В декабре ушедшего года «Росузник», волонтёрская гражданская инициатива, которая последние годы оказывала правовую поддержку задержанным на акциях протеста, объявила о прекращении своей деятельности. «Росузнику» больше некого защищать. Как сказано на сайте проекта, «административные задержания на массовых акциях практически не происходят по причине как отсутствия массовых акций, так и по отсутствию желания задерживаться у подавляющего большинства потенциальных участников».
После этого заявления массовая протестная акция, сопровождавшаяся массовыми задержаниями, всё же состоялась: несколько тысяч москвичей вышло на Манежную площадь, протестуя против приговора суда Алексею и Олегу Навальным, получившим 3,5 года условно и 3,5 года колонии, соответственно. Но количество протестовавших 30 декабря было невелико — по самым оптимистическим оценкам, около трех тысяч человек. При этом желающих выйти на площадь, судя по регистрации в фэйсбуке, было около 30 тысяч.
Создатели «Росузника» правы. Общегражданские политические протесты в России закончились.
Белый флаг для белоленточников
Никто больше не носит белые ленточки — а ещё полтора года назад в московском метро можно было встретить сотни горожан, демонстрировавших свою причастность к политическому протесту. Имитация активности в социальных сетях окончательно победила реальную политическую активность. Россияне ещё выходят на улицы, защищая свои экономические права, но никто больше не протестует против нелегитимности парламента — да и помнит ли кто, что этот парламент нелегитимен? Украинская война и экономический кризис полностью заслонили политический протест 2011–2012 годов.
Кто же эти люди, которые неожиданно для властей и всей страны вышли на улицы и также неожиданно с них исчезли?
Кажется, они не знают этого сами. Социальная база неудавшейся «снежной революции» описывалась по-разному, и та терминологическая путаница, которая при этом возникала, демонстрирует жесточайший кризис идентичности протестовавших. Идентификация и самоидентификация сконцентрированы вокруг двух терминов, которые называются едва ли не через запятую: «средний класс» и «креативный класс». Оппозиционеры и сами с удовольствием объявляли протест 2011-2012 движением креативного класса. Оппоненты белоленточников в пропутинских медиа и социальных сетях и сейчас называют их «креаклами».
Креативный класс
Российская одержимость теорией креативного класса — удивительный феномен. Мода на эту теорию напоминает любовь к марксизму, возникшую 150 лет назад в стране, где пролетариат составлял едва заметное меньшинство. Русский перевод книги Ричарда Флориды «Креативный класс: люди, которые меняют будущее» появился в 2005 году и довольно быстро стал источником вдохновения для тех, кто верил, что в России существуют «инновации» и «экономика знаний», и для тех, кто верил в возможность прогресса без изменений политической системы.
Словосочетание «креативный класс» быстро стало модным: его активно использовали и приверженцы концепции, и её критики, но дискуссии вроде «Есть ли в России креативный класс?» демонстрировали в первую очередь то, что дискутировавшие не читали Флориду.
Конечно, никакого «креативного класса» в России не было.
По крайней мере, того креативного класса, который сконструировал Ричард Флорида. Американский исследователь писал, что условия появления креативного класса в обществе — это три «Т»: талант (талантливое, хорошо образованное и квалифицированное население), технологии (технологическая инфраструктура, необходимая для поддержки предпринимательства) и толерантность (разнородное сообщество, в котором господствует принцип «живи и дай жить другим»). И если первые две «Т» выглядят хотя бы сомнительно, то толерантности у молодых российских профессионалов нет и не было.
Единицы выходили протестовать летом 2013 года против гомофобских законов, принятых российской Думой и создания московским правительством депортационных лагерей. Но если москвичи и выходят протестовать на улицы, то в поддержку Алексея Навального — мужественного политика, построившего свою политическую программу и популярность на последовательной борьбе с коррупцией и не менее последовательной ксенофобии.
