Я встретил Бориса Немцова в 1992 году, когда он был молодым физиком и политическим реформатором в провинциальной столице к востоку от Москвы. Из того, что осталось после развала Советского Союза, Немцов стремился помочь построить свободное общество, и, несмотря на жесткую оппозицию со стороны бывшего КГБ, Коммунистической партии и других, он намеревался действовать быстро.
Эти консерваторы не сведут на нет российские капиталистические и демократические реформы, клялся он осенью того года. «Если только они не начнут стрелять».
Почти четверть века спустя Немцов — все такой же борец за демократию — получил четыре пули и погиб на мосту недалеко от Кремля в самом сердце Москвы.
И хотя Немцов — явно не первый убитый оппонент злобного российского диктатора, это событие оказалось особенно шокирующим. У Немцова были свои взлеты и падения во время турбулентных постсоветских десятилетий в России, однако он остался представителем живой, оптимистичной силы с сардоническим чувством юмора — и, в отличие от своих товарищей-реформаторов из 90-х годов — продолжил бороться за демократию уже после того, как Владимир Путин превратил это в опасное занятие. Он обвинял Путина в немыслимом уровне коррумпированности режима, он собирался быть одним из лидеров оппозиционного марша в это воскресенье.
Если все будет так же, как происходило в подобных случаях ранее, Путин — бывший агент КГБ — сделает вид, что убийство Немцова будет расследовано. Может быть, найдутся и удобные подозреваемые. Однако так же, как в случае убийства бесстрашной журналистки Анны Политковской и других политических убийств, мы вряд ли узнаем правду — по меньшей мере, пока у власти остается Путин.
Когда я встретил Немцова, он был губернатором Нижегородской области. Нижний Новгород в советские времена назывался Горьким и был известен как место ссылки величайшего российского диссидента Андрея Сахарова.
Немцов был в авагарде реформаторов, которые пытались разрешить неразрешимую задачу: как приватизировать государственные активы в обществе, в котором никто юридически не владел никаким капиталом. Однако он нашел способ продать с аукциона или отдать магазины, машины, землю, заводы.
«Мы просто возвращаемся к нормальному рынку, — сказал он мне весной 1992 года. — А в мире нет ни одной страны, где нормальные рыночные отношения могут ухудшить ситуацию».
Он понимал как минимум некоторые трудности, связанные с этой работой. По мере появления нового класса собственников «за рулем Мерседесов, Кадиллаков и Шевроле» также может усилиться недовольство и сопротивление, сказал Немцов. Но никто не ожидал, что важнее всего окажется недовольство сотрудника КГБ среднего уровня, который неожиданно пришел к власти в конце XX столетия и неумолимо запустил процесс сворачивания реформ, которые Немцов и другие пытались сделать необратимыми.
Недовольные тем, что другие разбогатели, Путин и его клика, как до них большевики, экспроприировали богатства страны, только на этот раз — не во имя пролетариата, а чтобы обогатиться самим. А свобода — свобода выражения, прессы или собраний, пришедшая вместе с падением СССР — постепенно исчезла за последние 15 лет.
Друзья советовали Немцову уехать или, по меньшей мере, вести себя тихо. Но это было не в его характере. Сейчас у этих друзей стало на одного борца за свободу меньше, в то время как их страна все больше и больше погружается во тьму.