Украинский Национальный институт рака занимает три шестиэтажных корпуса дымчато-серого цвета в жилом квартале на окраине Киева. Стены снаружи облицованы плиткой, но кое-где она отвалилась, обнажив кирпичные шрамы. Когда советские строители завершали кладку фасада, они выложили там дату строительства — 1968 год. Похоже, что с тех пор ремонт там проводится лишь от случая к случаю. Тем не менее, работа в институте всегда шла весьма оживленно, а сейчас становится еще оживленнее.
Половина мужчин и 20% женщин на Украине курят. В национальной кухне полно животных жиров, а национальным напитком является водка. Радиация от чернобыльской аварии способствовала распространению рака щитовидной железы у поколения 1980-х годов, а среди детей заболеваемость выросла в десять раз. Семейных врачей в стране очень мало, а это значит, что опухоли груди, простаты и пищеварительного тракта часто остаются незамеченными на протяжении многих месяцев. Уровень выживаемости среди раковых больных один из самых низких в Европе.
В 2008 году опытный украинский хирург Игорь Щепотин сделал в одном из своих интервью прогноз о том, что количество новых случаев заболеваний раком будет постоянно увеличиваться со 165 тысяч в год до 200 тысяч к 2020 году. В том году президент Виктор Ющенко назначил Щепотина украинским главнокомандующим в новой войне с раком. Щепотин возглавил Национальный институт рака, который одновременно является ведущей в стране онкологической клиникой и научно-исследовательским учреждением. Ему были предоставлены обширные полномочия по наведению порядка в здравоохранении на Украине. Среди прочего, он получил независимый от Министерства здравоохранения бюджет, чтобы самостоятельно закупать препараты и оборудование. В Британии он стал известен как «раковый царь», а на Украине его называют «главным онкологом». И Щепотин весьма эффективен — если судить по оценкам его института.
«Благодаря усилиям коллектива под руководством директора профессора Щепотина, внедрению новых концепций, разработок и технологий, современных подходов к принципам лечения онкологических больных, удалось вернуть значительно большую часть больных к активной полноценной жизни», — говорится в кратком резюме института, опубликованном в апреле.
Институт рака хоть и выглядит внутри таким же обветшавшим, как и снаружи, вызывает немалое удовлетворение. Хирурги в белых халатах обсуждают различные случаи, направляясь в операционные. Повсюду суетятся медсестры со стопками папок в руках. В коридорах на откидных стульях, как в кинотеатрах, сидят пациенты, разговаривающие по телефону, а их родственники пытаются привлечь внимание врачей. Пожилые женщины в зеленой униформе моют полы с дезинфицирующими средствами, из-за чего в здании сохраняется стойкий химический запах, который не выветривается из вашей одежды еще долго после того, как вы уйдете из клиники.
Возникает ощущение, что это место, куда пациенты приходят с уверенностью в том, что главная цель врачей здесь — вылечить их. Однако трое работающих здесь хирургов, бывший министр здравоохранения, пациенты и борцы с коррупцией в один голос утверждают, что это не совсем так. По их словам, клиника, как и многие государственные заведения по всей Украине, заражена коррупцией. И несмотря на широко распространенное возмущение общества по поводу проблем коррупции, которое вызвало две революции за десять лет, никто, похоже, не хочет или не может ничего с этим сделать.
***
«Предположительно, деньги есть, — сказал консультант-анестезиолог этого института Константин Сидоренко, когда мы познакомились с ним в июле. — Но по какой-то причине эти деньги не доходят до самых важных мест, таких как реанимация. А это значит, что мы должны сами зарабатывать на все».
Фраза «самим зарабатывать на все» это такой эвфемизм, объяснил он, который означает взятки. Однако Сидоренко тут же подчеркнул, что сам он этого делать не хочет. Он возглавляет коллектив врачей в отделении интенсивной терапии, а поэтому отвечает за самых тяжелых пациентов института. Как у лечащего врача, у него не было выбора, кроме как брать взятки.
