Абсурд культурного релятивизма

Универсальны ли этические ценности, или у каждой культуры они разные? Проистекает ли из разнообразия культур то, что ни одна из них не превосходит другую? Сторонники идеи культурного релятивизма подкрепляют свою позицию множеством красивых слов. Но проблема в том, что они не выдерживают столкновения с реальностью и здравым смыслом.

История культурного релятивизма стара, как мир. Или, по меньшей мере, ненамного его младше. Уже древнегреческий историк Геродот отмечал, что каждый без исключения верит, будто обычаи его собственного народа и религия, в которой он вырос, самые лучшие, и что все относятся к собственным традициям с особым чувством, которое делает невозможным беспристрастный взгляд. В этом утверждении можно обнаружить намек на то, что объективное суждение о превосходстве одной культуры над другой невозможно.

В современную эпоху элементы культурного релятивизма подхватил деятель ренессанса XVI века Мишель де Монтень: он обратил внимание на лицемерие европейцев, называющих варварскими культуры, которые практикуют каннибализм. «Я нахожу, что гораздо большее варварство пожирать человека заживо, чем пожирать его мертвым, большее варварство раздирать на части пытками и истязаниями тело, еще полное живых ощущений», — писал он, осуждая религиозные войны во Франции. Однако Монтень, в отличие от современных радикалов, не считал, что разум может открыть объективные правила, а, как указывает Марк Фолья (Marc Foglia) в Энциклопедии Стэнфордского университета, подчеркивал большие сложности, которые с этим связаны. Он говорил, что лишь Бог в полной мере обладает объективной правдой. Однако французский гуманист не обратил внимания на то, что правда уже была возвещена и за этим следует, что релятивизм не имеет права на существование ни в каком своем виде. Поэтому неудивительно, что его произведения попали в «Индекс запрещенных книг».

Идеи Монтеня оказали влияние на Декарта. Автор высказывания «cogito ergo sum» предался практическому образованию, основанному на путешествиях и знакомстве с другими культурами. «Хорошо узнать обычаи других народов, чтобы лучше судить о своих собственных и не считать смешным и неразумным все то, что расходится с нашими привычками», — писал он в «Рассуждении о методе».

Культурный релятивизм — орудие критики Запада

В XX веке культурный релятивизм был принят в качестве метода в таких науках, как социология или антропология. Он должен был позволить избежать предвзятости при изучении других культур, однако использовали его не только как метод беспристрастной науки, но и как средство критики собственной культуры. Это прямо признали выдающиеся антропологи Джордж Маркус (George Markus) и Майкл Фишер (Michael J. Fischer) в изданной в конце прошлого века книге «Антропология как культурная критика». Они пишут: «Следующая установка антропологии — это служение культурной критике нас самих. Благодаря описанию образцов, преобладающих в других культурах, и критическому рассмотрению наших собственных, антропология расшатывает здравомысленный подход и заставляет задуматься над бездумно принятыми тезисами».

На практике это означает главным образом оспаривание мировоззрения, опирающегося на христианскую религию. Такая традиция в антропологии появилась давно, и начало ей положила Маргарет Мид (Margaret Mead) — автор работы «Взросление на Самоа» (1928). Исследовательница изобразила в ней картину мира, полного сексуальной свободы, которую поставила в пример консервативной Америке. Хотя результаты исследований оказались недостоверными, упомянутая книга сильно повлияла на сексуальную революцию и способствовала отказу американцев от традиционных норм.

Сейчас убежденность в равенстве культур в либеральных салонах и вузах, где заправляют либералы, стала обычным явлением. С помощью него стараются обосновать политику поддержки мультикультурных обществ, которая на деле способствует конфликтам и беспорядкам. Но культурный релятивизм — это не исключительно западное явление. На этот подход ссылается российский идеолог Александр Дугин. В тексте The Multipolar World and the Postmodern, опубликованном в издании Journal of Eurasian Affairs, он изображает картину мира, в котором «западная культура, философия, политика, экономика и технологии будут выглядеть лишь как один из локальных феноменов, ни в коей мере не превосходящий культуру, философию (...) азиатских обществ и даже архаических племен». Еще более парадоксально выглядят отсылки к культурному релятивизму у мусульман, сопротивляющихся универсалистским поползновения Запада. Они говорят, что, в частности, права человека в разных культурах должны функционировать по-разному. Проявлением этого подхода служит Каирская декларация о правах человека 1990 года, которая подчиняет права человека шариату в качестве единственного источника их интерпретации.

Можно ли обосновать культурный релятивизм?

Пожалуй, самый частый аргумент в пользу культурного релятивизма гласит: само многообразие культур свидетельствует, что принципы ни одной из них не могут быть полностью справедливыми. Этот аргумент оказывается ошибочным, если обратить внимание, что люди придерживаются разных мнений, допустим, и по вопросу глобального потепления, но это отнюдь не значит, что ни одна из сторон не права, или что правда непознаваема. Разнообразие цивилизаций и существующих в них моральных и правовых принципов не исключает того, что некоторые из них опираются на добро и правду, а некоторые — на зло и фальшь. «Doctrina multiple, veritas una», говорили древние римляне.

