В маленьком зале, расположенном в нью-йоркском районе Лонг-Айленд-Сити, в музее современного искусства MoMA PS1 на белую стену с октября непрерывно проецируется клип Pussy Riot «Панк-молитва». Именно этот простой, но мастерски смонтированный энергичный двухминутный видеоролик познакомил в 2012 году мир с Pussy Riot — и привел Надю Толоконникову и Машу Алехину в тюрьму.
На действующей до 13 апреля выставке «Нулевая терпимость» видео Pussy Riot соседствует с работами других политических художников со всего мира, боровшихся за свободу слова, права геев и равенство, — таких, как Йоко Оно (Yoko Ono) и Джон Леннон (John Lennon) («В постели за мир»), египтянка Амаль Кенави (Amal Kenawy) («Молчание ягнят»), хорват Игорь Грубич (Igor Grubić) («Истсайдская история»), турок Халиль Алтындере (Halil Altindere) («Страна чудес») и нью-йоркское отделение ACT UP. Впервые один из ведущих музеев признал деятельность Pussy Riot тем, чем она является, — искусством.
Художественная сторона освободительного творчества Pussy Riot нередко теряется за политическими дискуссиями. Однако их новая песня I Can’t Breathe («Я не могу дышать») — первая, которую они спели по-английски, — заставляет о ней вспомнить. Записать эту песню их подтолкнули убийство Эрика Гарнера (Eric Garner), задушенного в прошлом июле полицейским на Статен-Айленде, и протесты, охватившие Нью-йорк после его смерти. Pussy Riot посвятили свой клип Гарнеру и «всем пострадавшим от государственного террора — убитым, задушенным, любым жертвам войн и полицейского насилия, политзаключенным и тем, кто сражается на улицах за перемены».
На снятом в Москве долгим планом видео Надю и Машу хоронят заживо в форме российского ОМОНа. Их тела забрасывают грязью, грязь просачивается им в рот. Второй — дополнительный — видеоролик, снятый режиссером документального фильма о Pussy Riot «Панк-молитва» Максимом Поздоровкиным, посвящен нью-йоркским протестам. Поздоровкин снял родных Эрика Гарнера, зажигающих свечи и плачущих на месте его гибели на Статен-Айленде.
Музыка для I Can’t Breathe была записана в Нью-Йорке Pussy Riot совместно с участниками российских групп Jack Wood и Scofferlane, а также с Ником Зиннером (Nick Zinner) из Yeah Yeah Yeahs (бас-гитара/фортепьяно), Эндрю Уайеттом (Andrew Wyatt) из Miike Snow (электроника), с которым Pussy Riot познакомились в декабре на празднике в Нью-Йорке, и с Шахзадом Исмаили (Shazad Ismaily) (барабаны). Однако поразительнее всего участие иконы панка Ричарда Хэлла (Richard Hell), фактически ушедшего со сцены в 1984 году. В конце песни он повторяет последние слова Гарнера.
«Мне позвонил пиарщик и сказал, что Pussy Riot хотят со мной встретиться, — рассказывает Хэлл. — Я был уверен, что кто-то меня разыгрывает — например, хочет швырнуть мне в лицо торт, когда я открою дверь». Однако, будучи поклонником Pussy Riot, Хэлл решил рискнуть. Он пригласил Надю, Машу и их друзей в гости, а потом с полуночи до шести утра работал с ними в студии над записью.
По его словам, он согласился со своей ролью не без колебаний. «Странно произносить слова убитого полицией чернокожего, если ты белый мужчина со всеми полагающимися привилегиями, — говорит Хэлл. — В то же время, я верю в Pussy Riot и доверяю им. Они - настоящие. Это как в актерском деле — необходимо доверять режиссеру. Опыт сотрудничества убедил меня в их правоте. Это честь — внести свой крошечный вклад в то, что они делают, ведь они посвятили жизнь борьбе за справедливость для угнетенных и страдающих».
Мы списались с Pussy Riot, чтобы задать им вопросы о клипе, об их сотрудничестве с Джей Ди Самсон (JD Samson) и Джоанной Фейтман (Johanna Fateman) из Le Tigre и еще о некоторых вещах. Ответы были переведены на английский Шелли Фейруэзер-Вегой (Shelley Fairweather-Vega) и слегка отредактированы для ясности.
Pitchfork: Каким образом вас вдохновили нью-йоркские протесты, вызванные гибелью Эрика Гарнера? Чему, на ваш взгляд, должны научить людей эти протесты и ваше видео?
