Убийства, совершенные исламистами-радикалами в редакции сатирического журнала Charlie Hebdo и магазине кошерных продуктов повлекли за собой удивительные политические последствия. Они напомнили французскому обществу о его демократических корнях и побудили огромные массы людей выразить свой протест против этой чудовищной жестокости, выступить в защиту терпимости, свободы, равенства, права на критику и законность, то есть всех тех ценностей, которые оказались под угрозой в свете совершенных преступлений.
С другой стороны, они вернули общественности доверие к правительству (которое казалось уже утраченным) президента Франсуа Олланда (François Hollande) и его премьер-министра Мануэля Вальса (Manuel Valls), сумевшим справиться с кризисной ситуацией, которую вызвали действия террористов, и заручиться поддержкой французского политического класса «республиканских принципов», то есть, сосуществований различных религиозных верований, жизненных укладов и культур.
Не поддавшись кровавому шантажу исламских экстремистов, Франция, которая уже вела с ними борьбу в Африке и продолжает вести ее на Ближнем Востоке, подтверждает свою решимость противостоять этому злу. В качестве доказательства она направила в ближневосточный регион авианосец «Шарль де Голль» для поддержки авиаударов союзной авиации по позициям ИГИЛ в Сирии и Ираке. Стоит напомнить, что Франция выступила с предложением о военной интервенции в Сирии с целью поддержки демократической оппозиции, воевавшей против диктатуры Башара Асада. Но ее инициатива не нашла поддержки у США и других западных стран, запуганных Владимиром Путиным, главным поставщиком оружия сирийскому режиму. Затем повстанцев оттеснили исламские фанатики, стремящиеся свергнуть режим Асада, чтобы установить еще более жестокую диктатуру (в этом исламском халифате, помимо отсечения головы, избиения плетьми, порабощения женщин, теперь еще вводится практика сбрасывания гомосексуалистов с большой высоты). И только теперь многие западные правительства стали сожалеть о том, что не проявили такую же твердость, как Франция, в защите цивилизации, которую исламские экстремисты со всей очевидностью намереваются уничтожить.
Но, наверное, самым важным последствием расстрелов, совершенных исламистами в Париже, стало возвращение идей во французскую политику. Именно они были главными действующими лицами общественной жизни страны в течение значительного периода ее истории. Но в последнее время, отчасти из-за утраты интереса (если не сказать, уважения) к политике со стороны интеллигенции, а отчасти вследствие ее уклона в чистый прагматизм, которому интересна лишь материальная сторона существования, а не идеалы, выражение различных точек зрения, которыми всегда так славилась Франция. Казалось, все это исчезло на родине Вольтера, Дидро, Сартра, Мальро и Камю, однако в последние недели вновь заявило о себе настойчиво и ярко.
Уже давно во Франции такое количество писателей, преподавателей, научных работников и других представителей интеллигенции не принимали столь активного участия в общественной жизни. Через газеты, журналы, телевидение и манифесты они высказывают свои мнения по поводу роста антисемитизма, исламофобии, гетто, где проживают иммигранты, не имеющие возможности получить образование, работу. А также по поводу благоприятной среды для распространения антизападных экстремистских настроений во многих европейских городах, тысячи молодых жителей которых пополняют ряды «Аль-Каиды», ИГИЛ и других террористических организаций.
Накал споров такой, что напоминает мне 70-е годы, когда такие вопросы как война в Алжире, разоблачение ужасов сталинских лагерей, восхищение, которое среди молодежи вызывали кубинская революция и идеи Мао, роль интеллигенции вызывали оживленные обсуждения, обогащавшие французскую политику и культуру. Наиболее острые обсуждения вызывает проблема иммиграции: можно ли, вслед за Марин Ле Пен (Marine Le Pen) и писателем-бунтарем Мишелем Уэльбеком (Michel Houellebecq), нелестно отозвавшемся об исламе и иммигрантах в своем последнем романе «Подчинение» (Sumisión), считать ее опасной и потому ограничивать и ставить под жесткий контроль? Другие интеллектуалы, подобные Андре Глюксманну (André Glucksmann), напоминают, что главными жертвами исламского терроризма становятся сами мусульмане, погибших и погибающих десятками тысяч от рук фанатиков, по мнению которых, любой, отступивший от их единой веры, заслуживает смерти.
Бессмысленный фанатизм, уносящий человеческие жизни, не является монополией ислама. Его можно наблюдать и в других религиях, в том числе и в христианстве, хотя, разумеется, никто не отрицает, что ислам в значительно большей степени отвергает современные веяния. Он просто еще не прошел через длительный процесс развития светского общества, позволивший католической Церкви приспособиться к демократии, то есть, перестать отождествлять себя с государством. Все это указывает на то, что пройдет еще немало времени, прежде чем арабские страны (к сожалению, единственным обнадеживающим примером на настоящий момент является лишь Тунис) воспримут культуру свободы.
Мне хотелось бы сослаться на мнение двух интеллектуалов, которых я очень уважаю: Жан-Мари Гюстава Ле Клезио (J. M. Le Clézio) и Ги Сормена (Guy Sorman). Они едины во мнении, что убийцы журналистов Charlie Hebdo, а также четырех посетителей кошерного магазина — обычные уголовники, родившиеся или выросшие во французских гетто в отвратительных условиях, сформировавшиеся в уголовной среде колоний и тюрем. В этом состоит их истинная сущность, а исламский фундаментализм служит лишь прикрытием. В том, что они стали убийцами, виновна прежде всего социальная среда, в которой они родились и выросли, а не религиозные убеждения.
Я считаю, что в этом анализе не отображена в должной мере роль тех, кто руководят, вооружают и используют в своих целях этих «волков-одиночек», появившихся в результате дискриминации, бескультурья и рабских условий существования. Разве все религии и идеологии во все времена не использовали уголовников и психически нездоровых людей для совершения своих злодеяний? Те, кто убил людей в редакции Charlie Hebdo и в кошерном магазине, были выходцами из тех самых гетто, но подготовку прошли на Ближнем Востоке или в Африке и являлись членами организаций, которые благодаря финансирующим их нефтедобывающим странам и шейхам-миллиардерам обладают самым современными вооружениями, средствами связи и связными по всему миру. А имамы и богословы тем временем пытались оправдать их преступления, внушая им, что они герои, мученики, покрывшие себя славой и обеспечившие себе неземные наслаждения в загробной жизни. Бесспорно, нечеловеческие условия европейских гетто способствуют формированию потенциальных убийц-фанатиков. Но на тех, кто вкладывает в их руки взрывные устройства и автоматы, подстрекают и указывают, кого нужно устранить, ложится такая же ответственность за пролитую кровь.
Борьба с терроризмом, к сожалению, предполагает определенные ограничения свободы при условии, что эти ограничения не перейдут через определенную черту, после которой сама свобода исчезает, а свободная страна перестает таковой быть, становясь в один ряд с тоталитарными и обскурантистскими государствами, подпитывающими терроризм. По всей видимости, это хорошо осознал французский народ: результаты социологического опроса, опубликованного в тот день, когда была написана эта статья, указывают на рост популярности всех демократических партий — как правого, так и левого толка, — в то время как рейтинг Национального фронта с его демагогическими заявлениями о необходимости восстановления смертной казни, требованиями о выходе из Евросоюза и серьезном ужесточении миграционного законодательства похоже, не повысился ни на один пункт.