойти на такой шаг, потому что в предвыборный период о сокращениях бюджета никто объявлять не будет. Для федерального правительства, которое и так непопулярно в ряде регионов, это стало бы настоящей катастрофой. Нигерия субсидирует топливо, и сокращение субсидий непременно означало бы внутренний кризис. Вообще, власти уже пытались уменьшить их, но в конечном итоге отказались от этой мысли, наигравшись с повышением и снижение объемов.

«Боко Харам» в свою очередь вовсе не может похвастаться ореолом святости. Активисты движения проводят агрессивные акции и устраивают теракты, что не может привлечь на его сторону население. Боевики придерживаются стратегии террора, чтобы добиться введения законов шариата и оказать давление на политические власти. Не обделяют они вниманием и членов партии власти. Поэтому они могут повлиять на политическую игру в преддверии выборов. Их мысль в том, что избранные политики под давлением поддержат их позиции. Хотя «Боко Харам» и не имеет ничего общего с нефтяным кризисом, нефтяной кризис и финансовые проблемы страны могут позволить «Боко Харам» повлиять на выборы.          

— Народные волнения, огромная инфляция, повышение цен на импортные товары… Дела в Венесуэле обстояли не лучшим образом еще до начала нефтяного кризиса… Стоит ли ждать подъема малообеспеченных слоев населения в таких тяжелых экономических условиях? Означает ли это конец эры Чавеса и его последователей?

— В отличие от других стран-производителей Венесуэла располагает лишь тяжелой нефтью, которая стоит на 10–20 долларов дешевле. Таким образом, страна получает меньше экспортеров легкой нефти. То есть, для Венесуэлы это двойной удар, поступления станут еще меньше, чем у других.

Национальная компания PDVSA, которая при Уго Чавесе активно привлекалась к финансированию социальных программ по борьбе с бедностью, оказалась в очень непростом положении. Венесуэла вынуждена занимать у Китая и России. А в залог она дает собственную нефтедобычу. Так, китайцы выделили стране кредит в 10 миллиардов долларов, потребовав возмещения нефтью в ближайшие годы. Венесуэле уже сейчас трудно погашать этот займ. Национальной компании нужно перечислять средства в государственную казну и одновременно делать выплаты Китаю. Проблема в том, что у нее нет необходимых объемов, в частности для погашения китайского кредита. Ситуация критическая. Но в случае дополнительных займов она станет поистине взрывоопасной.  

Со времен Чавеса народ получает от правительства помощь и в некотором роде ощущает себя обязанным ему, что выливается в поддержку народного большинства. В то же время элиты и в частности главы крупных предприятий хотели бы либеральной революции. Сегодня венесуэльская экономика фактически изолирована от мировой: надзор за расходами, контроль над выездом из страны, боливар на черном рынке стоит в 10 раз меньше официального курса и т.д. Венесуэльцам живется очень непросто, особенно тем, кому приходится много ездить. Самые бедные в свою очередь довольствуются тем, что есть.

Среди населения существует раскол между самыми благополучными слоями, «чавистами» и остальным населением. Однако венесуэльская оппозиция не отличается сплоченностью, как таковой ее, пожалуй, вообще не существует. Это при том, что на последних выборах оппозиционный кандидат набрал 44%. В этом и заключается суть проблемы. Политический пейзаж слишком раздроблен, чтобы представлять угрозу для чавистов во главе с президентом Николасом Мадуро.  

Как бы то ни было, Венесуэла со своей тяжелой нефтью обошла Саудовскую Аравию: именно она обладает крупнейшими в мире подтвержденными резервами. Сейчас в стране дела складываются не лучшим образом, потому что она завязла в системе субсидий, а промышленный аппарат жестко контролируется государством. Еще больше ситуацию обостряет Китай, который дает взаймы и требует погашения нефтью. 

В политическом плане государственный переворот или изменение политической системы представляется маловероятным сценарием, потому что бывшие соратники Чавеса занимают все ключевые посты во всех министерствах. Именно они держат в руках промышленный аппарат. Перестройки экономики тоже ждать не приходится, так как нынешнему правительству уже очень сложно финансировать даже нефтяную промышленность. Государство берет 60% вместо прежних 40%, контракты постоянно меняются. Частные компании, в том числе и азиатские, не проводят активных инвестиций, а государство в любом случае сохраняет за собой существенную долю капитала. Остальная промышленность, понятное дело, переживает застой… Такие вещи как перебои с электро- и водоснабжением давно стали обычным делом в стране. 

Единственным источником перемен может стать осознание ситуации малообеспеченными слоями населения. В таком случае государство лишится основы. Но пока что оно накачивает их субсидиями.

— А в чем заключается позиция Китая в таких хаотических условиях?

— Мы уже упоминали о противостоянии России и США с 2003 года, которое также перекинулось на среднеазиатскую зону. Единственным, кому это было на руку, оказался Китай. Китайцы договорились о прокладке нефтепровода из Казахстана и подписали газовый контракт с Туркменистаном. Сейчас они стучатся в дверь России, которой остается лишь согласиться, чтобы создать конкуренцию для европейского рынка.

Сейчас они говорят о конкуренции с западным фронтом с помощью договора с Россией насчет газовых месторождений в Западной Сибири, но они уже потратили 10 лет на первое соглашение по Восточной Сибири. Китай пожинает плоды на всех направлениях — в Средней Азии и России. Он создает опорные пункты и Бирме, глубоководный порт в Пакистане и т.д.

Он извлек для себя немалую выгоду из противостояния России и США после 2003 года и продолжает делать это сейчас. 

Филипп Себий-Лопес (Philippe Sébille-Lopez) — доктор геополитики, специалист по энергетическим вопросам и странам-производителям углеводородов