Таль-Хамис, Сирия — Йохан Козар (Johan Cosar) сидит на полу в холодной и темной комнате, поджав колени к груди и привычно прислонив к ноге автомат. Света нет, но его это не волнует. Внезапные отключения электричества происходят в измученной войной Сирии регулярно.
Несмотря на темноту, все еще можно разглядеть покрывающую его щеки густую щетину и клетки на его сине-белом головном платке. На грязной стене над головой Козара висит гобеленовая репродукция «Тайной вечери» Леонардо да Винчи. Разглядеть фигуры на картине в потемках трудно. Козар сражается в Сирии уже больше двух лет. Он находится далеко от дома, но смотрится на передовой гражданской войны вполне естественно — намного естественнее, чем смотрелся бы в швейцарском Санкт-Галлене, в котором его вырастили родители-ассирийцы.
Козару 32 года. Он командует Отрядом мученика Обдара, который он назвал в честь одного из своих погибших товарищей, и входит в число основателей Сирийского военного совета или МФС, как сокращается это название на древнем ассирийском языке. МФС — ополчение христиан-ассирийцев, одна из бесчисленных вооруженных группировок, которые участвуют в тянущейся уже четыре года войне в Сирии. Сирийский военный совет считается боевым крылом Национального совета Месопотамии (МУБ), представляющего ассирийцев, которые в Сирии проживают в основном в провинции Хасеке.
Во вторник, 24 февраля, боевики «Исламского государства» в ходе наступления на южную границу Хасеке захватили в деревне Таль-Шамирам от 70 до 100 мирных жителей-ассирийцев. Это происшествие вызвало в мире некоторую шумиху — отчасти в связи с тем, что «Исламское государство» славится жестоким обращением с пленными. Однако в действительности оно было всего лишь очередным звеном в цепи ужасов, связанных с борьбой между ассирийцами и суннитами-джихадистами.
Ассирийцы — этническое меньшинство, к которому принадлежит небольшая часть христианского населения Сирии, составлявшего до войны 1,8 миллиона человек. Сирийское правительство (к неудовольствию ассирийцев) никогда не считало их отдельным народом и записывало их арабами. Между тем они считают себя отдельной этнической группой , корни которой в регионе восходят к временам более чем четырехтысячелетней давности. Их идентичность тесно связана с христианством, которое они приняли вскоре после его возникновения. Исторически подвергавшиеся угнетениям и слабо представленные в политической жизни ассирийцы Северной Сирии теперь вооружаются, чтобы защититься от хаоса гражданской войны.
«Мы не знаем, сколько точно ассирийцев среди беженцев, но, скорее всего, не так уж много, потому что ассирийцев в Сирии вообще мало, — говорит Рами Абдул Рахман (Rami Abdul Rahman), глава Сирийской обсерватории по правам человека — лондонской организации, отслеживающей потоки сирийских беженцев. — Даже до войны ассирийцы оставались только в провинции Хасеке и в соседних с ней деревнях».
В импровизированных казармах Отряда Обдара на переднем крае обороны, в Таль-Хамисе, небольшом городе в провинции Хасеке, живут несколько десятков человек. Всего у МФС 800 бойцов. По масштабам войны это немного, однако Сирийский военный совет остается единственной боевой организацией, представляющей исключительно ассирийцев. Он сотрудничает с курдскими Отрядами народной самообороны (ОНС). Мелкие группы его бойцов разбросаны по границам Хасеке, отгораживая ее от войны.
Впрочем, люди Козара играют не только в обороне. Бойцы из его подразделения участвовали в операциях против «Исламского государства» в Синджаре, на территории Ирака. Козар считает, что, выступая в союзе с ОНС, надежно контролирующими Хасеке, он обеспечивает ассирийцам долю в политических завоеваниях курдов.
Люди в казармах говорят, что их подтолкнуло к войне отношение ИГ к христианам. Когда «Исламское государство» захватывает христианскую деревню, оно взрывает церкви и разрушает дома. Населению остается выбирать между обращением, смертью и бегством. Однако МФС решил вместо этого дать отпор. Впрочем, его пули предназначены не только для суннитских экстремистов. По словам бойцов, они готовы стрелять и по правительственным силам.
