Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Беженцы Нурберга и его постоянные обитатели

© East News / AP Photo/Burhan OzbiliciСирийские беженцы-курды на границе Турции и Сирии
Сирийские беженцы-курды на границе Турции и Сирии
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Само огромное количество новых людей воспринимается как раздражающий фактор. Коммуна должна устроить детей всех новоприбывших в школу. И, как только встречаются разные группы людей с разными представлениями о жизни, сразу возникают конфликты. Ничего серьезного до сих пор не произошло, но перебранки между иммигрантами и обычной шведской молодежью возникали. До рукопашных не доходило. Но недовольство вскипает.

Хокан Строле — педагог общины Шведской евангелически-лютеранской церкви Нурберга. Работает он, главным образом, с молодежью, с юношами и девушками, решившими сознательно исповедовать веру после крещения в детстве. Живет он в Нурберге с 2000 года.

«Общий климат в коммуне стал немного жестче, немного суровей, безработных больше, люди раздражаются из-за того, что здесь живет так много беженцев. Они стали заметной составляющей в жизни нашего городка, — говорит Хокан Строле. — Достаточно крупных столкновений беженцев с местным населением не происходило». Этому обстоятельству наш собеседник очень рад, но видно, что это «напрягает» оттого, что их здесь так много.

Что же вызывает раздражение коренного населения Нурберга?

«Сейчас, например, очень темное время года. Эти люди не привыкли пользоваться светоотражателями, произошло несколько инцидентов, когда беженцы едва не попали под машину. Они, в отличие от нас, не привыкли носить фликеры в зимнее время, — говорит Строле.

Хокану Строле чаще встречаются беженцы из Африки, члены Эфиопской церкви, которые два раза в месяц проводят свои службы в храме Шведской церкви в Нурберге. В церкви обсуждают как помочь беженцам, но ничего пока не придумали.

«Они живут в кошмарных условиях, заняться им нечем в свободное время, часть из них, тем, кто живет во Фликене (около 10 километров от центра коммуны), добраться до города трудно, они вынуждены жить в лесу, в изоляции. С другой стороны, — замечает Хокан Строле, — здесь и заняться особо нечем. Мы, те живет здесь постоянно, покупаем продукты либо в ICA, либо в Konsum (магазины двух крупных шведских сетей продмагов, — прим. ред.), стрижемся в наших парикмахерских, отовариваемся в магазине детских игрушек, но как только надо покупать что-то крупное, тогда надо отъезжать подальше. У беженцев средств на такие поездки нет».

700 беженцев на 5 тысяч 700 жителей — 20% жителей коммуны Нурберг голосовало в ходе сентябрьских парламентских выборов за ксенофобскую партию «Демократы Швеции», на выборах муниципальных — 13%.

«Люди полагают, что много из той политики и тех решений, которые принимаются в больших городах, касаются населения этих городов, не получая, при этом, той поддержки, которая необходима для решения местных проблем» — подчеркивает Строле.

Строле имеет в виду недавний спор коммун-погорельцев с государством. Нурберг — одна из четырех коммун наиболее пострадавших от лесного пожара в августе этого года, крупнейшего в современной истории Швеции. Центральные власти потребовали оплатить спасательные работы с тем, чтобы потом возвратить коммунам эти средства, которых у маленьких муниципалитетов просто нет. Тогда их мэры в знак протеста покинули совещание. Государство пошло на попятную.

Но вернемся к беженцам. Чем община Шведской церкви Нурберга может им помочь?

«Это большая проблема, — говорит педагог общины. — Коммуна наша маленькая, ресурсы ограничены. Мы можем, например, предложить помещения, где беженцы могут собираться, встречаться с людьми, чтобы таким образом изучать шведский язык. Мы знаем, что в центрах временного размещения беженцев живут не только мусульмане, но там есть и христиане, кто-то из них уже нашел дорогу в церковь, не будучи при этом членами Шведской церкви. Препятствий у нас никаких нет. Конкретной помощи мы оказать не можем: мы не можем ездить и раздавать еду или одежду. У многих беженцев, приехавших летом, из одежды было только то, что было одето на них. Очень много беженцев ищут в секонд-хенде «Красного Креста» и других магазинах секонд-хенд дешевые куртки, брюки, вообще зимнюю одежду».

Еще одна проблема: языковой барьер. Большинство беженцев говорит только по-арабски. И еще одна: количественная.

«Прежде всего, само огромное количество новых людей воспринимается как раздражающий фактор, об этом мне рассказывали многие. Коммуна должна устроить детей всех новоприбывших в школу. И, как только встречаются разные группы людей с разными представлениями о жизни, сразу возникают конфликты. Ничего серьезного до сих пор не произошло, но перебранки между иммигрантами и обычной шведской молодежью, — по выражению Хокана Строле, — возникали. До рукопашных не доходило, надеюсь, этого удастся избежать. Но недовольство вскипает».