Мы сидели в его кабинете на шестом этаже размером со стандартную ванную комнату. У Сидоренко седеющие волнистые волосы и дружелюбное открытое лицо. Он достал из кармана своего белого халата небольшую коробочку. Там был датчик кислорода для аппарата искусственного дыхания, который подает воздух пациентам, неспособным дышать самостоятельно. Каждый датчик стоит примерно 4 тысячи гривен (164 фунта стерлингов по нынешнему курсу). Таких аппаратов у него десять, и датчики на них надо менять как минимум раз в год. 164 умножаем на десять и получаем 1640 фунтов, или 40 тысяч гривен. И это лишь малая часть тех средств, которые нужны ему для поддержания аппаратов в рабочем состоянии. В год на эти цели ему нужно 700 тысяч гривен (28850 фунтов стерлингов). Но в последние два года, заявил Сидоренко, институт не дает ему в достаточном количестве средства на обслуживание, хотя он не раз выступал с такой просьбой на совещаниях в клинике.
«У меня оборудования на миллионы, я должен его обслуживать, а иначе оно сломается, и мои пациенты умрут. Я должен его обслуживать, но где взять деньги?» Иными словами, он встал перед выбором: быть честным, но плохим врачом, или брать взятки и быть хорошим врачом. Это унизительно, но ответ лишь один. «Мои врачи понимают, а пациенты платят», — сказал Сидоренко.
За моей спиной стоял высокий шкаф, какие можно найти в советских квартирах повсюду, от Киева до Камчатки. Верхняя его часть представляла собой набор книжных полок, которые были заставлены книгами по медицине и папками. Нижняя часть была буфетом для посуды. Сидоренко протиснулся мимо меня и вытащил стопку конвертов — настолько пухлых, что их приходилось держать обеими руками. Некоторые были толщиной сантиметра два, и все они были заполнены банкнотами.
Он объяснил, что почти все его врачи собирают деньги с пациентов, а потом передают ему. На эти деньги он обслуживает аппараты искусственного дыхания, помогающие выжить его больным. Такова реальная жизнь врача на Украине, сказал он. Он лучше многих мог оценить ситуацию, потому что входил в состав комиссии, решавшей, какое оборудование должен закупать институт. По его словам, он видел, как институт систематически переплачивает за получаемое оборудование. Сидоренко рассказал, что как-то раз институт купил аппарат искусственного дыхания на 130 тысяч евро дороже его реальной стоимости. Этих 130 тысяч евро хватило бы на покупку кислородных датчиков для аппаратов на 40 лет. У Сидоренко было лишь одно объяснение, почему клиника переплачивает за оборудование: кто-то из руководства вступил в сговор с поставщиками и обманным путем присваивает средства из государственного бюджета. А потом они делят выручку между собой. А пациенты Сидоренко своими взятками компенсируют эту недостачу. Руководитель института Щепотин отказался комментировать вполне конкретные обвинения Сидоренко по поводу такой практики.
У Сидоренко есть еще одна причина для недовольства. У него 23 года врачебного стажа, а зарплата составляет всего 300 евро в месяц. Этого ему едва хватает на то, чтобы прокормить своих четверых маленьких детей, не говоря уже о многочисленной мзде: учителям, дорожной полиции, сантехникам, налоговикам. Это неотъемлемая часть повседневной жизни на Украине.
***
В Киеве есть великолепный оперный театр, прекрасные храмы, сетевые магазины, широкие бульвары в центре города, метро — все, чтобы быть европейским городом. Но он похож на современную европейскую столицу только в той мере, в какой институт рака похож на клинику. Transparency International в своем индексе восприятия коррупции, ставшем самым распространенным показателем коррупционности разных стран мира, поставила Украину на 142-е место, рядом с Угандой. А в последнем рейтинге страна опустилась ниже Нигерии.
Начиная с 1991 года чиновники, депутаты парламента и бизнесмены создают сложные и высокодоходные схемы с целью воровства из государственного бюджета. Эти хищения изуродовали Украину. Если на момент обретения независимости ее экономика не уступала польской, то сейчас она составляет лишь треть от нее. Уровень жизни у рядовых украинцев не меняется, а кучка олигархов стала миллиардерами.
Возмущение в обществе вызвало две революции. В 2004 году уличные протесты помогли Виктору Ющенко помешать попыткам тогдашнего премьер-министра Виктора Януковича сфальсифицировать результаты президентских выборов. Но за пять лет пребывания у власти Ющенко так и не сумел уничтожить систему покровительства. На волне разочарований в обществе он в 2010 году проиграл выборы Януковичу, которого, в свою очередь, свергли в феврале, когда коррупция мутировала и приобрела еще более опасную форму.
