Мы приближаемся к 21 февраля, первой годовщине начала украинского кризиса, и в эти дни обозреватели по-прежнему мучаются в догадках, думая о том, чего же в действительности хочет Путин.
Ответы очень сильно разнятся, обычно в зависимости от идеологических предрасположенностей отвечающего. На прошлой неделе бывший посол США в Москве Майкл Макфол заявил журналистке Гвен Айфилл (Gwen Ifill) из PBS: «Я думаю, Путин получает очень конкретные выгоды от достижения своей конечной цели, которая заключается в ослаблении, а со временем и в уничтожении власти в Киеве. Именно этого он хочет на самом деле».
Неоконсерваторы и либеральные интервенционисты (сегодня они отличаются только по названию, но не по сути) также в целом считают, что Путин как минимум хочет властвовать (в экономическом, культурном, военном плане) на Украине, а то и возродить Советский Союз, а затем вернуть России прибалтийские государства. После этого он при помощи мощного пропагандистского аппарата Кремля и своих подлых сателлитов из Европы начнет затягивать удавку на шее Венгрии, Болгарии, Греции, Сербии. А если Ле Пен и Фарадж со своими мятежными силами укрепятся, то эта участь также ждет Францию с Британией.
Если таковы устремления Путина — что-то вроде злокозненной гегемонии на значительной части Восточной, Центральной и Западной Европы, тогда Западу следует бороться с ним на Украине, чтобы в дальнейшем не пришлось сталкиваться с ним, скажем, в Риге или Манчестере. Эти аргументы чем-то смутно напоминают довод (или доводы), выдвинутые администрацией Буша Второго перед вторжением в Ирак: давайте воевать с ними там, чтобы не пришлось воевать здесь. Это также попахивает теорией домино из 60-х годов, которая, среди прочих проблем, привела нас к десятилетней войне во Вьетнаме. На уровне интуиции и инстинктов это весьма привлекательная идея, но она целиком и полностью себя дискредитировала. И тем не менее, ее сторонники упорствуют. На прошлой неделе Economist в своей передовице выдал на-гора следующий перл:
Только предумышленно незрячий может подумать, что он утолил свою жажду реваншизма. Рано или поздно он может взять в перекрестье прицела страны Балтии, являющиеся членами Евросоюза и НАТО, а также домом для русских меньшинств, которые он пообещал «защищать».
Так в чем же на самом деле конечная цель Путина? Неприсоединившаяся Украина и определенная степень автономии для самопровозглашенных республик. Правда, я не вижу оснований для Запада соглашаться на второе, если он, как это надо сделать, согласится на первое.
Разве у украинцев нет права голоса, чтобы решать, с кем они хотят быть? Нет, такого права у них нет. В этом вопросе они его утратили.
Давайте вспомним: за 25 лет Украина доказала свою неспособность к самоуправлению. Расположившись в Европе в качестве транзитной точки для перекачки российского газа, она распоряжалась получаемыми доходами абсолютно неразумно. Оранжевая революция выдвинула правительство столь же коррумпированное, как и все предыдущие. В 2010 году украинский народ проголосовал за пророссийского человека с востока Виктора Януковича. Спустя четыре года (и за год до плановых президентских выборов) он был свергнут. (Тот, у кого есть сомнения по поводу того, кто первым открыл стрельбу на Майдане, должен почитать недавний репортаж ВВС на эту тему.) Как заявляют организации, которые вряд ли можно заподозрить в симпатиях к Кремлю (Human Rights Watch, Amnesty International, Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе), нынешнее правительство совершает военные преступления в своей попытке разгромить на Донбассе сепаратистов, пользующихся российской поддержкой.
Далее, критики выдвигают свои доводы в ином ракурсе: главное соображение НАТО должно заключаться не в том, обеспечит ли альянс большую безопасность Украине, а в том, обеспечит ли Украина большую безопасность НАТО. Ответ самоочевиден. Первое и последнее слово в вопросе о том, кого пускать в свои ряды, принадлежит альянсу. Так что, нет, вопреки бесконечным торжественным заверениям Госдепартамента, Украина не имеет права голоса в вопросе о том, будет она или нет в рядах НАТО.
Критики сейчас закричат: это эхо великодержавной политики XVIII и XIX века! Да, я тоже так думаю. И такая политика предпочтительнее альтернативы XXI века, когда мы наивно разжигаем по всему свету революции, не задумываясь о последствиях, которые, давайте не будем забывать, ведут к гибели тысяч ни в чем не повинных людей.
Джеймс Карден — пишущий редактор The National Interest.