Atlantico: В пятницу Франсуа Олланд говорил о «деэскалации» санкций против России. Европейский Союз в свою очередь сохранил в силе позицию касательно ситуации на Украине, однако не говорил и о намерении еще больше ужесточить санкции в отношение России. Получается, что Франция отходит от остального ЕС по российскому вопросу?
Флоран Пармантье: Прежде всего, нужно отметить, что Франсуа Олланд решил не передавать России вертолетоносцы «Мистраль». Этот шаг был совершенно не понят частью правых, от Анри Гено (Henri Guaino) до Национального фронта, который стал новым союзником Владимира Путина. Таким образом, внутри страны он занимает более жесткую позицию по России, чем многие оппозиционеры, хотя за санкции приходится платить и Франции, что касается, например, рабочих Сен-Назера или производителей фруктов, которые теряют доходы из-за принятых против России мер.
Поэтому позицию Франсуа Олланда по России не назвать самой осторожной: ряд стран проявляют куда больше понимания по отношению к Москве.
В такой перспективе сам факт того, что он поднимает вопрос насчет санкций, абсурдом никак не назвать. В окружении президента есть, например, такой человек как Жак Аттали (Jacques Attali): он открыто выражает сомнения насчет эффективности санкций, которые четко не ограничены по времени и, следовательно, изолируют Россию на неопределенный срок. Кроме того, если мы ждем, чтобы российские власти отказались от Крыма, ждать нам придется долго. Поэтому на фоне отсутствия общей политики у европейцев, некоторые из которых не согласны с идеей о расширении санкций, нет ничего странного в сомнениях насчет их эффективности при том, что сама Франция отказывается от передачи «Мистралей», поставив под угрозу свою репутацию на мировом оружейном рынке. Кроме того, от констатации факта взаимного недоверия в отношениях ЕС и России можно также естественно перейти к вопросу постепенного сближения двух естественных с точки зрения географического положения партнеров.
В любом случае, проблема эффективности санкций с учетом их стоимости не препятствует размышлениям об озвученном президентом выводе насчет деэскалации кризиса на Украине, которая могла бы привести к деэскалации санкций. Суть проблемы заключается в отсутствии действительного улучшения ситуации. У нас есть все основания для сомнений насчет реальности нынешнего затишья. В таких условиях Франция может попытаться взять инициативу, если она учитывает в этом мнение своих партнеров: то, что она в конечном итоге решила не передавать «Мистрали», может в этом помочь. В то же самое время ей обязательно нужно активизироваться по украинскому вопросу, если она не хочет сдавать позиции в Европе.
— Как следует рассматривать этот поворот в курсе Франсуа Олланда в дипломатических отношениях с Россией?
Флоран Пармантье: В ХХ веке СССР неизменно вызывал вопросы среди французских левых вне зависимости от принятия или непринятия ими французской модели. В начале XXI века Россия со своей риторикой защиты консервативных ценностей скорее уже интригует правых, причем как умеренных, так и радикалов.
В левой среде в свою очередь нет единогласной русофобии в политическом плане. Однако часть левых, от зеленых до антлантистов в Соцпартии, выступает категорически против политики Владимира Путина. В то же время левые радикалы (здесь стоит в первую очередь отметить «Левый фронт», чьи позиции схожи с греческой Коалицией радикальных левых) и левые республиканцы смотрят на вещи иначе. Среди последних стоит в первую очередь выделить Жана-Пьера Шевенмана (Jean-Pierre Chevènement), специального представителя президента Франции по России.
Хотя тому так и не удалось добиться передачи «Мистралей», он, безусловно, склонил президента в сторону более благожелательной позиции по отношению к России. Это при том, что Ангела Меркель, владеющая русским языком уроженка Восточной Германии, сейчас испытывает все больше недоверия к Владимиру Путину после нескольких лет взаимопонимания.
Отношения Франсуа Олланда и Владимира Путина начались с взаимного противостояния: позиция Франции по Ирану и Сирии была диаметрально противоположна российской. Там, где Россия поддерживала президента Башара Асада, французская дипломатия выступала за вооруженное вмешательство. Николя Саркози сначала тоже начинал с недоверия к России, но затем занял более примирительную позицию после договора о прекращении огня в Грузии в 2008 году и в итоге согласился продать Москве «Мистрали». У Франсуа Олланда было тем больше причин не доверять Владимиру Путину, что тот был скорее нацелен на сближение с частью правых, например, Франсуа Фийоном (François Fillon), и ультраправыми: президентская партия «Единая Россия» установила тесные связи с Национальным фронтом.