В казарме работает маленький дизельный обогреватель, наполняя дымом влажный воздух набитого людьми зала. На расколотой полке в пластиковой рамке засаленное изображение Девы Марии. Старый дом, брошенный прошлым летом, когда в провинцию пришли боевики ИГИЛ, в прошлом ноябре был занят ассирийскими ополченцами. Бойцы сидят на ковриках, скрестив босые ноги, курят и стряхивают пепел в пустые консервные банки. Автоматы лежат так, чтобы до них легко было дотянуться.
Родители Козара — ассирийцы, переехавшие еще до его рождения в Швейцарию из Турции. Два с небольшим с половиной года назад он отправился в Сирию работать журналистом. Он надеялся заполнить информационный вакуум, который возник, когда СМИ начали отзывать со становившейся все опаснее войны своих репортеров.
«Я хотел рассказать европейцам, что здесь происходит на самом деле, потому что все говорили о Сирии, но никто не говорил из Сирии», — вспоминает он.
«Однако когда я оказался в Роджаве [Сирийском Курдистане], я, разумеется, увидел здесь свой народ. Им не хватало организации, поэтому я начал давать местным ребятам советы, как создать ополчение — и это стало моей новой целью», — говорит Козар, бывший в швейцарской армии сержантом. Через шесть месяцев он уже носил автомат и командовал новобранцами.
Пока Козар это рассказывает, часть собравшихся выходит из комнаты. На их место приходят другие, вешая свои M6 и AK-47 на ржавые крючки, которые торчат из осыпающихся стен. Над головой сквозь тонкую крышу слышно, как кто-то переминается с ноги на ногу.
Это Матай Нажа (Matai Nazha), 20-летний боец из Камышлы — города близь границы с Турцией, в котором проживает много ассирийцев. Устроившись в примитивном укрытии из камней и мешков с песком на крыше казармы, он пытается разглядеть хоть что-то сквозь густую пелену дождя и тумана. Боевики ИГ находятся всего в миле от казарм, и Нажа старательно несет дозор.
С крыши видна расположенная в нескольких сотнях метров разграбленная церковь. На ее испещренной следами от пуль стене написано по-арабски «Исламское государство». Крыши у храма нет — когда в прошлом декабре силы ОНС И МФС отбили церковь и окрестные территории у ИГ, отступающие боевики попытались взорвать здание.
Нажа — молодой парень с нулевым боевым опытом был среди тех, кто их отбросил. Скрючившись за промокшими мешками с песком под ненадежной защитой из листа гофрированного металла, Нажа всматривается вдаль за руинами церкви. Рваный и грязный сине-бело-красный флаг МФС колышется на зимнем ветру, свешиваясь с древка, воткнутого в насыпь, за которой когда-то прятались снайперы ИГ.
«Что касается меня, я просто хочу, чтобы "Исламское государство" знало: сколько бы людей они ни убили, сколько бы церквей ни разбомбили, мы, христиане-ассирийцы, не оставим свой народ и свою страну», — говорит Нажа.
В казарме включается электричество. Комнату озаряют две мерцающие лампочки. Теперь «Тайную вечерю» можно рассмотреть во всех подробностях. Козар говорит, что он никогда не думал стать ополченцем на кровавой сирийской войне, однако через шесть месяцев после приезда в Сирию понял, что ассирийцам — его народу — грозит опасность и что им нужны солдаты.
Его вдохновил пример курдов. «Я понял, что курды готовы воевать за свое место в этой новой Сирии, — говорит Козар. Когда речь заходит о его планах, связанных с будущим ассирийцев в регионе, он расправляет плечи. — Мы сражаемся не просто для того, чтобы защитить свою веру — мы хотим, чтобы в новой Сирии, которую мы строим, ассирийцы смогли вернуть себе свою идентичность».
Если курды возглавляют борьбу Роджавы за независимость, то ассирийцы хотят в итоге получить признание и представительство. Помогая курдам защищать регион и поддерживать в нем безопасность, они гарантируют себе место под солнцем.
Хотя в сирийской гражданской войне водоразделы в основном проходят по этническому и религиозному принципу, борьба за Хасеке, похоже, объединяет всех, кто готов защищать эту маленькую провинцию. Бойцы МФС утверждают, что они воюют не только за свой народ, но и за свою родную землю. Они говорят, что они сражаются за каждого — мусульманина или христианина, араба, курда или ассирийца, — кто считает своим домом провинцию Хасеке или Роджаву. По их словам, они хотят, чтобы в итоге у всех в провинции были равные права и имелось представительство. «Я человек не религиозный, — подчеркивает Козар. — И за религию никто из нас не сражается».