Ему надо спросить об этом последнего шаха Ирана

Пока Запад пытается разобраться в воинственном поведении российского президента Владимира Путина на Украине, у политиков начинает возникать ощущение, что его режим непобедим. Похоже, что санкции не очень-то помогают изменить его политику, а у себя в стране он по-прежнему пользуется популярностью. Но является ли путинская Россия тем врагом, с которым Вашингтону придется иметь дело вечно (или как минимум до 2024 года, когда закончится второй срок Путина?). Необязательно. Политики могут увидеть обнадеживающие знаки, если начнут искать аналогии в весьма неожиданных местах: это история Ирана и рынок элитной недвижимости в Нью-Йорке.

Риэлторы Нью-Йорка подтверждают, что в последние годы как минимум треть новых шикарных квартир в городе приобретают зарубежные покупатели, среди которых много состоятельных россиян. «С 2008 года, — сообщает The Nation, — примерно 30% дорогостоящей недвижимости в кондоминиумах Манхэттена приобрели покупатели с иностранными адресами, в основном из Китая, России и Латинской Америки. Либо же они были приобретены на имя юридических лиц. Это такой маневр, которым часто пользуются зарубежные покупатели». Город наводнили деньги сомнительного происхождения, и территории вокруг Центрального парка сегодня утыканы новыми небоскребами, изменившими линию горизонта. Пока многие квартиры пустуют, потому что новые жильцы из России не проявляют особого интереса к их заселению.

То же самое происходит в Лондоне, где богатые российские семьи отдают своих детей в британские школы и покупают шикарную недвижимость. Лондонская консультационная фирма по недвижимости Knight Frank в ноябре 2014 года сообщила, что на долю покупателей из России за предшествующие полгода пришелся 21% покупок элитного жилья, что на 13% больше, чем в предыдущем году.

Но что все это может сказать о будущем Путина? Возможно, многое. Понять недемократические режимы сложно. Полагаясь на цензуру и пропаганду, они скрывают проблемы и манипулируют общественным мнением. По этой причине поведение правящей элиты может стать полезным индикатором, указывающим на то, как будет развиваться ситуация. Чем богаче элита, тем шире у нее выбор. А то, как она тратит свои деньги, очень многое говорит нам о степени ее уверенности в будущем. Как сказал в июне корреспонденту журнала New York застройщик Майкл Стерн (Michael Stern), расхватывая самую дорогую в мире недвижимость, «глобальная элита по сути дела ищет надежное место для вложения капитала». Если Стерн прав в своих оценках, то это значит, что многие преуспевающие в путинской России люди предпочитают хранить как минимум часть своего состояния в странах, где существуют строгие правовые нормы, и где давно уже сложилась политическая стабильность.

Это может показаться немного знакомым тем, кто знает историю иранской революции. Сегодня многим людям очень трудно себе представить, что режим Путина рухнет в ближайшее или более отдаленное время. Точно так же, американским руководителям казалось невероятным то, что шах Ирана может утратить свою власть. 3 ноября 1978 года советник по национальной безопасности президента Джимми Картера проинформировал его на брифинге о следующем: «Налицо недовольство жестким контролем шаха за политическим процессом, но в настоящее время это не создает никакой угрозы власти». Прошло два дня, и в иранской столице начались волнения, спустя десять недель шах бежал за границу, а 11 февраля 1979 года иранская монархия была свергнута революционерами-исламистами. Сегодня эти события вспоминают как один из величайших провалов разведки. Но если бы Совет национальной безопасности и Центральное разведывательное управление пристальнее следили за рынком недвижимости в Лос-Анджелесе, сюрпризов для них могло быть намного меньше.

В 1970-е годы Иран при шахе, как и Россия при Путине, переживал нефтяной бум. За 12 месяцев в 1973-1974 годах доходы от продажи нефти выросли в четыре раза. Деловая элита страны начала процветать благодаря этому неожиданному нефтяному счастью. Но благополучие пришло также в дома простых иранцев, которые впервые за столетия стали обеспеченными людьми в атмосфере политической стабильности. Резко выросли подушевые доходы, а покупатели из среднего класс и его верхушки начали в массовом порядке скупать автомобили, телевизоры, холодильники и модную одежду.

«В воздухе висит какое-то незаметное ощущение отчаяния, — писал в марте 1975 года журнал Newsweek. — Бурный рост нефтяных цен превратил Тегеран в быстро растущий город, напоминающий Сан-Франциско во времена Золотой лихорадки. Три главных городских отеля до отказа забили орды банкиров, брокеров, супер-продавцов, авантюристов и проходимцев всех мастей.... Днем в небо поднимается смог на фоне величественных гор Эльбурс. А к вечеру городские рестораны и ночные клубы до отказа заполняют магнаты с толстыми бумажниками, жадно пожирающие икру и пачками сующие деньги в лифы танцовщиц, исполняющих танец живота».

Но прожигая жизнь таким образом, высший свет в лице иранских нуворишей внимательно вглядывался в будущее. Многие иранские семьи, вошедшие в ряды среднего класса и его верхушки, в числе своих первых крупных покупок приобретали кусок земли за рубежом либо квартиру во Франции, Британии или США. В то время с экономической точки зрения было целесообразно хранить капитал в оффшорах, поскольку стоимость жизни в стране резко возросла, и в Иране начал ощущаться дефицит доступного жилья. «Стоимость жизни в Иране, где более 60% семей имеют доход 15 долларов в неделю, растет ежедневно, и может вскоре вырасти на 20% по сравнению с тем, что было в прошлом году, — сообщала в октябре 1974 года New York Times. — Цены на основные продукты питания, на текстиль и бытовую технику резко увеличиваются, в некоторых случаях на 100% за год. Появился черный рынок, который уклоняется от мер ценового контроля правительства».