Pussy Riot: Ряд всплывающих в американской системе управления проблем неприятно напоминают российские проблемы. В частности, речь идет о проблеме полицейского насилия. Нам интересно, как американская политическая система, в целом более открытая, чем российская, справляется с трудностями такого рода, и как СМИ и гражданское общество помогают ей или заставляют ее исправлять ситуацию.
Мы считаем, что сейчас нам следует искать в других странах примеры того, как можно на деле воплотить в жизнь наши идеалы в России, которая когда-нибудь станет более открытой и свободной. Поэтому мы стараемся прочувствовать проблемы других стран как свои. Вот почему мы присоединились к нью-йоркским протестам, и написали I Can’t Breathe. Эта песня действительно была вдохновлена тем, что случилось в Нью-Йорке, однако ее настрой возник в России, в которой мы живем, и в которой мы отчаянно стараемся делать что-то полезное.
В декабре 2014, года мы записывали в Нью-Йорке цикл антивоенных песен, и когда в городе начались протесты с призывами к суду над полицейским, задушившим Эрика Гарнера, мы без долгих раздумий решили к ним присоединиться. Нам необходимо требовать от наших властей ответственности. Чиновникам следует постоянно напоминать, что они существуют для нас — а не наоборот. Мы поддержали протесты, хотя и живем в России, потому что у полицейского насилия и у смерти нет гражданства. Десятки людей умирают мучительной смертью в российских полицейских участках от избиений, пыток и изнасилований. Мы тоже испытали на себе полицейскую жестокость. Общество должно постоянно отслеживать, как государство использует свою монополию на применение силы, чтобы насилие не вырвалось из-под контроля.
— Грязь что-то символизирует в вашем клипе?
— Погребение заживо — очень грязный процесс. Грязь падает на лицо, попадает в нос, в рот, в глаза. Нас буквально хоронят под землей.
— Вы вдохновлялись творчеством кого-то из режиссеров, снимая клип? Что в принципе для вас значит визуальное искусство? Считаете ли вы, что оно доступнее чистой музыки?
— Pussy Riot всегда сочетают звуковой ряд с видеорядом. У нас не бывает песен без клипов — мы убеждены, что с видео музыка действует сильнее. I Can’t Breathe - минималистская песня, она фокусируется на ритме, звуковой метафоре биения человеческого сердца. Видео тоже подчеркнуто минималистично. Мы вдохновлялись «Догвиллем» Ларса фон Триера (Lars von Trier), в котором схематичный аскетизм как художественный прием доведен до идеала. Не стоит забывать и о «Необратимости» Гаспара Ноэ (Gaspar Noé) — наглядно показывающей жестокость и остающейся произведением искусства — с ее взлетающей вверх и кружащейся камерой в последних кадрах. Мы хотели показать, что эта могила находится не в каком-то конкретном месте. Она может быть где угодно. Цветовое решение—темное, немного мистическое — определенно результат влияния Дэвида Линча (David Lynch). Мы — его большие поклонники.
Для нас важна идея долгого плана. Мы считаем, что это самый честный способ уменьшить дистанцию между зрителем и людьми, которых хоронят. Мы - не режиссеры и не кинематографисты. Мы занимаемся концептуальным искусством, поэтому каждый элемент нашего видео должен был иметь эстетическую ценность и концептуальное наполнение. На пачке сигарет, появляющейся в начале клипа, написано «Русская весна» [обозначение российских агрессивных военных действий 2014 года в зоне боевых действий на Украине]. Это не просто надпись. Это идеологический конструкт, который делает Россию такой, какой мир ее сейчас видит, — погребающей заживо саму себя и свою свободу.
— Есть ли в этой песне ваш музыкальный вклад?
— Да, мы сделали, что могли. Некоторые из нас умеют стучать по столу в такт, некоторые замечательно подхватывают и передают настроение, а некоторые даже умеют на чем-нибудь играть.
— Как вы начали сотрудничать с Ричардом Хэллом, Ником Зиннером и Эндрю Уайеттом? Почему вы решили работать над песней о системном угнетении на расовой почве вместе с белыми мужчинами?
— Мы отправились в Нью-Йорк с нашими друзьями-музыкантами из двух российских групп — Jack Wood и Scofferlane, — также игравшими ключевую роль в создании песни: Саша из Jack Wood была главным вокалистом, а Матвей из Scofferlane, который помог нам объединить идеи композиции и текста, подпевал в рефрене.
