Этот медовый месяц не был рядовым. Вечером 23 августа 2001 года Маргарет Маккиннон и ее новоиспеченный муж отправились в столицу Португалии Лиссабон. Когда рейс 236 авиакомпании Air Transat, следовавший из Канады, пересек центральную Атлантику, Маккиннон пошла в туалет. Внутри ничего не работало. Это показалось Маргарет странным, однако она не стала об этом задумываться.
Когда пассажирка вернулась на свое место, стюардессы разносили завтрак. Затем прозвучало объявление, что самолет совершит экстренную посадку. Как вспоминает Маккиннон, она подумала, что для прибытия в Лиссабон еще слишком рано. «В тот момент я совсем не понимала, что это значит», — говорит она. Однако затем экипаж велел пассажирам надеть спасательные жилеты, в салоне замигали лампы и, наконец, погас свет. Произошла разгерметизация салона. Выстрелили кислородные маски.
После утечки критического количества топлива все системы самолета отключились. «Люди кричали, что самолет упадет в океан», — вспоминает Маккиннон.
По ее словам, пассажиры готовились к худшему в течение получаса, потом кто-то закричал, что они будут садиться на сушу. Самолет приближался к Азорским островам, архипелагу, расположенному примерно в 850 милях (1360 километров) от побережья Португалии. Пилоты установили связь с аэропортом Лажеш, который используется гражданской авиацией и служит базой португальских ВВС. После ужасающего разворота на 360 градусов и нескольких резких маневров, совершенных для уменьшения высоты, члены экипажа закричали «держитесь крепче, держитесь крепче, держитесь крепче». Пилоты совершили жесткую посадку. Шасси самолета были охвачены пламенем.
Потрясенные пассажиры и члены экипажа покинули самолет по надувным аварийным трапам и бросились бегом через летное поле, прямо к вооруженным американским солдатам, чтобы оказаться на безопасном расстоянии. В ходе эвакуации, спускаясь по трапам, два человека получили серьезные увечья, 16 отделались легкими ушибами и ссадинами, но все 293 пассажира и 13 членов экипажа выжили...
Однако для многих история на этом не закончилась. Некоторых пассажиров, включая Маккиннон, еще много месяцев преследовали навязчивые воспоминания о пережитом и ночные кошмары.
Этот опыт вдохновил Маргарет Маккиннон, работающую сейчас психологом, на изучение того, как эмоциональные травмы действуют на мозг, как они меняют наши воспоминания и почему некоторые люди испытывают посттравматический синдром. В последние годы исследователи пытаются понять, почему пугающие воспоминания оставляют такой глубокий отпечаток. Если они смогут выяснить причины, по которым психологический шок оказывает столь сильное и продолжительное воздействие, возможно, им удастся найти способы помочь людям лучше справляться с последствиями эмоциональных травм.
Страшный отпечаток
На протяжении десятилетий связь между страхом и памятью интриговала исследователей и практиков. Тем не менее имеющиеся у нас сведения противоречивы. «В ходе некоторых исследований было установлено, что при воспоминании о травмирующих событиях интенсивность этих воспоминаний усиливается. Они становятся очень яркими, люди вспоминают много деталей, и кажется, что им не составляет труда вспомнить все пережитое», — говорит Маккиннон.
В результате других исследований выяснилось, что воспоминания о травмирующих психику событиях могут быть очень скудными и отрывочными, «вспоминаются лишь отдельные подробности, не образующие цепочку событий», объясняет она.
При проведении некоторых исследований изучалось функционирование памяти непосредственно в то время, когда люди переживали эмоциональную травму, особенно в тех случаях, когда в подобном состоянии одновременно оказывалась группа людей. Маккиннон решила погрузиться в воспоминания других пассажиров, летевших вместе с ней рейсом 236 компании Air Transat.
«Мы хотели использовать эту возможность, чтобы взглянуть на ситуацию в хорошо контролируемой обстановке», — говорит Маккиннон, едва сдерживая неловкий смешок при слове «контролируемый», которое она употребила для описания экстренного снижения рейса AT 236. В исследовании участвовали 15 пассажиров того рейса. Их расспрашивали о трех событиях: о самом полете, о каком-нибудь эмоционально нейтральном событии, произошедшем в том же году, а также о событиях 11 сентября 2001 года, произошедших через месяц после авиакатастрофы. У шести из 15 опрошенных проявились признаки посттравматического синдрома.
Исследователи направляли воспоминания людей в нужное им русло: «расскажите все, что вы можете вспомнить об этом событии». Они продолжали вытягивать все новые детали, помогая респонденту подсказками, вроде: «о чем вы думали, что вы чувствовали, какое было освещение в салоне?» Детальные воспоминания сравнивали с известной последовательностью событий, а также с рассказами членов контрольной группы, чьи воспоминания были менее травмирующими.