Печать креативности
Креативный класс, по версии Флориды, стремится освободиться от условностей традиционной социальной структуры и склонен изобретать новое — пусть даже это новое выглядит странным. Та социальная группа, которая с удовольствием называла себя российским креативным классом, до недавнего времени упивалась потребительскими радостями процветающей российской экономики, старалась быть модной — что бы это не значило — и очень хотела казаться особенной.
Главным в популярности термина «креативный класс» стало то, что он не описывал какую—то бы не было новую социальную реальность или новые ценности, а то, что был быстро присвоен. Дизайнерам, рекламистам, журналистам и интернет-предпринимателям нравилась характеристика «креативный», сразу отсекавшая от принадлежности к этому самодовольному сословию «немодные» и эстетически чуждые «творческую интеллигенцию» и бизнес.
При том, что большинство из этих людей были наёмными работниками, представителей других профессий, работавших по найму, они вовсе не замечали. Эта группа, демонстрируя феноменальный социальный эгоизм, подчёркнуто игнорировала реальные политические процессы. Она была заинтересована в стабильности существующего режима и сохранения собственного положения: иначе бы она утратила свою зыбкую идентичность особенных, обеспеченных, продвинутых и диктующих моду, как им казалось, всему обществу — на самом деле, только самим себе.
Анекдотический Дмитрий Медведев с его демонстративной любовью к гаджетам компании Apple и бессмысленными заклинаниями «инновационностью» и «модернизацией» был идеальным президентом для тех россиян, которые настаивали на своей особенной креативности. Войну с Грузией в августе 2008 года, с которой началось президентство Медведева, самопровозглашённый российский креативный класс, естественно, не заметил.
Конечно, неудавшаяся «снежная революция» 2011-2012, вызванная вопиющими нарушениями при выборах Думы и номинальным возвращением к верховной власти Владимира Путина, не была восстанием российского «креативного класса», а более сложно организованным социальным и политическим феноменом. Да, прежде аполитичные или лояльные властям мастера медийной упаковки принимали массовое участие в протестах, демонстрируя невиданную прежде солидарность.
Но группа, осознающая себя как общность только через узкий набор культурных маркеров и художественных пристрастий, не могла и не смогла осознать свои политические интересы. Белоленточный протест прекратился не только из-за жестокого противодействия властей, но и из-за отсутствия мотивации. Его большинство хотело не перемен, а сохранения своего статуса. И потому мало кто помнит, что принимающий чудовищные законы нынешний российский парламент, нелегитимен. И потому гордящиеся своей креативностью социальные эгоисты не протестуют против аннексии Крыма и войны, которую Россия ведёт на Украине.
Короткая память
После своей самой знаменитой книги Ричард Флорида написал ещё несколько работ, и две из них переведены на русский, но такого ажиотажа, как «Креативный класс», не вызвали. И не вызовут. Теории Флориды сегодня так же далеко от России, как и штат Флорида.
Нарастающий в России экономический кризис уничтожает тот мир, в котором так комфортабельно себя чувствовали считавшие себя российским креативным классом. Масс-медиа, которые ещё недавно поучали, что читать и где есть, съёживаются вместе с рекламным рынком, или вовсе закрываются. Доходы и зарплаты падают. Столь нелюбимые поклонниками Алексея Навального среднеазиатские гастарбайтеры уезжают из России. Кризис в экономике сопровождается полномасштабным появлением цензуры и невиданным прежде уровнем политической реакции.
«Я девочка, я не хочу кризис, я хочу нефть по 120 долларов за баррель», — пишет в декабре 2014 года у себя в блоге московская рекламистка. Ирония не может замаскировать истинные ценности: углеводородное благополучие, покупательная способность рубля, отсутствие санкций на западные продукты. И становится окончательно непонятно, смогут ли молодые образованные горожане найти хоть какую—то платформу для ценностной самоидентификации и осознать себя как политическую силу.