Мы, разумеется, и раньше знали, кто такой Ричард Хэлл. В конце концов, он был первым панком в истории панка. Познакомиться с ним оказалось очень просто. Мы пришли к нему в гости и через час спросили: «Ричард, не поможешь нам записать песню?» Он сказал: «Ладно, попробуем». Уже в студии мы признались ему, что эта песня посвящена Эрику Гарнеру и мы хотим, чтобы он прочитал его последние слова, потому что нам кажется, что никто, кроме него, не сможет этого сделать. Он согласился.
C Ником Зиннером и Эндрю Уайеттом мы познакомились еще до записи I Can’t Breathe, когда репетировали песню Le Tigre «Deceptacon», которую Саша из Jack Wood спела на празднике Vice. Нас поразило, какими отзывчивыми и терпеливыми оказались эти музыканты, уделившие нам свое время. Ночь, в которую мы записывали нашу песню в студии Шахзада Исмаили, была очень важна для нас. Мы поняли, что, когда речь идет о свободе, протесте и ценности человеческой жизни, люди с разных континентов могут говорить на одном языке.
— Недавно вы сотрудничали с Джей Ди Самсон и Джоанной Фейтман из Le Tigre. Как это было?
— Мы записали две песни — панк и электронику с отсылками к компьютерным играм. Одна из них вскоре выйдет, а для второй у нас пока нет видео. Мы думаем над идеей использовать анимацию. Мы очень любим мультфильмы, особенно «Южный парк», который считаем политически значимым. Мы намерены продолжать экспериментировать с новыми жанрами видео, и в этом вопросе открыты для сотрудничества.
— Кажется, за последний год идеи и практика Pussy Riot сильно эволюционировали. Что вы узнали о себе нового как об артистах и активистах с 2012 года?
— Мы поняли, что жизнь продолжается даже в тюрьме и можно открывать для себя новое, даже сидя за решеткой. В тюрьме мы многое узнали о людях. В 2012 году суд сорвал с нас маски, и — хотя это не соответствует исходной идее группы — теперь мир знает лично нас, а не только наши идеи и тексты. С одной стороны, это до некоторой степени ограничивает нашу свободу. Но с другой стороны, нас стали лучше понимать, потому что большинство людей предпочитают видеть лицо своего собеседника.
— Как вы охарактеризуете философию Pussy Riot в 2015 году?
— Осудили нас в 2012 году, а выпустили в 2014-м. Приспособиться к переменам было сложно. Мы ушли в год, полный надежд на перемены в политике, а вернулись в военном году, в котором закрывались независимые СМИ, а оппозицию откровенно преследовали. Нам хотелось кричать от отчаяния, однако мы долго искали форму, которую должен был принять этот крик. Теперь мы, как нам кажется, ее нашли. Это I Can’t Breathe.
2015 год только начинается, и строить долгосрочные планы в нашей нестабильной политической реальности, в которой на голову в любой момент может приземлиться кирпич или полицейская дубинка, просто смешно. Однако сейчас мы записываем цикл антивоенных песен и клипов и надеемся, что в 2015 году вы сможете увидеть, над чем мы сейчас работаем.
— В прошлом году ваша работа была выставлена в MoMA PS1, и вы выступали на празднике в честь 20-летия Vice. Что вы думаете о культурных институтах? Вы по-прежнему считает, что занимаетесь панк-искусством? Что для вас значит слово «панк»?
— Выйдя на свободу, мы сами основали два таких института: НКО под названием «Зона права» и независимое СМИ «Медиазона», в которых на постоянной основе работают больше 15 человек. Поэтому говорить, что Pussy Riot настроены против любых институтов, неправильно.
Панк — это человек, который умеет задавать миру неудобные вопросы и делает все возможное, чтобы мир не увиливал от ответа на них. Панк живет и дышит удивлением. Удивлять других, удивлять себя — вот для чего, по-нашему, нужно искусство. Без искусства не будет жизни — она станет слишком скучной. Панк всегда готов пересматривать представления о нормальном и, в первую очередь, пересматривать собственные идеи. И если для того, чтобы мир не увиливал от ответа, нужны институты, мы будем их использовать.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Художественная сторона освободительного творчества Pussy Riot нередко теряется за политическими дискуссиями. Однако их новая песня I Can’t Breathe — первая, которую они спели по-английски, — заставляет о ней вспомнить. Записать эту песню их подтолкнули убийство Эрика Гарнера, задушенного в прошлом июле полицейским на Статен-Айленде, и протесты, охватившие Нью-йорк после его смерти.
