Концепция диктатуры остро нуждается в пересмотре. Сегодня уже не действует старая модель, в которой далекие диктаторы издавали необоснованные, капризные, а порой и эксцентричные указы, требуя их слепого исполнения от своих запуганных подданных, которым к тому же внушались те или иные идеи. В те времена ничто не ограничивало этих тиранов в их поступках, да и угроз их выживанию было очень немного. Северокореец Ким Чен Ын и сириец Башар аль-Асад являются двумя из немногих оставшихся исключений из позитивной тенденции, которая возникла на развалинах рейхстага и Берлинской стены, и продолжилась в сточной канаве, ставшей последним бастионом ливийца Муаммара Каддафи. Но на огромных и очень важных участках земной территории все еще остаются правители с диктаторскими замашками, для которых нам необходимо разработать новую модель.
Эта новая модель должна основываться на четком понимании значимости общественного мнения, которое для диктаторов сегодня даже важнее, чем для демократов. Если демократический правитель допустит просчет и неверно оценит общественное мнение, все, что он проиграет, это выборы. С другой стороны, если сегодняшние диктаторы не будут удовлетворять свои общества, возникнет угроза их жизни, их структурам власти, их семьям, богатствам и верным советникам.
Слабая информированность когда-то порождала у диктаторов заблуждения, и они преувеличивали выражаемую им народную поддержку. Сегодня благодаря усовершенствованным научным методам опросов и вездесущим социальным сетям и цифровым устройствам настроение в обществе можно узнавать точно изо дня в день, если не из часа в час. Более того, став свидетелями распада Советского Союза и всплеска арабской весны, автократы прекрасно понимают, что не могут просто так уйти. Такая суровая реальность может стать мощным сдерживающим фактором для диктаторов в их поведении.
Такое ослабление авторитаризма является составной частью перехода к демократии, на который уйдет некоторое время. Но общественное мнение и усиление его роли таят определенные опасности и для самой автократии. Общество, а также средства массовой информации могут быть более националистическими, чем те, кто ими управляет. Войны могут начинаться и из-за того, что общество вынуждает никем не избранных правителей действовать на основании националистических и милитаристских устремлений, даже если они самоубийственны.
Взгляните, например, на Китай.
Руководитель Коммунистической партии Китая Си Цзиньпин вынужден мириться с социальными сетями и политической элитой, испытывающими острые националистические чувства, вспоминая о тех бесчинствах, которые творили в Китае на рубеже 19-го и 20-го веков Запад и Япония. Такое широко распространенное и глубоко укоренившееся чувство обиды и недовольства порождает еще более агрессивное и демонстративное поведение Китая в территориальных спорах в акватории Южно-Китайского и Восточно-Китайского морей.
Если бы Си Цзиньпин имел склонность и возможность руководить как тоталитарный правитель наподобие Мао, то ему не пришлось бы принимать во внимание националистическое общественное мнение. Прагматичные и резкие развороты в политике типа того, когда Мао приветствовал Ричарда Никсона, сегодня более возможны, а китайская внешняя и оборонная политика может быть менее агрессивной, пусть Пекин и наращивает втихую свою военно-морскую и военно-воздушную мощь. Однако общественное мнение в Китае вынуждает режим чаще и более открыто заявлять о своих устремлениях. А это, в свою очередь, не только провоцирует столкновения с Вьетнамом и Филиппинами, но и заставляет союзников США от Японии до Австралии придавать большее значение Америке в создании противовеса Китаю. А сегодня, когда КНР вступает в неспокойную переходную фазу в экономике, характерной чертой которой является замедление темпов роста, у Си Цзиньпина появляется еще больше стимулов нагнетать националистические настроения, дабы смягчить экономическое недовольство в обществе.
Общественное мнение может также сдерживать националистические амбиции сегодняшних автократов. Когда в начале 2014 года был свергнут пророссийский режим в Киеве, Владимир Путин немедленно аннексировал Крымский полуостров, который населен русскими и с 1954 года официально входил в состав Украины. Общественное мнение в России просто не могло согласиться на меньшее. Чем агрессивнее вел себя Путин на первых этапах украинского кризиса, тем больше росли его рейтинги популярности. Однако опросы также показали, что российский народ против тотальной войны на Украине, поскольку это чревато немалыми людскими потерями, для предотвращения которых Путин не сделал ничего. В условиях всплеска боевых действий в последние дни, падения доходов от продажи энергоресурсов и резкого снижения рублевого курса Путин испытывает все больше колебаний и не хочет идти на обострение на Украине, в Молдавии и других странах Восточной Европы, опасаясь ужесточения экономических санкций, которые могут ослабить его поддержку в обществе.