Представители генеральной прокуратуры в интервью Reuters заявили, что в период с 2010 по 2014 год чиновники ежегодно крали пятую часть совокупного продукта страны. Такая манера поведения поразила все слои украинского общества. Президент Янукович жил в огромном дворце под Киевом. Когда он сбежал, протестующие обнаружили у него в гараже картины, иконы, книги и художественные изделия из керамики на миллионы долларов. Ему просто негде было все это выставлять.
Протестующие, разбившие прошлой зимой на центральной площади Киева лагерь, не хотели допустить повторения событий 2004 года, когда старая система коррупции просто приняла в свои ряды новых чиновников. Среди этих протестующих был и Андрей Семиволос — бледный, худой, темноволосый хирург из института рака с розоватым родимым пятном на правом виске. Во время протестов на Майдане он добровольно пошел туда оказывать медицинскую помощь протестующим, которых избивала милиция. Семиволос вернулся на работу преисполненный решимости изменить свой институт, как он делал это на Майдане, помогая добиться смены власти.
Одной из последних попыток президента Януковича спасти свою репутацию стал его освещавшийся по телевидению визит в институт рака, где он раздавал подарки больным детям, облысевшим от химиотерапии. Рядом с ним, сияя, стоял главный онколог Щепотин. Этот постановочный трюк не помог спасти репутацию Януковичу, и 22 февраля 2014 год он бежал. Вскоре после этого Щепотин, который прежде был преданным сторонником Януковича, объявил, что институт будет собирать деньги на нужды армии нового правительства. Этот шаг вызвал удивление у Семиволоса. У него возникло впечатление, что Щепотин пытается снискать расположение новой власти.
20 марта Семиволос написал в Facebook длинный пост, в котором раскритиковал украинские порядки, Щепотина и постсоветские пережитки. Эта социальная сеть сыграла важную роль, став катализатором протестов, превратившихся прошлой зимой в революцию. Украинцы знали, как такие материалы могут распространиться по всему интернету и быстро усилить массовые протесты. Щепотин оперативно отреагировал на критику Семиволоса, собрав «трудовой коллектив» института рака. Собрание коллектива это советская практика, формально дающая рабочим возможность призвать к ответу свое начальство. Но начальство контролирует явку, а поэтому может жесткой хваткой держать в своих руках ход собрания.
«Возникает впечатление, что среди нас есть лишь один герой, который выиграл революцию, и который теперь борется за правду, — сказал Щепотин собравшимся сотрудникам. — Но вы серьезно ошибаетесь, доктор Семиволос. Здесь собрались ваши коллеги, они смотрят вам в глаза и говорят, что думают о вас». Щепотин отметил, что у врачей из отделения Семиволоса худшие показатели в клинике, и высказал предположение, что Семиволос выступил с критикой, дабы отвлечь внимание от собственной некомпетентности. Присутствующие единогласно осудили Семиволоса и заявили, что его мнение о Щепотине не соответствует действительности. На всякий случай в зале установили телекамеры, которые засняли, как коллеги Семиволоса со слезами на глазах упрекали его в подрыве репутации института. Стоя в толпе коллег, он казался бледным и очень одиноким.
В апреле Семиволос ответил, создав вместе с десятком коллег-единомышленников профсоюз. Он организовал два митинга протеста возле министерства здравоохранения с требованием провести в клинике расследование и задать, среди прочего, вопрос о том, почему не было принято никаких мер после того, как следствие в 2009 году нашло в институте свидетельства коррупции.
«Мы должны удалить коррупцию в украинском здравоохранении как злокачественную опухоль», — написал Семиволос 14 апреля в Facebook. Однако шансов на успех, как тогда казалось, у него не было почти никаких. Семиволос со своими друзьями боролся против закоренелой бюрократии, которая снова начала самоутверждаться. На Майдане прошла революция, но здесь, в институте, казалось, что все будет продолжаться, как обычно.
Но Семиволос был не одинок. Он обрел очень высокопоставленного союзника.
***
Когда Янукович в феврале прошлого года бежал из страны, новая администрация во главе со спикером парламента, который стал исполняющим обязанности президента, поставила во главе большинства министерств своих людей и ветеранов политики. Но три новых министра вышли из рядов протестующих Майдана, и одним из них стал Олег Мусий. Этот худощавый и загорелый мужчина с небольшой седой бородкой похож на музыканта из 1970-х годов на фестивале ретро-музыки. Мусий возглавил добровольцев-медиков на Майдане, организовав лечение от переохлаждения и огнестрельных ран.
