Путин — лучше, чем Брежнев

Будем надеяться, что хрупкое перемирие между Владимиром Путиным и украинцем Петром Порошенко, достигнутое в Минске при посредничестве Ангелы Меркель, продержится. Дело в том, что расширение и затягивание этой войны, которая уже унесла жизни 5 400 украинцев, не принесет ничего хорошего, но породит много дурного.

Чем дольше она будет продолжаться, тем больше будет потерь, тем больше земель потеряет Украина, и тем выше вероятность, что Киев в итоге окажется обанкротившейся, зависимой и разрезанной на части республикой (размером с Францию) на пороге Европы. Если бы не перемирие, запертые в дебальцевском котле 8 тысяч украинских военнослужащих были бы вынуждены сдаться под угрозой уничтожения. А это вызвало бы кризис киевского режима. Американцы могли бы начать поставки оружия, создав тем самым условия для столкновения между Россией и США.

Можно понять, что Россия крайне заинтересована в сохранении своей черноморской военно-морской базы в Крыму, а также в том, чтобы Украина не вошла в состав НАТО. Также можно понять, что Украина кровно заинтересована в том, чтобы не потерять Донбасс. А каковы же там кровные интересы Америки?

Меркель говорит, что на карту поставлен великий принцип, что в Европе после окончания холодной войны нельзя менять границы при помощи силы. Это идеализм, но реалистичен ли он?

В конце холодной войны Югославия разделилась на семь стран, а СССР на 15. Хорватии, Боснии, Косову и даже короткое время Словении пришлось воевать за свою независимость. То же самое сделали мини-государства Южная Осетия и Абхазия, отделившиеся от Грузии, и Приднестровье, вышедшее из состава Молдавии. Внутри России до сих пор есть меньшинства, стремящиеся к независимости, такие, как чеченцы, например. А во многих новых странах типа Украины проживают этнические русские, которые хотят оказаться дома.

На самом деле дух сепаратизма охватил весь европейский континент. И если Лондон разрешил шотландским сепаратистам провести референдум об отделении, то Мадрид отказывает в таком праве баскам и каталонцам. Некоторые из этих национальных меньшинств могут со временем начать борьбу за отделение, как сто лет назад поступили ирландцы.

Но ни одно из сепаратистских движений от Атлантики до Урала не угрожает жизненно важным интересам Америки. Это не наше дело. И это не основание для войны с Россией.

Что же случилось с нынешним поколением американцев, так судорожно вмешивающимся в дела стран, которые оно не может отыскать на карте? Если хотите, виной тому наш особый недуг, который можно назвать паранойей по поводу Путина.

Сорок лет назад я был в Москве вместе с Ричардом Никсоном во время его последней встречи в верхах с Леонидом Брежневым. Особых коллизий не было, хотя СССР в то время был командным центром огромной империи, простиравшейся от Берлина до Берингова пролива.

Когда нас начали предостерегать о том, что Путин вознамерился восстановить СССР образца 1974 года и собрать из кусочков советскую империю, неужели мы всерьез подумали, что он сумеет это сделать?

Чтобы восстановить СССР, Путину пришлось бы объединить Литву, Латвию, Эстонию, Украину, Молдавию, Армению, Азербайджан, Грузию, Казахстан, Туркмению, Узбекистан, Киргизию и Таджикистан, то есть, территорию, равную США. Чтобы возродить советскую империю, Путину пришлось бы напасть и оккупировать Румынию, Болгарию, Венгрию, Польшу, Чехию и Словакию, а затем захватить Германию до реки Эльба.

Насколько готов Путин к возрождению империи царей и комиссаров? Он снова присоединил Крым, который по размерам примерно соответствует Вермонту, и который Романовы получили в 18-м веке.

А мы почти ежедневно слышим назойливый гвалт с Капитолийского холма: «Русские идут! Русские идут!» То, что между Америкой и Путиным существуют неприязненные отношения, неоспоримо, как неоспоримо и то, что Путин с нами тоже ссорится.

На его взгляд, мы воспользовались распадом СССР, чтобы продвинуть НАТО в Восточную Европу и в Прибалтику. Мы воспользовались революциями с кодовыми цветными названиями, чтобы свергнуть пророссийские режимы в Сербии, на Украине, в Грузии и Киргизии.

Но неужели за рамками нашего взаимного недоверия и даже презрения между нами нет никаких общих позиций и взаимопонимания? С приходом нового столетия стратегическим интересам США стали угрожать две явные и прямые опасности: усиление мощи алчного Китая и распространение исламского терроризма. В обоих случаях Россия - это наш естественный союзник.

Китай считает Сибирь и Дальний Восток России с их уменьшающимся населением кладовой ресурсов, в которых нуждается Пекин. А в борьбе с талибами в Афганистане, с ИГИЛ в Ираке и Сирии, а также в противодействии «Аль-Каиде» Россия стоит на нашей стороне — ведь ее Беслан, Москва и другие города пострадали точно так же, как Нью-Йорк, Лондон, Мадрид, Париж и Копенгаген.

Во времена холодной войны Россия находилась в плену идеологии, враждебной по отношению ко всему тому, во что верили мы. Ее правители руководили мировой империей.

Но у нас были президенты, которые умели заниматься делом с Москвой.

Если мы могли договариваться с неосталинистами по таким серьезнейшим вопросам как Берлинская стена и баллистические ракеты на Кубе, то почему мы не можем сесть за стол переговоров с Владимиром Путиным и обсудить менее судьбоносные проблемы, например, чей флаг будет реять над Луганском и Донецком?

Патрик Бьюкенен — автор книги The Greatest Comeback: How Richard Nixon Rose From Defeat to Create the New Majority (Величайшее возвращение: Как Ричард Никсон смог оправиться от поражения и создать Новое большинство).