Между тем, в Иране верховный лидер Али Хаменеи вынужден мириться с более мягким отношением к Западу демократически избранного президента Хасана Роухани. Нет, Иран по-прежнему является авторитарной теократией, но сегодня там появились соперничающие между собой взгляды элиты и общества на внутренние и иностранные дела.
В Египте президент Абдель-Фаттах ас-Сиси вынужден активно работать над тем, чтобы ослабить экономические трудности, выпавшие на долю рядовых египтян, потому что население уже продемонстрировало свою способность свергнуть диктатора. По понятным причинам ас-Сиси нервничает гораздо больше, нежели свергнутый диктатор Хосни Мубарак на всем протяжении своего президентского правления. И хотя нынешний президент прилагает немало усилий для заключения в тюрьму оппозиционных лидеров, недовольство в обществе практически неизбежно заставить протестующих вернуться на Тахрир.
Хорошая новость для диктаторов заключается в том, что их народы в целом становятся более эгоистичными, а поэтому они меньше склонны к борьбе. В последние годы случались и восстания, и революции, однако население Китая, России и стран Персидского залива, которое становится более грамотным, образованным и связанным с внешним миром, не испытывает особого желания вступать в революционную борьбу. Удовлетворить людские потребности становится сложнее, но люди все равно отдают предпочтение порядку, а не неопределенности.
Поскольку добиться абсолютного контроля над СМИ очень трудно в любой стране, за исключением по-настоящему тоталитарных режимов, таких как северокорейский, самовластные правители все чаще прибегают к такой стратегии в СМИ, которой пользуются западные политики. Блоги и социальные сети типа Твиттера труднее подвергать цензуре, чем традиционные печатные издания, потому что власть и влияние в таких социальных сетях диффузны, и потому что обычные дискуссии на таких медийных площадках очень быстро превращаются в политические. Изыскивая новые способы контроля над интернетом, которые не основаны на открытом и грубом подавлении, автократы испытывают беспрецедентное давление, будучи вынужденными конкурировать с другими голосами на рынке идей.
На самом деле, мы становимся свидетелями возникновения смешанных режимов, которые сочетают в себе элементы самовластия и народовластия, где центральная власть со временем ослабевает, однако свободы личности по-прежнему ограничены. Ярким примером такой тенденции стали традиционные консультативные монархии в Марокко, Иордании и Омане. Им десятки и даже сотни лет, и тем не менее, они по-своему постмодернистские. После арабских восстаний 2011 года режимы такого типа живут гораздо лучше, чем президентские тирании в Ливии, Сирии и Ираке, которые выхолостили все формы политического и общественного выражения, оставив их только для верхушки режима, а также для семьи и племени внизу.
Несмотря на такую тенденцию усиления смешанных режимов, Западу по-прежнему трудно издалека провоцировать и создавать более свободные политические системы. Чтобы подтолкнуть такие смешанные режимы в правильном направлении, западным игрокам необходимо способствовать созданию институтов на основе обсуждений и консультаций, а также формированию готовности править посредством компромиссов. Развитие таких навыков государственного управления требует времени, но это крайне важно для обеспечения прочности и долговечности переходной власти.
Выбирать надо не между свержением диктатур и отказом от борьбы. Мы не сможем изобрести традиции стабильности, если будем просто насаждать наши принципы. Но мы должны упорно и кропотливо работать с местными силами — с гражданами, гражданским обществом, судьями, адвокатами, полицией, журналистами — чтобы эти системы становились свободнее. Мы должны способствовать переходу к смешанным режимам, которые стремятся к созданию возможностей для каждого. В конечном счете, даже в том мире, где общественное мнение обладает большим влиянием, сторонникам демократии приходится действовать постепенно, шаг за шагом, чтобы создать такую обстановку, в которой ослабление диктатуры происходит под воздействием внутренних процессов, под давлением общества и меняющихся мировых норм.