Убежденность в отсутствии универсальных моральных стандартов и их обусловленности культурой сложно доказать. Это утверждение в принципе не отличается от субъективизма, который исходит из того, что каждый должен руководствоваться собственным моральным кодексом и не навязывать моральных убеждений другим. Между тем, святой и развратник, убийца и человек, жертвующий жизнью, здоровый и психически больной человек — все они могут иметь свой моральный кодекс и жить в соответствии с ним. Следует ли из этого, что их выбор одинаково хорош? Это очевидным образом абсурдно: люди несовершенны, а одновременно отличаются друг от друга. Поэтому ценности некоторых людей особенно сильно расходятся с объективной моралью. Раз цивилизация состоит из отличающихся друг от друга людей, то почему одни цивилизации не могут быть хуже других?

Культурный релятивизм, хотя в теории он кажется прекрасным, на практике означает дозволенность любой жестокости и несправедливости. Что последовательный культурный релятивист скажет об исламской цивилизации, в которой допускается насилие против людей с другим вероисповеданием? Ведь Коран гласит: «Убивайте их, где бы вы их ни встретили, и изгоняйте их оттуда, откуда они вас изгнали. Искушение хуже, чем убийство. (...) Если они станут сражаться с вами, то убивайте их» (2:191). Воплощение этих заветов в жизнь мы видим сейчас ярче всего в действиях Исламского государства — в совершающихся там убийствах, жестоких казнях, изгнании людей, а также в преследовании иноверцев во многих мусульманских странах. Должен ли последовательный приверженец коранических принципов придерживаться правил собственной культуры?

Исламский мир — это отнюдь не единственная цивилизация, которая допускает жестокость. Подобный пример можно обнаружить в цивилизации Индии. Не одно тысячелетие там функционирует система разделения на так называемые варны: брахманы (жрецы), кшатрии (воины), вайшьи (торговцы, ремесленники) и шудры (исполнители простых работ). Ниже этих четырех групп стоят неприкасаемые. Помимо этого существует еще более строгое разделение на касты, которых в Индии существует несколько тысяч. Такой порядок происходит в значительной степени от завоевания Индии захватчиками — ариями, которые положили начало современным элитам. Можно сказать, что он носит расистский характер, хотя обосновывают его с помощью религии.

Следует обратить внимание на веру индусов в то, что рождение человека в определенной касте зависит от его жизни в предыдущем воплощении: если кто-то рождается парией, он несет заслуженное наказание за свои поступки, и помогать ему не следует. Поэтому на индийских улицах можно увидеть прокаженных и умирающих людей, чья судьба никого не волнует. Любопытно, что древние евреи занимали отчасти подобную позицию, веря, что болезни — например, проказа или слепота — это наказание за собственные грехи или прегрешения предков. Но этот подход изменил Иисус Христос, который сказал, комментируя судьбу слепого: «Не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии», а потом исцелил его. У милосердия к страдающему и высокомерного равнодушия, смешанного с презрением нет точек пересечения. Как можно сравнивать эти два подхода?

Не меньшее пренебрежение к человеку (особенно к слабому) проявляется в китайской цивилизации. Царящий там много тысячелетий коллективизм создал плодородную почву для массовых убийств, совершавшихся руководством Мао, а сейчас служит оправданием для принудительных абортов. Китайская политика одного ребенка ведет к принудительному убийству нерожденных детей: теоретически это в какой-то мере запрещено государством, однако власти наказывают людей, «нелегально» обзаведшихся вторым или последующим ребенком, суровыми штрафами. Более того, нередки такие случаи, как произошел в июне 2012 года, когда 23-летняя женщина была арестована и наказана штрафом из-за второй беременности. Поскольку ее семья не могла заплатить большую (особенно в контексте китайской экономической обстановки) сумму, полиция заставила избавиться от ребенка.

Подобные ситуации становятся частым явлением, поскольку от полиции и чиновников требуется не только следить за соблюдением закона (запрещающего принудительные аборты), но и за эффективным контролем роста населения. Поэтому неудивительно, что они решаются на такого рода шаги. Это демонстрирует, но что способна культура, опирающаяся на принципы конфуцианского коллективизма и низкого статуса женщины в комплексе с посткоммунистической ментальностью.

Равенство культур — это абсурд

Таким образом, культурный релятивизм, несмотря на его популярность, оказывается абсурдным воззрением. Ведь он предписывает положить на одну чашу весов присутствующий в христианской культуре запрет на убийство с позволением на него в культуре исламской; христианское милосердие с его отсутствием в индуизме; христианское уважение к жизни и человеческому достоинству с презрением к этим ценностям в китайской цивилизации. Согласно культурному релятивизму, следует считать равными христианство, в котором бог приносит в жертву собственную жизнь, и цивилизацию ацтеков, в которой приносили человеческие жертвы кровавым божествам.

Вышеприведенные заключения абсолютно абсурдны, и поэтому даже сами культурные релятивисты иногда заявляют, что культурное разнообразие не дает права на причинение людям зла. Однако, как мы видели, причинение зла невинным нередко проистекает из фундаментальных основ многих цивилизаций, из «святых» религиозных книг, на которые она опирается (например, коранических принципов или священных писаний индуизма). Таким образом отказ принимать причинение зла другим во имя уважения равенства культур де-факто означает признание, что они... не равны.