«Я знал об этом, — сказал мне в интервью Хасанали Мехран (Hassanali Mehran), занимавший с 1975 по 1978 год должность управляющего иранским центробанком. — Инфляция и цены на недвижимость в Иране росли. По сравнению с ними квартиры за рубежом казались дешевыми».

Но в какой момент инвестиционное решение превращается в страховой полис? Иран, как и Россия 10 лет тому назад, снял ограничительные меры на приток и отток капитала, чтобы стимулировать инвестиции и укрепить потребительское доверие. Но летом 1977 года темпы бегства капитала из Ирана внезапно ускорились, составив 100 миллионов долларов в месяц, что на то время было весьма значительной суммой. Одновременно с этим за тысячи километров от Ирана риэлторы из калифорнийского Сан-Франциско и его окрестностей начали сообщать о внезапном наплыве богатых иранцев, которые «скупают все в округе», как писала одна иранская газета. Жилье уходило по цене от 250 тысяч до 400 тысяч долларов. Иранская газета называла такие цены «весьма приемлемыми для иранцев, продавших свой бизнес, землю или дом в Иране за астрономические деньги». А южнее иранцы «вливались» в Лос-Анджелес в таких масштабах, что «оживили город».

Но происходило и еще кое-что. Консульские работники в Тегеране сообщали о резком увеличении числа заявлений на получение въездной визы в США. К лету 1978 года, когда посол Уильям Салливан (William H. Sullivan) докладывал своему начальству, что Иран «стабилен», его посольство ежедневно выдавало от 600 до 700 виз для временного въезда в США. Госдепартамент отреагировал, объявив о том, что планирует построить в Тегеране новое консульское здание в связи с возросшим объемом работы.

Но состоятельный класс уже искал пути отхода. Живя в стране, богатой на революции и потрясения, он смотрел в отдаленную перспективу. «Мы знали, что долго это не продлится, — сказал мне один иранец, который в то время был видным бизнесменом. — Если бы не моя жена, я бы уехал на пять лет раньше». К 1977 году среднестатистический иранец среднего возраста пережил тяготы и лишения Второй мировой войны, хаос послевоенных лет, иностранные интриги, политические, религиозные и племенные возмущения, несколько банкротств национального масштаба и угрозы внешнего вторжения. Шах тоже все это пережил — и он был реалистом. Как-то раз он рассказал своему иностранному гостю, что лишь четыре его предшественника умерли мирно в своих постелях. «Не самая лучшая это работа», — сухо заметил он.

Поведение россиян сегодня также говорит о том, что они прекрасно осведомлены о прошлом. Нарисуем портрет сегодняшнего россиянина среднего возраста из верхушки среднего класса. Он родился 45 лет назад в могущественной империи, которая должна была просуществовать тысячу лет, но хватило ее лишь на 70. Скорее всего, свое первое состояние он сколотил в 1990-е годы, потом потерял его во время дефолта в 1998 году, после чего в 30-летнем и 40-летнем возрасте всячески старался накопить новое. И сейчас он вряд ли доверит свои полученные огромным трудом доходы тем бесчестным банкирам и чиновникам, которые обчистили страну и обрушили фондовый рынок, когда ему было за 20. И уж конечно, он не сделает этого, видя, как рушится рубль и сотрясаются под ударами санкций банки. Лучше подстраховаться — поддерживать Путина из всех сил, размахивать флагом, но на всякий случай держать наготове тревожный чемоданчик.

Хроническая незащищенность российского среднего класса и его верхушки, которые надеются на лучшее, но постоянно живут в ожидании того, что крыша вот-вот рухнет, создает реальную угрозу существованию путинского режима, которая гораздо серьезнее, чем падение нефтяных цен, экономические санкции, международная изоляция и приграничные войны. Ни один диктатор не в состоянии стереть память о прошлом или закоротить циклы истории. Национализм — слабая замена преданности.

В зените славы и власти шаха считали таким же неуязвимым, каким сегодня кажется Путин. Журнал Time в ноябре 1974 года заявил: «Этот нефтяной император, которого западные дипломаты когда-то считали уязвимым и неэффективным королем-плейбоем, сегодня вызывает новое уважение — в силу его амбиций и его богатства. На 33-м году своего не всегда уверенного правления Мохаммед Реза Пехлеви поставил Иран на порог такого величия, какое можно сравнить как минимум с достижениями Кира Великого в древней Персии».

Этой зимой в окнах построенного на русские деньги квартала небоскребов на Манхэттене свет не горел. Зачем, это же не дома, а сейфовые ячейки. Но как долго будет сохраняться такая ситуация? По данным Госдепартамента, количество неиммиграционных виз, выданных одним только московским консульским отделом, увеличилось с 67 286 в 2004 году до 191 471 в 2013-м (в этом году их было выдано на 31 859 больше, чем в предыдущем). Скорее всего, основная часть заявителей это туристы, родственники и члены семей тех, кто проживает в США. Но не забывайте в ближайшие год-два поглядывать на контуры зданий на нью-йоркской линии горизонта и помните, что если в принадлежащей россиянину пустой квартире на Манхэттене зажигается свет, это значит, что в московской квартире свет погас. Когда придет следующий кризис, и Путин призовет своих состоятельных товарищей поддержать его на улицах, он может обнаружить, что они уже перекочевали за океан.