В международной сфере готовность протянуть противнику руку помощи зачастую может дать гораздо больше, чем стремление подтолкнуть его еще дальше на дно. Однако Запад не делает этого сегодня, как не сделал и в 1991 году, когда после распада СССР оказавшаяся под нашим патронажем Россия рухнула в экономическую и политическую пропасть. Мы так ничего и не вынесли для себя из десятилетия, которое ошибочно приравняли к «победе».
Что касается злополучных десантных кораблей «Мистраль», вместо того, чтобы завоевать доверие в глазах Москвы и работать над формированием доверительных отношений, у нас лишь каждое утро вопят о российской угрозе и плодят подозрительность. У нас считают, что национальные и европейские интересы прекрасно вяжутся с уступками под давлением США, Польши и Прибалтики (которое станет только сильнее с назначением Дональда Туска главой Европейского совета, которое стало настоящим символом подконтрольности ЕС) и отказом от подписи Франции на договоре о поставке наших судов. Теперь он увязывается с соблюдением минских соглашений 5 сентября, как будто все зависит от одной лишь России!
В проигрыше все
Нам скажут, что мы не могли поступиться государственными обязательствами перед нашими союзниками. Теми самыми союзниками, которые радостно потирают руки при виде нашей наивности и, как и в Иране, готовятся занять оставленный нами вакуум и сохраняют торговые отношения с Москвой. Это касается, например, исключения из списка санкций необходимых для немецкой экономики газа и нефти, а также жизненно важных для лондонского Сити финансовых услуг. Кого мы хотим убедить в нашей надежности? Россиян, китайцев, индийцев, аравийцев, американцев, европейцев?
Париж изобрел новый стратегический ход. Такой ход, от которого в проигрыше все. Теперь наши союзники убеждены в нашем малодушии, противники — в нашей стратегической слабости, оружейные клиенты — в нашей торговой слабости, а Москва — в нашей неспособности стать полезным посредником. Дело в том, что внешняя политика государства, даже в такие неспокойные времена без памяти и истории, ориентируется не на собственное население, а на остальной мир. Она должна четко определить курс и следовать ему, согласовать все со стратегическими константами, придерживаться глобального подхода к анализу соотношения сил, пытаться не искусственно дробить на части проблемы, а создать себе средства для многостороннего влияния в максимальном количестве театров трений и конфликтов.
Патриотическое знамя
Украинский кризис стал лишь тревожным свидетельством болезненных отношений России со всем западным миром. Он подталкивает нас к пониманию (но не обязательно признанию) проблематики многонационального федеративного государства, отношений многоликого народа с лидером, который будоражит наше размякшее сознание. Ведь нельзя не согласиться, что сегодня только один Европейский Союз отказался от глобальной мощи и свел ее лишь к экономической и торговой составляющей. Остальной же мир, как никогда, верит в суверенитет, утверждение собственной мощи (а если потребуется и применение силы), продвижение коллективных интересов, равнение народов на патриотическое (а не националистическое) знамя. Это не какое-то фашистское или антисовременное движение, а реакция на разрушительные иллюзии индивидуалистической и меркантильной современности, которая предает идеал либеральной демократии, хотя в теории должна была бы служить его воплощением.
В любом случае, пусть это и не по душе Вашингтону и Пекину, формирование многополярной системы мира с изменчивой геометрией центров влияния (именно ее добивается Москва) по факту уже идет полным ходом, как и неловкая борьба с американской гегемонией. Символический вес воинственных заявлений Владимира Путина никак не назвать неразрешимой загадкой. Тут все можно очень легко объяснить.
Что такое Россия?
С окончания холодной войны перед Россией встала уникальная для империи двойная задача: отказ от самовосприятия как альтернативного полюса мощи и глобального влияния, глубокое реформирование государственной и социальной системы для приближения к западным политическим и экономическим стандартам. Все те сложности, которые повстречались ей в 1990-х годах в этой колоссальной работе, привели ее к поиску особого национального пути во избежание распада общества, развала экономики и окончательной потери стратегического влияния.
Вопрос «Что такое Россия?» (старая идейность) по-прежнему играет центральную роль для национального единства огромной страны, федерального и многонационального образования. С такой точки зрения старая триада самодержавие-православие-народность защищает народ от возникших в 1990-х годах зачатков распада. Консерватизм обеспечивает историческую преемственность, которая объединяет в себе имперский период, времена социализма и эпоху демократизации после 1991 года.
Политическая стабильность в таких условиях воспринимается как преимущество, а любые перемены — как источник риска, хотя ностальгия по утерянному советскому раю носит по большей части фольклорный характер и не означает подлинного стремления вернуться в коммунистический век. Быть другими, но сильными, модернизировать традицию, найти совместимую с Россией модель демократии — так выглядит квадратура круга, над которой бьется российское руководство. Поэтому вместо того, чтобы ставить на нем клеймо допотопных автократов, нам следовало бы помочь ему в решении этой непростой задачи. Это пошло бы на пользу Европе и безопасности всего мира.
Каролин Галактерос, доктор политических наук, глава консалтинговой компании Planeting
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Быть другими, но сильными, модернизировать традицию, найти совместимую с Россией модель демократии — так выглядит квадратура круга, над которой бьется российское руководство. Поэтому вместо того, чтобы ставить на нем клеймо допотопных автократов, нам следовало бы помочь этим людям в решении этой непростой задачи. Это пошло бы на пользу Европе и безопасности всего мира.