В феврале он был назначен министром здравоохранения и приступил к амбициозной программе реформ. Он хотел перестроить украинское здравоохранение по европейскому образцу, а также навести порядок в системе государственных закупок медикаментов и оборудования. Традиционно украинские чиновники обладают широкой самостоятельностью и могут на свое усмотрение выбирать и отказываться от компаний-поставщиков. Это дает им возможность заключать инсайдерские сделки, завышать цены и безнаказанно воровать. Мусий хотел покончить с такой практикой и уволить всех тех, кто окажется замешанным в этих сделках.
Это было опасное начинание. В 2009 году Ющенко поручил одному оперативному руководителю из спецслужб, который специализировался на организованной преступности, возглавить работу по подготовке конфиденциального доклада о коррупции в здравоохранении. В докладе было показано, как бизнесмены посредством оффшорных компаний-пустышек вступают в сговор с продажными чиновниками, подделывают государственные тендеры и завышают цены. Прошло несколько недель после представления доклада, и преступник бросил гранату в этого оперативника, когда тот выходил из машины на Татарской улице в центре Киева. Осколками гранаты изрешетило его автомобиль и близлежащее здание. Автор доклада выжил — но лишь после серии операций в специализированной клинике Израиля. Официально его доклад так и не был опубликован, хотя и просочился в интернет. А нападавшего так и не нашли.
Но Мусия это не остановило, и он начал работу над реформами, как только вступил в должность. Когда мы встретились в августе, он с поразительной откровенностью рассказал о тех проблемах, с которыми столкнулся. Чтобы система здравоохранения нормально функционировала, заявил он, ей нужно 6-7% от всех тех денег, которые зарабатывает страна. Украинское правительство выделяло всего 3,5%, но система каким-то таинственным образом продолжала худо-бедно работать.
«Возникает вопрос: почему она не умерла вообще? — сказал он. — Ответ заключается в том, что где-то изыскиваются дополнительные средства. Сегодня государство выделяет на систему здравоохранения около 52 миллиардов гривен (2,1 миллиарда фунтов стерлингов). Естественно, примерно такая же сумма поступает откуда-то еще».
Если подсчеты Мусия верны, то каждый мужчина, женщина и ребенок на Украине платит ежегодно в среднем тысячу гривен (41 фунт стерлингов) в виде взяток, чтобы система здравоохранения работала. А если учесть то, что значительная часть бюджета здравоохранения разворовывается, а не используется эффективно (по мнению Мусия, кражи из одних только статей бюджета на приобретение медикаментов составляют 30-40% от размера ассигнований), то общая сумма взяток может быть еще больше. Он привел немало примеров. Так, по его словам, в 2013 году министерство приобрело 1412 новых машин «скорой помощи», и цена каждой машины была завышена на 200 тысяч гривен (8223 фунта стерлингов), то есть, почти на 50% от их реальной стоимости. «Это не бизнес, это нечестное зарабатывание денег», — сказал Мусий.
По его словам, важным фронтом в его кампании реформ стал Национальный институт рака. 26 июня он объявил результаты расследования, проведенного в клинике, отметив 43 предполагаемых нарушения закона. Среди них были утверждения о том, что пациентов вынуждают покупать дорогие лекарства, хотя за них уже заплатило государство, а также о том, что закупленное в 2011 году оборудование на 42 миллиона гривен пылится на складах, не находя применения, а его гарантийный срок истек.
«Это персональная ответственность директора», — заявил Мусий в интервью репортерам. Он сказал, что все подробности переданы в милицию, которая должна допросить Щепотина, поскольку он является директором института. По мнению Мусия, даже подозрения являются достаточным основанием для увольнения Щепотина, хотя сделать это было невозможно, так как Щепотин был на больничном. По украинскому законодательству, его не могли уволить в течение четырех месяцев, то есть, до октября.
В своем кратком комментарии Guardian Щепотин заявил, что утверждения о совершаемых в институте преступлениях это ложь. Он отказался от подробных комментариев на тему коррупции в институте. 20 декабря на экраны телевизоров вышел документальный фильм о коррупции. В нем популистский депутат украинского парламента Сергей Каплин, ведущий еженедельную передачу «Народная прокуратура», бросил вызов Щепотину, назвав его коррупционером. В одной из сцен фильма Каплин врывается в кабинет Щепотина с телеоператором. Щепотин несколько раз отказался от разговора с ним, требуя предъявить ордер на обыск.