Сегодня Франсуа Олланд руководствуется следующей логикой: никто не знает, в каком направлении будут двигаться санкции, а Германия потеряла статус приоритетного политического и экономического партнера России в Европе, в связи с чем Франция может попытаться заполнить освободившуюся нишу при условии внимательного отношения к интересам партнеров. В этой связи Франсуа Олланда можно упрекнуть не в том, что он отправился в Россию на обратном пути из Казахстана, а в странном отсутствии Франции на Украине: последний визит министра иностранных дел Лорана Фабиуса состоялся еще в июне. В любом случае пока еще сложно сказать, сохранится ли эта стратегия Олланда (возвращение позиции ключевого партнера России в Европе, которым долгое время была Франция) в долгосрочной перспективе, и что скажут по этому поводу ряд наших европейских партнеров и в частности Польша.
— Каким, по-вашему, было содержание неожиданного визита Франсуа Олланда к Владимиру Путину в начале декабря?
Флоран Пармантье: Этот визит, может, и стал для многих неожиданностью, но он держался в тайне до самого последнего момента и, безусловно, был тщательно подготовлен.
Утверждения об импровизированном характере встречи звучат не слишком убедительно, но она в любом случае стала ловким ходом для Франции, особенно на фоне отсутствия значимой реакции по украинскому кризису.
Логично предположить, что, несмотря на непродолжительность встречи, на ней было поднято несколько вопросов: условия деэскалации напряженности на Украине и в отношениях Европейского Союза и России, ближневосточная тематика и в частности ситуация в Сирии и Иране, наконец, двусторонние отношения Парижа и Москвы, которые не сводятся к одним лишь вертолетоносцам и должны развиваться после снятия напряженности между ЕС и Россией.
Думаю, ни для кого не секрет, что стороны на этой встрече руководствовались разными мотивами. Владимир Путин не подал на Францию в суд из-за отказа передать «Мистрали» и стремился показать, что Россия не находится в такой уж сильной изоляции. Франсуа Олланд в свою очередь хотел продемонстрировать, что может взять в свои руки дипломатическую инициативу на востоке в тот момент, когда европейцам это так необходимо. Как бы то ни было, конкретные результаты визита пока что выглядят незначительными. Если стороны на самом деле хотят чего-то добиться, за первой встречей должны последовать другие.
— Могут ли этот неожиданный визит и новая позиция Франции сдвинуть с места вопрос «Мистралей», передача которых была заморожена Парижем на неопределенный срок из-за ситуации на Украине?
Сириль Бре: Изменение стратегической позиции Франции и восстановление двусторонних контактов — это два необходимых, но недостаточных условия для передачи «Мистралей».
Существующие препятствия касаются скорее не качества франко-российских связей, а отношений Франции с европейскими и американскими партнерами. С точки зрения американских властей, которые открыто выражали свою позицию по этому поводу, решение Франции воспринимается как равнение на линию НАТО. Для передачи «Мистралей» Франции требуется выполнить дополнительное условие: приобрести определенную независимость от американских союзников, которые могут проводить жесткую политику в отношении России без особого ущерба для себя. Второе условие — это выстраивание отношений с Польшей в рамках Веймарского треугольника: Варшаву нужно убедить, что франко-российские отношения не подрывают солидарность внутри Евросоюза. Далее, Парижу нужно развернуть активные действия там, где он мало проявил себя, то есть в Прибалтике и в Центральной Европе. Усиление присутствия Франции убедило бы наших партнеров в том, что Париж не отстаивает собственные интересы в ущерб безопасности партнеров по ЕС. Так, например, президенту Олланду следовало бы побывать в Варшаве, Вильнюсе и Киеве. В целом, на международном уровне предстоит выполнить еще немало условий.
На уровне двусторонних отношений все структурные составляющие способствуют выполнению договора между DCNS и Российской Федерацией: ни один из двух партнеров не заинтересован в отмене соглашения. С французской стороны речь шла бы о потере 1-2 миллиардов евро, а также потенциальной безработице на верфях в Сен-Назере. С российской стороны это необходимые инвестиции в импорт технологий. Передача «Мистралей» играет важную роль и со стратегической точки зрения: для России они представляют собой идеальный инструмент для подкрепления ее интересов в ближнем зарубежье, на Черном и Балтийском морях и в Арктике.
Для Франции отказ от передачи судов означал бы равнение на позицию Америки, что лишило бы Францию большей части престижа на международной арене. Иначе говоря, передача «Мистралей» через 6-12 месяцев — это необходимость для обеих сторон.
Флоран Пармантье, преподаватель парижского Института политических исследований.
Сириль Бре, высокопоставленный чиновник, преподаватель парижского Института политических исследований.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Передача «Мистралей» играет важную роль и со стратегической точки зрения: для России они представляют собой идеальный инструмент для подкрепления ее интересов. Для Франции отказ от передачи судов означал бы равнение на позицию Америки, что лишило бы Францию большей части престижа на международной арене. Иначе говоря, передача «Мистралей» через 6-12 месяцев — это необходимость для обеих сторон.
