Патриотизм всегда казался мне слегка стыдным чувством. Каким-то инфантильным, сродни детским заявлениям в песочнице о том, что мой папа сильнее твоего, а у моего зато машина круче. Правда — как может нормальный человек гордиться тем, что никак от него не зависит и никак не им выбрано?
Поэтому к патриотическим фильмам я относился — и отношусь — очень настороженно. Неудобство от их просмотра для меня в чем-то сродни неудобству от, например, наблюдения за раздевающимися стариками или пристального рассматривания повседневной жизни людей, как это принято сейчас говорить, с особенными потребностями. Поэтому на фильм Эльмо Нюганена «1944» я шел с опаской.
Предыдущий военный фильм режиссера, уже успевшие стать классикой «Имена в граните», оставил сложное впечатление балансирования на самой-самой грани подобного рода зрелищ.
Должен констатировать, что время не прошло даром. То ли дело в накопленном за двадцать пять лет опыте, то ли сам исторический материал Второй мировой войны не позволяет думающему человеку обращаться с собой иначе как уважительно, но фильм получился — как бы это сказать — нейтральным в лучших мировых традициях. Нюганену удалось, с еще большим шиком, если можно так выразиться, лихо пробежаться по тонкому бордюру между различными представлениями об истории и не свалиться в болото развесистой клюквы. Пару раз он заносил туда ногу, но не более того, быстро обретал равновесие и шел дальше. В фильме нет идеологических оценок. И это его самый большой плюс. Именно с этой, (почти) равноудаленной от воюющих сторон точки зрения, он и несет тот посыл, который, по всей видимости, закладывался в него авторами — в числе прочего, разумеется.
Для Эстонии это действительно была чужая война, в которой каждый делал свой личный выбор между двух зол. И нельзя сказать, что какое-то из этих двух зол меньше. Просто так сложились обстоятельства, что одно из них победило второе, и подстраиваться, в конечном итоге, пришлось именно под него.
В этом смысле полная беспристрастность авторам все-таки не удалась — красный политработник по прозвищу «Кремль» показан откровенно сатанинским отродьем, то, что его убивает фактически русский (да, с эстонскими корнями, но это было необходимо, видимо, только для того, чтобы объяснить, как человек попал в Эстонский стрелковый корпус) выглядит слегка слишком дидактично и капельку слишком политкорректно, но это, пожалуй и все, что можно поставить этому фильму в легкий упрек с точки зрения идеологии.
В остальном грань проведена очень тонко, фактически Нюганен говорит со зрителем назывными предложениями, предоставляя оценивать происходящее на экране каждому посетителю кинотеатра отдельно. Немецкая оккупация была? Была. До нее и после была советская оккупация. Еврейские семьи уничтожались. Все было и все это в фильме называется. Безоценочно, повторюсь.
С точки зрения истории любовная линия советского солдата Юри Йыги и сестры солдата немецкой армии Айно Таммик тоже слегка чуть более слащава и по-голливудски мелодраматична, чем можно было бы, но это, правда, микроскопические придирки. Если Нюганен хотел снять идеальный фильм про войну, то волей-неволей ему пришлось впихнуть туда немного слезодавильни, хотя бы для того, чтобы скомпенсировать грубый, но совершенно уместный солдатский юмор первой половины фильма.
Фильм вообще полон параллелей. Помимо явного параллелизма историй двух главных героев, из «1944» можно вынести — я вынес, или подумал, что можно было бы вынести — аж два послания. Первый лежит на поверхности и вытекает из развития сюжета. Гибель обоих главных героев как бы намекает, как бы громким шепотом кричит зрителю о том, как бы толкает зрителя локтем в бок и еще раз объясняет на пальцах, что «оба хуже». В ситуации выбора из двух зол на самом деле выбор как таковой отсутствует. Маленькие люди (и страны?), попадающие между большими жерновами истории, могут проявлять какие угодно чудеса изворотливости, все равно не всегда все зависит от них. Что-то сорвется, повернется жернов чуть-чуть не в ту сторону, и не успеешь отскочить — размажет к чертям.
Поэтому более важным мне представляется второй посыл фильма, который я словил где-то в середине, на сценах, снятых в разбомбленном Красной армией Таллине. Возможно, этот посыл, в отличие от первого, авторами не закладывался, но, как неоднократно писалось и говорилось, авторы создают произведения, а публика вольна интерпретировать их ровно так, как считает нужным. Короче, несмотря ни на что, какими бы чудовищными ни были внешние обстоятельства, жизнь, так или иначе, все равно продолжается. Она видела все, и все перемолола. Перемелет и это. Такая вот нордическая любовь во время холеры, если вы понимаете о чем я.