Сам Строле ни в одном из трех центров временного проживания беженцев, размещенных в коммуне, не бывал, его информация вторична, но люди рассказывали о тесноте, в которой живут беженцы, о сквозняках, разбитых оконных стеклах «центров», услуги которых покупает государство в лице миграционного ведомства у частных предпринимателей.

«Может быть, если бы временным жильем беженцев владело государство, порядка было бы больше, — считает Хокан Строле, — и тогда, вероятно, не было бы такого, как сегодня, интереса к извлечению прибылей из этого. Мы же видим, как владельцы этих центров, получают от них довольно крупную прибыль, предоставляя минимальный сервис. С другой стороны, как государство сможет обеспечить этот поток беженцев жилищами и персоналом. Частные предприниматели нужны».

Попрощаемся с педагогом общины Нурбергской церкви Хоканом Строле и перейдем через площадь, в магазин «Красного Креста», о котором говорил Хокан. Там продаются подержанные вещи. Я сам, когда подступил голод, купил там чайную ложку за минимальную цену — 1 шведскую крону.

Директор этого магазина Карита Эрикссон живет в соседней коммуне Фагерсте, которая в два раза больше Нурберга.

«В Нурберге почти ничего нет. ICA, Konsum, Systembolaget, аптека, очень мало, — директор, кроме аптеки, назвала два продмага, винно-водочный и аптеку. — И, если подумать обо всех новых жителях Нурберга, которые приехали сюда в последнее время, которые ищут магазины одежды, обувные магазины, принадлежности для шитья, электротовары — ничего здесь этого нет, надо куда-то за этим ехать. Жалко их. И они приходят сюда, обувь нужна очень многим, но у нас обуви очень мало (Карита Эрикссон обводит взглядом полупустые полки — прим. автора). А чтобы куда-то добраться, нужны, во-первых, деньги на автобусные билеты, нужно уметь читать расписание, но никто им не помогает. Некоторые из беженцев, которые к нам заходят, знают английский, но большинство говорит по-арабски, а я арабского не знаю».

В ее магазине висят объявления, написанные на разных языках: английском, арабском, на других языках, чтобы носители которых смогли понять, чего от них хотят, и написать пару требуемых фраз.

«И многие постоянные жители возмущаются, говорят, что беженцев стало в коммуне уж слишком много, заняться им совершенно нечем, целыми днями слоняются беженцы без дела при том, что они все время хотят чем-то заняться. Но заняться им нечем», — говорит Эрикссон. Раздражены не только местные жители, раздражены и сами беженцы.

«Они шумят, орут, кричат, все крушат вокруг себя, как будто они таким образом протестуют, протестуют против того приема, который им здесь оказали. И они натыкаются на ответное раздражение. Просто-напросто, беженцев в Нурберге слишком много», — заканчивает наш разговор директор магазина.

Директор одного из центров временного размещения беженцев в Нурберге встретиться со мною не смогла, в ту среду у нее был выходной день, но с двумя сирийскими беженцами мне поговорить удалось. Хасан Йаме приехал в Швецию из Сирии 11 мая этого года: «Из Сирии до Турции я добрался на автобусе, а из Турции до Швеции на большом грузовике. Ехали неделю или две, в темноте, ужасное было время».

Хасан оказался в Гетеборге и сразу пошел «сдаваться» в полицию». Его доставили в отделение Миграционного ведомства в Сольну, предместье Стокгольма, взяли отпечатки пальцев и отправили в Нурберг, в усадьбу Клакберг, превращенную из летней гостиницы в поселение беженцев.

«Этот отель предназначен для летнего кемпинга. Зимой в нем жить очень трудно. А живет в нем около 130 человек. Заниматься здесь нечем, доступ к Интернету ограничен, беженцы рассказывают друг другу свои истории, играют в карты, ссорятся, недавно нам принесли биллиардный стол. На территории усадьбы есть тренажерный зал, стадион. Повара в центре размещения тоже нет, есть одни рабочие по кухне, которые никакого представления о шведской кухне не имеют, — улыбается Хасан Йаме. — Просто разогревают замороженные продукты, которые в нормальных условиях есть не стали».

Никаких знакомств с местными жителями Хасан за семь месяцев жизни в Нурберге не завел. Он успел, однако, получить постоянный вид на жительство в Швеции и ждет теперь отправки в симпатичный городок Эскильстуны, как и его товарищ Лиана Зан, который добирался до Швеции окружным путем: через Грецию и Норвегию. На Хасане и Лиане были, по крайней мере, теплые крутки.

Большинство обитателей этого центра — беженцы из Эритреи, есть также сирийцы и палестинцы. Более двадцати из них тоже получили виды на жительство в Швеции и пытаются найти жилье, но никто им не помогает, по словам Хасана Йаме. Он — инженер-компьютерщик, Лиана — маляр. У них чешутся руки начать поскорей работать, но путь на шведский рынок труда — тернистый путь.

Но, несмотря на все трудности и сложности, Лиана Зан и Хасан Йаме очень благодарны шведскому правительству за все, что оно делает для беженцев.