***
Большинство пациентов поступают в институт рака через областные больницы, а поэтому ухаживающим за ними родственникам приходится искать в Киеве жилье. Благотворительная организация «Запорука», оказывающая помощь детям с онкологическими заболеваниями, предоставляет комнаты для шести семей в большом отдельном доме на извилистой улице на окраине города неподалеку от института. Бюджет «Запоруки» составляет около 500 тясяч евро в год, причем большая часть денег поступает от европейских доноров. Кроме того, она платит зарплату двум психологам и двум физиотерапевтам, работающим в институте рака. Руководитель «Запоруки» Наталья Онопко — хрупкая женщина с ниспадающими до плеч белокурыми волосами.
«Я часто думаю, насколько проще было бы работать врачам, если бы они могли делать то, что должны делать», — сказал она мне. За десять лет работы с родителями, которые почти поголовно платили взятки, чтобы их детей взяли на лечение, Онопко не встретился ни один человек, который бы подал официальную жалобу. «Они боятся. Конечно, они боятся, — объяснила она. — Любой скандал закончится тем, что их отправят обратно в областную больницу. Вы понимаете, что это значит?»
Удобств в институте немного, однако поступающих сюда детей лечат лучшие специалисты Украины, а у себя дома они не могут даже надеяться на это. Врачи сами решают, каких больных принимать, а каких выписывать, и поэтому понятно, что родители изо всех сил стараются им угодить: дарят подарки, платят, сколько у них просят, и никогда не выступают против. Онкологических больных больше, чем коек — а отправка домой равноценна смертному приговору.
Мы прошли через кухню, где за столом сидели женщины, болтая за чаем, как старые подруги, а не незнакомки, которых свела судьба и ужасное совпадение, состоящие в том, что их дети больны раком. Сначала, когда я заговорил с ними, казалось, что эти матери не хотят признаваться в нарушении закона. Но скоро выяснилось, что они просто не понимают, о чем я спрашиваю. Взятка стала таким обыденным делом, что им показался очень странным человек, приехавший из далекой Британии, чтобы задать об этом вопросы. Но постепенно одна женщина, приехавшая с восточной Украины, разговорилась и объяснила, как ее врач вымогает деньги. «Он написал на листке бумаги цифру 100, а потом показал пальцем вверх. Это значит — долларов».
После этого другая женщина вспомнила о своей встрече с врачом: «Я помню, как увидела его в первый раз. Он подмигивал, кивал головой. Я подумала, у него нервный тик или что-то еще, что он психически ненормальный. Но на самом деле он просто привлекал мое внимание. А затем показал два пальца». Тут она приставила два пальца к ладони. «Это означало 200».
«Двести? — переспросила третья женщина. — Он имел в виду две тысячи». Женщины засмеялись.
Когда мы уходили, Онопко сказала, что одна из самых важных задач для нее — поддерживать родителям настроение. Ведь они пытаются не только помочь своим детям, столкнувшимся с ужасной болезнью, но и выплыть в системе здравоохранения, которая полна решимости эксплуатировать их отчаянное положение с целью наживы. «Я стараюсь не критиковать врачей в присутствии родителей, потому что они должны доверять своим врачам», — объяснила Онопко.
Я повсюду слышал в институте одни и те же рассказы: не хватает денег на ремонт, на лекарства, на зарплаты, врачи не проявляют интереса к пациентам, а начальство к медикам, сохраняющим людям жизни. Как-то раз утром я побывал в одной из институтских лабораторий. Если не считать микроскопов, подаренных восемь лет назад спонсорами, оборудование там не менялось вот уже двадцать лет, сказал мне один из сотрудников.
По обстановке в лаборатории ни за что нельзя было догадаться, что это одно из самых важных подразделений института. Биопсийные срезы хранились прямо на тех стеклах, на которые наносились при проведении анализов, и хранились между картонными листами в алфавитном указателе, как карточки в библиотеке. Эти срезы чрезвычайно важны для диагностирования рака. Врачи смотрят на них в микроскоп, чтобы определить тип заболевания и его тяжесть. Образцы необходимо сохранять на тот случай, если у пациента возникнет рецидив. Чтобы подготовить образец, лаборант капает жидким красноватым красителем на стекло со срезом ткани, который висит над эмалированной чашей. Когда-то эта чаша была белой, а теперь, после многолетнего использования, приобрела темно-багряный цвет.
