Еще полтора года назад в одном купе судьба могла свести пассажиров из Киева и Москвы, Житомира и Пензы. Их путешествие прошло бы тихо и мирно: травили бы анекдоты про гаишников, ругали бы чиновников и коррупцию. А теперь ничего хорошего из такой поездки уже не получится.
Последние двадцать три года дрейф постсоветских республик в разные стороны был почти незаметен. Но именно после событий в Крыму и на Донбассе русские и украинцы утратили возможность договориться. Потому что нельзя договориться, если вы рассуждаете о «законе», а ваш собеседник — о «справедливости».
Справедливость и предательство
С теми, кто верит в «справедливость», договориться не получается. Потому что как только ты начинаешь мерить жизнь этой категорией — страна мгновенно начинает дробиться на десятки миллионов носителей трактовок этой самой справедливости. Которые, конечно, иногда могут совпадать, но чаще — нет. Закон для того и нужен, чтобы служить единой измерительной шкалой для индивидуальных или коллективных поступков.
Именно поэтому человечество договорилось о том, что представление о «справедливости» надо для начала конвертировать в законотворчество. И только потом — применять на практике. А если позволить «справедливости» действовать напрямую, то начинаются погромы и войны.
Вся история «крымской весны» опиралась именно на российские представления о «справедливости». Нам говорили, что крымчане сами хотят «переехать» в Россию, что полуостров достался Украине случайно, что несправедливо заставлять людей жить в каком-то государстве, если они этого не хотят. Спросите у россиян — справедливо ли обошлись с Крымом в 2014-м году — и вы услышите громкое и утвердительное «да».
А для украинцев вся эта история стала историей предательства. Потому что в 1994-м году Киев отказался от ядерного оружия в обмен на гарантии территориального суверенитета. Который пообещала блюсти в том числе и Россия. Надо понимать, что договоры о границах подписываются правительствами, но заключаются с государством. Смена власти, военный переворот, землетрясения, вторжение инопланетян и падение астероидов на этот вопрос никак не влияют. Если Москва считает, что в Киеве к тому моменту случился переворот, то она — вместе с остальными гарантами украинских границ в лице Вашингтона и Лондона — должна настаивать на прозрачном и открытом избрании легитимной власти. И только.
Битва за историю
Но одним лишь противостоянием по линии «предательство» и «справедливость» дело тут не ограничивается. Любая спорная ситуация рождает поиск исторических аналогий. И с этими аналогиями по обе стороны границы тоже все непросто.
Украинцы вспоминают 1938-й год, подчеркивая, что ситуация на полуострове напоминает присоединение Судетской области Чехословакии к предвоенной Германии. Некстати для России всплывает еще одна аналогия с проведенными в 1936-м году в Берлине Олимпийскими играми. Украине это сопоставление играет на руку — предвоенная Германия ни у кого симпатий вызывать не может.
Россия же включает контрпарралель, делая ставку на 1943-й год: по ее версии, все происходящее напоминает освобождение Украины от немецко-фашистских захватчиков. В этой парадигме введение войск защищает население дружественного «юго-востока» от нашествия «захватчиков» из других регионов страны. Не случайно российские СМИ уверяют, что появление вежливых вооруженных людей встретит ликование на улицах не только Донецка и Луганска, но и даже на улицах Харькова, Днепропетровска, Одессы и Николаева. И не случайно, все провластные комментаторы в России используют терминологию Великой Отечественной.
Правовые нигилисты
Оба эти водораздела достаточно глубоки, чтобы компромисс стал невозможен. Но вся эта ситуация особенно резко усиливается из-за того, что оба народа имеют слишком много общих черт.
Например, украинцы и россияне в своем отношении к «праву» и «правде» схожи куда больше, чем им самим кажется. Это вытекает из их исторического опыта. Русские всегда были «государевыми людьми» — империя у них появилась раньше, чем успело сформироваться национальное государство и политическая нация. Русские мыслят интересами страны, государственного величия, раз за разом провозглашают диктат коллективного над личным. Украинцы наоборот — никогда национального государства не имели, потому что были частью чужих госпроектов. У них нет императива государства — роль объединяющего у них выполняют интересы нации. Фактически, ментально русские и украинцы олицетворяют две стороны одной медали. Одни никогда не имели нации, зато имели государство. Другие имели прототип нации, не имея государства.
Но в этой разнице опыта есть точка пересечения в понимании самого термина «справедливость». Потому что для русских «право» — это категория государственная, «барская», имеющая мало общего с низовым и народным. А для украинцев это же понятие всегда сопрягалось с империями, использовавшими территорию страны в собственных интересах. У русских государство выступало в роли внутреннего «своего» колонизатора. У украинцев — в роли внешнего «чужого». Поэтому для обоих народов во все времена важнее был концепт «справедливости».
И именно поэтому русские и украинцы никогда не договорятся. Потому что это «право» имеет арбитров и правила, а справедливость у каждого своя. Для русских справедливо вернуть Крым, потому что там живут русские. Для украинцев это несправедливо, потому что Россия пообещала блюсти территориальную целостность соседа после отказа от ядерного оружия.
А раз пространства для взаимопонимания не осталось — может, и к лучшему, что количество поездов из России на Украину сократилось до минимума. Вряд ли бы сегодня совместная поездка в купе жителей двух стран закончилась хорошо.