Они обнаружили, что все пассажиры — вне зависимости от того, продолжило у них развиваться посттравматическое стрессовое расстройство или нет, — сохранили яркие и сильные воспоминания об этом инциденте. Тем самым подтвердилось предположение, что страх меняет алгоритм действия механизма, с помощью которого мозг сохраняет воспоминания.
Люди, у которых впоследствии развилось посттравматическое стрессовое расстройство, «продемонстрировали воспоминания о многих посторонних подробностях, относящихся не только к самому травмировавшему их событию, но и к событиям 11 сентября, а также нейтральные воспоминания, относящиеся к тому же периоду времени», говорит Маккиннон. Это позволяет предположить, что таким людям трудно «редактировать» собственные воспоминания или сделать их содержание менее отчетливым.
Маккиннон признает, что в основе ее исследования лишь небольшая выборка подобных случаев. Она осторожна с выводами и обобщениями, но все равно считает полученные результаты весьма интригующими. «Понятно, что люди участвуют в эксперименте неохотно, — говорит Маккиннон. — И мы очень и очень благодарны тем, кто все-таки согласился участвовать, поскольку говорить о таких вещах может быть очень тяжело».
Итак, если травмирующие воспоминания более яркие, что же происходит в наших головах, когда они «создаются»?
Отдел особых воспоминаний
У мозга есть различные системы памяти. Мы обладаем мышечной или физической памятью, которая позволяет, например, научиться ездить на велосипеде. У нас есть слуховая память для того, чтобы петь песни. И у нас есть более конкретная «декларативная» память, механизм которой тесно связан с гиппокампом — тем участком мозга, который отвечает за кратковременное хранение информации. Гиппокамп, который сравнивают с оперативной памятью компьютера, хранит сведения вроде тех, где вы припарковали машину, и что два плюс два равняется четырем.
Но чувство страха активирует другую систему памяти. Это центр управления нашим телом в чрезвычайных ситуациях, известный как миндалевидное тело. Оно представляет собой два миндалевидных отдела справа и слева от медиальной или височной доли, по одному в каждом полушарии мозга. Миндалина отвечает за накопление эмоционально окрашенных воспоминаний, таких как страх, а также таких приятных ощущений связанных с едой, сексом и употреблением наркотиков.
Когда впечатления особенно поразительны и неожиданны, они активизируют эту систему памяти. Возможно, именно поэтому сенсорные сигналы способны возвратить нас к эмоциональным воспоминаниям: запах определенных духов или одеколона напоминает о первом поцелуе.
В случае со страшными воспоминаниями наше чувство самосохранения начинает действовать, и в памяти может запечатлеться так называемое воспоминание о единичном испытании.
«Если вы однажды убежали ото льва или видели, как лев пожирает кого-то, вы будете знать, что львов стоит остерегаться», — объясняет Керри Ресслер, профессор психиатрии и науки о поведении в Университете Эмори в Атланте, штат Джорджия. Это значительно отличается от восприятия того, что вы прочитали в книге или от восприятия тех событий, которые не вызвали эмоционального всплеска.
«Возможно, память придает пережитым событиям разный смысл, потому что мы хотим уделить первостепенное внимание именно тем вещам, которые действительно важны», — продолжает Ресслер.
Когда мы испытываем страх, всплеск адреналина приводит в действие цепочку реакций, которая, предположительно, позволяет лучше запечатлеть в памяти только что произошедшие события. «Чувство страха эволюционировало для того, чтобы сохранять нам жизнь», — объясняет Карим Надер, профессор психологии в Университете Макгилл в Монреале, Канада.
Вспышки воспоминаний
Пережитые страхи, однако, вовсе не обязательно оставляют после себя глубокие воспоминания. Элизабет Фелпс, профессор психологии и неврологии наук в Университете Нью-Йорка, интересовалась так называемыми «вспышками воспоминаний», оставшимися у людей о событиях 11 сентября.
Речь идет вовсе не о лицах с посттравматическим расстройством, «но о самых обычных людях, переживших 11 сентября, то есть практически о каждом из нас», говорит Фелпс. Она неожиданно обнаружила, что, несмотря на кажущуюся яркость, эти воспоминания не столь сильны, как принято считать. Они могли меняться.
Лаборатория Фелпс в Нью-йоркском университете располагалась рядом с местом этой катастрофы. В ходе крупномасштабного детального исследования, этапы которого проводились через несколько недель после 11 сентября, через год, два года и через десять лет, ученые обнаружили, что «люди были абсолютно уверены, что все подробности точно сохранились в их памяти». Подробности не в том смысле, как это было на самом деле, а в смысле, где и с кем были люди, как узнали о случившемся, и что они делали потом. Однако индивидуальные воспоминания о сопутствующих деталях на самом деле часто менялись с течением времени.