***
Прошло несколько месяцев, и я снова увиделся с Олегом Мусием в столовой в центре Киева, расположенной в одном их грязных и потрепанных зданий, которое революционеры использовали в качестве штаба. Стоял ноябрь, и Мусий был одет в кожаную куртку. Он выглядел бледным и усталым. Первого октября премьер-министр Арсений Яценюк временно освободил его от исполнения обязанностей министра. Он заявил, что Мусий не смог закупить необходимые стране лекарства. Время было трудное, украинская армия воевала с пророссийскими сепаратистами на востоке, экономика переживала спад, курс гривны падал. Правительству были нужны компетентные чиновники, а не революционеры, занимающиеся донкихотскими крестовыми походами.
За прошедшие месяцы многие сторонники Мусия настроились против него. Благотворительная организация «Пациенты Украины», которая проводит активную кампанию против коррупции, обвинила Мусия в том, что тот ведет свои собственные баталии, жертвуя больными украинцами. Министерство должно в срочном порядке закупить лекарства, заявила она, пусть даже ему придется договариваться с бизнесменами, обогатившимися на коррупционных сделках со старым правительством. У Мусия на сей счет было другое мнение.
«Скажу правду, — заявил он. — Премьер-министр направил людей из своей команды следить за тем, что происходит в Министерстве здравоохранения. Я не согласился с их схемами, особенно со старыми схемами, действовавшими при проведении тендеров».
Когда Мусия освободили от должности, старые схемы восстановились, как будто ничего и не было, сказал он. По словам Мусия, на свои места вернулись некоторые чиновники, занимавшиеся закупками при Януковиче, потому что правительство не сумело найти опытных и знающих людей, способных разобраться в океане бумаг, которые необходимо оформлять для приобретения лекарств. Из-за этого система снова оказалась уязвимой для злоупотреблений, с которыми революционеры обещали покончить. «И правильно, что Запад не хочет давать нам денег и говорит, что мы не боремся с коррупцией. Нет никакой борьбы против коррупции», — заявил Мусий.
А что же институт рака? Второго октября, на следующий день после отстранения Мусия, Щепотин вернулся к работе. Мусий говорит, что будь у него в запасе всего три дня, он бы уволил Щепотина, чей четырехмесячный больничный лист почти закончился. «Он болел четыре месяца, и в запасе у него оставалось всего три дня. Но меня отстранили, а он вернулся на работу».
***
На следующий вечер я отправился к Семиволосу в его квартиру на 13-м этаже на окраине города, чтобы узнать, как идет его сражение со Щепотиным. Семиволос приготовил чай, и мы уселись в кухне. Его жена составила нам компанию, а сын периодически забегал, чтобы пообниматься с обоими. Это была очень домашняя и уютная сцена: холодильник с магнитиками из зарубежных городов, пирожные на столе. Но Семиволос был мрачен.
Нашу беседу он начал с 20-минутного разбора последнего тысячелетия украинской истории. Основной посыл анализа — выживание вопреки всем трагедиям и катастрофам. «Сколько революций было во Франции? Четыре? И лишь после этого они получили свою республику, — сказал он. — А у нас тотальная коррупция, и более тотальной она уже быть не может. Уборщица не будет убирать, если ей не платить деньги; министры не будут руководить, если не платить им деньги».
Битва между Семиволом и Щепотиным теперь идет в стенах суда. Щепотин подал на Семиволоса в суд, обвинив его в клевете на страницах Facebook, и заявил: «Негативная информация причиняет мне огромные моральные страдания и вызывает тревогу за мою честь, достоинство и доброе имя. Люди утратили ко мне доверие как к врачу, и теперь не желают обращаться за помощью». Слушания по делу продолжаются.
Семиволос посмеялся над этим заявлением, однако дело серьезное — украинские суды могут быть непредсказуемыми.
Находясь в институте, я видел Щепотина только один раз. Он был в конце коридора и шел в противоположную от меня сторону. Догнать его я не успел. Он согласился побеседовать по телефону, однако отказался отвечать на вопросы о выдвинутых против него и института обвинениях. Он настаивал на том, что действительно болел, и отмел все предположения о том, что расследование министерства здравоохранения нашло против него что-то серьезное.
