Россия и НАТО: В путинском антиамериканизме большую роль играют очень личные факторы

Spiegel Online: Россия хочет усилить свои вооруженные силы «в стратегических районах», в последние дни провокационно действовали ее военно-воздушные силы, и российские самолеты помешали воздушному сообщению под Великобританией. Какие цели преследует тем самым Москва?

Ханс-Йоахим Шпангер (Hans-Joachim Spanger): Россия пытается улучшить свои позиции в мировом силовом раскладе, и здесь я пока не вижу никаких возможностей для взаимопонимания. В последнее время мы становимся свидетелями действий, направленных на демонстративное утверждение статуса великой державы: российские стратегические бомбардировщики совершают свои полеты, а российские военные корабли направляются к берегам Австралии. Россия показывает свою способность обеспечивать глобальное военное присутствие. Это создает угрозу случайных столкновений.

— Москва утверждает, что вооруженные силы НАТО якобы сфокусированы на борьбе с Россией. Это верно?

— Подобные высказывания просто не соответствуют действительности. Но они отражает новую ситуацию, дилемму в области безопасности. Международная система структурирована архаично, поскольку она не содержит в себе никакой монополии на применении силы. Каждый заботится о своей собственной безопасности. В той же мере, в которой одна сторона повышает свою безопасность, снижается безопасность другой стороны. Вот конкретный пример: НАТО, особенно восточноевропейские члены Альянса, чувствуют себя в опасности из-за действий России на Украине и требуют большей защиты.

— Эти страны хотят, чтобы на их территории были размещены силы НАТО.

— Альянс пока к этому не готов, но он хочет создать силы быстрого реагирования и уже усилил патрулирование воздушного пространства (Air Patrolling). Это страховочные меры (reassurance). Они воспринимаются Москвой как угроза. Во время холодной войны мы достигли такой ситуации, при которой была запущена спираль угроз и вооружений. Она быстро отделяется от реальных причин и получает свою собственную динамику.

— Москва чувствует угрозу в результате вступления восточноевропейских государств в НАТО. Вам понятны возникающее у русских ощущения, что они находятся в окружении?

— Я думаю, что речь в данном случае идет о чем-то другом, и это другое является столь же важным для России. Речь идет о политической маргинализации. Москва противостоит растущему блоку, который координирует свою внешнюю политику и постоянно конфликтует с Россией, принимая такие решения, на которые она уже не может повлиять. Речь идет о статусе, о причастности, а также о том, что Россия хочет, чтобы ее уважали и воспринимали как великую державу.

— Не идет ли речь также о сохранении своего влияния в соседних странах?

— Это верно. В России в 1990-е годы появился термин «ближнее зарубежье». Когда Польша, Венгрия и Чехия в ходе первого расширения стали членами НАТО, президент Борис Ельцин недвусмысленно провел красную линию вокруг балтийского региона. Он сказал о том, Россия никогда не согласится с членством прибалтийских стран в Альянсе. Запад не стал это учитывать.

— Существовал ли какой-то переломный момент в этих отношениях?

— После терактов 11 сентября Путин первым в разговоре с тогдашним президентом Соединенных Штатов Бушем выразил свою солидарность. Существовала договоренность относительно создания западных военных баз в Центральной Азии. Американцы после этого вышли из договора по ПРО, и произошло расширение НАТО. Возможно, в то время были весомые причины для подобных действий, однако их последствия являются разрушительными.

— Барак Обама попытался осуществить «перезагрузку».

— Его уполномоченный по России Майкл Макфол (Michael McFaul) придумал «перезагрузку» (reset). Но во время первого визита Обамы в Москву он стал произносить странные речи о том, что нужно концентрироваться на тогдашнем президенте Медведеве. Он считал, что Путин — человек прошлого. С того момента отношения были разрушены. Я лично был свидетелем активного антиамериканизма Путина, в котором явно чувствовались очень личные факторы.

— Изменилось ли Ваше мнение о Путине?

— В 2008 году, после войны с Грузией, я выступал за более серьезное отношение к жалобам России относительно маргинализации. Сегодня мы сталкиваемся с совершенно иной ситуацией. Политический режим в Москве изменился, и следствием этого являются действия России на внешней арене. Речь уже идет не только об Украине. Путин и его министр иностранных дел постоянно это повторяют: они хотят изменить международный порядок, сложившийся в последние 20 лет.

— Вы исключаете войну с Россией?

— Мы находимся на пороге нового раздела Европы. Мы должны так его провести, чтобы минимизировать риски военной конфронтации. Наихудший сценарий (Worst Case Scenario) может включать в себя военную конфронтацию, в которой Россия и НАТО столкнутся уже непосредственно друг с другом.

— В какой мере?

— Если боевые действия на Украине будет расширены, то возрастет также давление на НАТО, и от Альянса будут требовать более активного вмешательства. Могут быть введены более жесткие санкции. В ответ на это Россия, вероятно, установит запрет на полеты над ее территорией. Кремль, вероятно, будет пытаться спасти себя, загоняя ущерб Запада на астрономическую высоту. Не следует предаваться иллюзиям относительно того, что Москва при определенных обстоятельствах не пойдет на подобный риск.

— А каков позитивный сценарий?

— Совместная договоренность по Украине, в рамках которой будет определен ее будущий статус относительно НАТО, а также интересы России в том, что касается договора об ассоциации. Возможно, подобная договоренность будет включать в себя федерализацию Украины.

Ханс-Йоахим Шпангер, 60 лет, член правления гессенского Фонда исследований проблем мира и конфликтов (Stiftung Friedens- und Konfliktforschung), руководитель программ «Власть и общественный мир». В последние годы он неоднократно принимал участие в заседаниях Валдайского клуба, во время которых западные эксперты встречаются с российским президентом Владимиром Путиным.