Это позволяет предположить, что «вспышки воспоминаний» отличаются от воспоминаний о нейтральных событиях не тем, что их подробности лучше сохранились, а тем, что мы так о них думаем. «В случае с травмирующими событиями нам кажется, что они невероятно точно отложились в памяти», — говорит она. На самом деле многие детали, которые нам кажутся точными, таковыми не являются. «Эмоции концентрируют ваше внимание на небольшом количестве деталей в ущерб многим другим», — объясняет Фелпс.
Вспомнить все
Итак, означает ли это, что травмирующие воспоминания могут быть изменены или даже стерты из памяти? Сейчас мы гораздо лучше понимаем систему хранения и воспроизведения содержимого памяти, а значит, у нас есть уникальная возможность изменить или стереть страшные воспоминания. Временной промежуток, в течение которого сохраняется возможность притормозить процесс глубокого отложения событий в памяти, составляет примерно шесть часов. Таким образом, попытки ослабить воспоминания фармакологическим путем должны быть предприняты в течение этого короткого промежутка времени.
Согласно опытам, которые проводились на людях и грызунах, добиться ослабления посттравматического расстройства психики можно в случае применения бета-блокаторов сразу после травмирующего события. «Сейчас эта методика применяется в израильской армии», — говорит Надер. Но новые исследования дают повод предположить, что воспоминания можно восстановить, освежить или приглушить, даже если делать это за пределами того временного интервала, в течение которого они сохраняются на «жестком диске» в нашем мозгу.
В ходе экспериментов на крысах Надер напоминал грызунам о пережитом ужасе при помощи звуков, которые ранее звучали при ударах тока, и затем давал животным бета-блокаторы. Даже после того, как бета-блокаторы выходили из крови грызунов, их реакция оцепенения в ответ на травмирующее воспоминание исчезала. Исследуя такой же подход на примере небольшой группы людей, Надер и его коллеги установили, что несмотря на то, что испытуемые в среднем страдали от неприятных воспоминаний по 11 лет, «даже после выведения из крови бета-блокаторов психологическая травма была ниже того уровня, который подразумевает посттравматическое расстройство психики».
Этот метод находится на очень ранней стадии разработки, и исследования его действенности продолжаются. И все же похоже, что тонкий метод перепрограммирования памяти вполне достижим. «Мы не меняем ваши знания о том, что произошло. Мы просто меняем ассоциации, которые у вас вызывает стресс от драки или страха полета, — говорит Фелпс. — Следовательно, пока что представление о том, что мы можем стереть ваши воспоминания о прошлом, — не более чем научная фантастика».
Точки отсчета
Что касается Маккиннон, то она полагает, что, несмотря на свои яркие травмирующие воспоминания, остается множество деталей, которые она не может вспомнить.
«Мы находились над самой высокой точкой острова, когда самолет вдруг резко развернулся в сторону океана, и это было невероятно страшно. Мы тогда подумали: ну вот и все», — говорит Маккиннон, вспоминая момент, когда самолет заходил на посадку в аэропорту Лажеш. Она помнит, как видела крыши домов и боялась, что они рухнут на них, и из-за этого погибнут другие люди. Но если бы ее спросили, было ли темно во время того ужасного снижения, Маккиннон не смогла бы вам ответить. Точно также она не может вспомнить, сидела она у окна или в проходе.
Когда дело доходит до ужасающих воспоминаний, возможно, наш мозг избирательно подходит к тому, какие именно подробности сохранить. Чем больше мы узнаем, как и почему это происходит, тем ближе мы подходим к тому, чтобы уменьшить последствия эмоциональной травмы.
Этот предопределенный судьбой полет в медовый месяц стал ярким началом семейной жизни. «Да уж, это было начало так начало, — смеется Маккиннон. — Неожиданное начало».
Как оказалось, этот год перевернул всю ее жизнь во многих смыслах. Она поняла, что должна заняться наукой, а еще к ней пришло понимание того, что люди с посттравматическим синдромом нуждаются в заботе и лечении, говорит Маргарет. «Я решила, что это именно то направление, в котором я хочу строить свою карьеру».
То, что Маккиннон пережила в тот день, стало началом профессионального и личного путешествия, которое было трудно предвидеть.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
В последние годы исследователи пытаются понять, почему пугающие воспоминания оставляют такой глубокий отпечаток. Если они смогут выяснить причины, по которым психологический шок оказывает столь сильное и продолжительное воздействие, возможно, им удастся найти способы помочь людям лучше справляться с последствиями эмоциональных травм.