«Несколько фактов есть, но это не основание для расследования, для следствия или чего-то там еще», — сказал Щепотин. Когда я спросил об обвинении Семиволоса в клевете, он назвал меня «несерьезным человеком», который «интересуется сплетнями, слухами и всем прочим. Такого рода вещи можно найти в желтой прессе, а я желтой прессе интервью не даю». Затем он положил трубку.
Я отправил ему список новых вопросов через секретаря, однако она вернула его мне. Наверху было написано «Без комментариев», стояли его инициалы и дата — 27 ноября. Я направил ему еще несколько просьб дать комментарии, изложив утверждения из данной статьи, но все они остались без ответа.
***
В тот же день новые депутаты украинского парламента заняли свои места. Среди них был Олег Мусий, избранный от Львовской области. Я смотрел заседание по телевизору, сидя в маленьком киевском кафе Mon Ami. Оно находится недалеко от административного квартала, и я должен был встретиться там с источником, который занимал важные посты в различных министерствах со времен Ющенко.
Он опоздал, вошел быстро и шумно, и извинился, махнув рукой в сторону телевизора, где депутаты один за другим давали интервью и объясняли, как важно бороться с коррупцией. Мой источник выглядел изможденным, и начал объяснять ситуацию, даже не успев снять пальто.
«Этих людей действительно очень трудно победить. Они контролируют все. Они как гидра. Среди них есть офицеры спецслужб, прокуроры, — сказал он. — Мы боремся с реальными парнями, знаете ли. Я бы провел параллель с Колумбией и наркокартелями. Они выглядят прекрасно, смотрятся респектабельно, но за занавесом всегда кровь».
Он заказал круассан с начинкой, а я — грибной суп. Мы сидели и смотрели, как на телеэкране сновали депутаты: многие в форме, многие в вышитых рубашках, являющихся националистическим символом. Яценюк и президент Порошенко появились вместе, демонстрируя единство. На экране на мгновение появилось лицо Мусия, который смотрел на одного из своих коллег и терпеливо слушал.
«Это настоящая проблема, — сказал мой собеседник, кивая в сторону смещенного министра здравоохранения. — Кто нам нужен? Патриот, но катастрофически неумелый управленец, или эффективный руководитель, к которому есть много вопросов?»
Я ел суп, и мы обсуждали, каким образом обогатившиеся при Януковиче бизнесмены в последние месяцы начали потихоньку возвращаться в Киев. «Мы убрали Януковича и его людей, но убрать все их схемы это совсем другое дело, — сказал мой источник. — Все готовы проводить реформы, все готовы все раскрыть, за исключением того, что касается их».
2 декабря парламент утвердил в должности нового министра здравоохранения — третьего за год. Им стал грузин Александр Квиташвили, которому специально ради этого случая предоставили украинское гражданство. Власти надеялись, что будучи иностранцем, он никак не связан с действующими структурами власти, а поэтому сумеет коренным образом реорганизовать украинские больницы, как это не сможет сделать ни один украинец. Грузия это одна из немногих постсоветских республик, сумевшая обуздать коррупцию, хотя сделать это ей удалось только на нижних ступенях власти.
На следующий день после назначения нового министра Kiev Post сообщила: Квиташвили с уверенностью заявил, что сумеет осуществить реальные реформы в украинской системе здравоохранения. 21 января он подтвердил, что хотя действующая система финансирования в здравоохранении в 2015 году останется без изменений, он начнет вводить новые механизмы финансирования стационарного лечения. Третьего февраля было объявлено об очередном этапе в реформах Квиташвили. Министерство здравоохранения заявило, что не станет продлевать контракт со Щепотиным, срок действия которого заканчивается 11 февраля.
Комментируя утверждения о коррупции в системе здравоохранения в своем заявлении для «Пациентов Украины», Квиташвили сказал: «К сожалению, из-за несовершенства украинского законодательства нечестных руководителей нельзя уволить даже за злоупотребление служебным положением».
Далее он заявил, что министерство здравоохранения проведет «честный и открытый конкурс», чтобы найти для института нового директора. «Я очень надеюсь, — добавил он, — что милиция доведет работу до конца, и если кто-то из работников института будет признан виновным, его привлекут к ответственности за то, что он наживается на людском горе».
