В России прошлое пересматривается в большинстве случаев для того, чтобы оправдать фантазии настоящего. А раз прошлое непредсказуемо, то и вчерашние друзья с легкостью превращаются в сегодняшних врагов.
Русские говорят, что «Россия — это страна с непредсказуемым прошлым», когда хотят подчеркнуть, что история ее может быть переписана по малейшей прихоти власть предержащих. Проблема в том, что прошлое пересматривается в большинстве случаев для того, чтобы оправдать фантазии настоящего.
В бытность мою студентом исторического факультета Московского университета один из наиболее смелых и либеральных преподавателей истории Коммунистической партии Советского Союза решил показать нам, как это делалось на практике. Он принес три книги на одну и ту же тему, «Русская революция 1917 года», написанные между 1918-м и 1929-м гг. В первой из них главными вдохновителями и организаторами переворота называются Владимир Ленин и Лев Троцкий, тогда как Иосифу Сталину отводится роль весьма незначительная; во второй, Троцкий исчезает, а главным соратником Ленина оказывается Сталин, и, наконец, в третьей книге Троцкий объявляется врагом, центральной фигурой становится Сталин, а Ленин выступает в роли помощника советского диктатора.
Совсем недавно состоялся Всемирный Русский Народный Собор, который возглавляет Кирилл I, Патриарх Московский и всея Руси. В Совете приняли участие высокопоставленные религиозные, политические и военные деятели.
Там-то и было принято решение относительно того, кого можно считать русским. Согласно принятой декларации: «русский — это человек, считающий себя русским; не имеющий иных этнических предпочтений; говорящий и думающий на русском языке; признающий православное христианство основой национальной духовной культуры; ощущающий солидарность с судьбой русского народа ».
С легкой руки одного этого определения перестают быть русскими Петр Чаадаев, мыслитель XIX века, чьи взгляды сложились под влиянием идей католического провиденциализма, или, бывший атеистом, поэт Владимир Маяковский, и даже один из крупнейших классиков мировой литературы Лев Толстой, который, как известно, был отлучен от Русской Православной Церкви за резкую критику ее доктрины и практики. Этот список «исключенных» можно множить и множить.
В многонациональной стране, каковой является Россия, возникновение подобных «определений» крайне опасно, поскольку создает или усиливает раскол в обществе.
Здесь я не могу не согласиться с президентом Путиным, который два года назад писал: «Для России, с ее многообразием языков, традиций, этносов и культур, решение национального вопроса, безо всякого преувеличения, носит принципиальный характер. Любой ответственный политик или общественный деятель должен помнить, что согласие между гражданами и представителями разных народностей является одним из главных условий самого существования нашей страны».
Но времена изменились, и новое определение русскости, вероятно, теперь более популярно среди политических и религиозных элит страны. В конце концов, прошлое непредсказуемо и вчерашние друзья — это новые сегодняшние враги.
