Папа Франциск, происхождением — как он сам полушутя говорил — с самого конца света, является сейчас единственной фигурой мирового масштаба, обладающей харизмой и одновременно представляющей собой этический ориентир.
1. Обыденное, повседневное безумие, в котором пребывает португальская политика, наряду со всей серьезностью и напряженностью сложившейся в Европе и в мире ситуации (ИГ и Украина, с одной стороны; кризис, Греция и распространяющийся популизм — с другой) возможно, оправдывают парадоксальную паузу для медитации. Для раздумий о самом важном.
13 марта исполнится два года со дня избрания Папы Франциска. Несомненно, это одно из самых замечательных мировых событий последнего времени. Франциск, происхождением — как он сам говорил, шутя — с самого конца света, является сейчас единственной фигурой мирового масштаба, обладающей харизмой и одновременно представляющей собой этический ориентир. В мире, полном слабых и нерешительных лидеров, занятых каждодневной суетой и своими мелочными проблемами, лишенных более широких взглядов и амбиций, Франциск являет собой огромный моральный резерв. Это голос, который проповедует в пустыне.
2. Появление Франциска было бы невозможно без Бенедикта XVI и обновляющего вдохновения, последовавшего за его отречением. Многие до сих пор не осознают того превосходства, о котором данный жест Бенедикта XVI свидетельствует. Некоторые объяснили себе его отказ только внешними причинами: старость, усталость и ясное понимание собственной неспособности нести обязанности понтифика. А другие посчитали, что отречение было щедрым и мудрым шагом, продиктованным политической осторожностью, в результате чего все внимание мировой общественности обратилось на процесс избрания следующего Папы, предотвращая возможность закулисного принятия решения о преемнике курией Ватикана. Но особенно важен тот, кто совершил этот жест, полный смысла и значения — человек, прекрасно сознающий радикальность и историческую уникальность решения об отречении. Сам акт отречения несет в себе определенную «десакрализацию», «очеловечивание», наделение папства «земными» чертами. Что в целом соответствует самой деятельности Бенедикта XVI, который во время своего понтификата уже подавал знаки того, что миссию свою рассматривает в менее «сакральном» ключе (издавая книги как простой богослов, а не Папа — по крайней мере, в случае двух томов «Иисуса из Назарета»). Уже само по себе отречение предвещало обновление и возможность реконфигурации папской должности — которая перестает быть «пожизненной» и потенциально вечной. Здесь нет ничего удивительного для тех, кто читал его книги или, например, его большое интервью «Свет миру». Добровольное отречение Бенедикта XVI несет в себе тот же пророческий смысл, что заключался в созыве Второго Ватиканского Собора Папой Иоанном XXIII. Франциск и его учение во многом объясняются этим концептуальным жестом, заронившим его семена.
3. Восхищение, уважение и даже любовь, которые снискал Папа Франциск, проистекают из его подающей пример деятельности. Франциск - это не доктрины, не богословские течения, не буллы или декреты. Франциск - это поступки, отношения, слова. Франциск не выступает в качестве философа или доктринера. Осмелимся сказать, что он не является нам в роли проповедника или пастора. Франциск — это человек, который делает, человек, который говорит, это человек, который принимает и заключает в объятья. Он решает не занимать папские апартаменты, моет ноги мусульманкам, крестит детей матерей-одиночек и людей, состоящих в неформальном браке, посещает Лампедузу, говорит по телефону с больными людьми по всему миру, не считает себя вправе судить гомосексуалистов, выступает за совместную работу сообществ мирян и Синода по вопросам семьи, посещает тюрьмы, проявляет беспокойство в отношении вновь вступающих в брак, открывает душевые кабинки для бездомных на площади Святого Петра, по пути из Манилы в Ватикан предупреждает о сложностях и ответственности родителей, направляет свои первые слова к верующим своей епархии (Рим), предоставляет аудиенцию транссексуалам, настаивает на осуждении необузданного капитализма, проявляет искреннее милосердие к беднякам и изгоям, публично обнимает и целует детей, инвалидов и больных, без раздумий осуждает случаи педофилии среди духовенства, идет на сближение с евреями, мусульманами и представителями других религий, посещает страны, которые обычно не рассматриваются как приоритетные (Албания, Шри-Ланка, Южная Корея), выступает посредником между Кубой и США и готовится к тому, чтобы попытаться призвать к миру на Украине.
4. Учитывая энтузиазм и надежду, которые вселяют действия Папы, многие рассчитывают на крупные доктринальные изменения, касающиеся богословского обмена и огромных организационных реформ церкви и курии. Я не рискну сказать, что они могут не произойти, и рискну предположить, что их осуществление весьма желательно. Но от тех, кто смотрит на эту длящуюся два года миссию «иезуита-францисканца» лишь сквозь такую призму, думаю, ускользает самое существенное. Что действительно отличает Бергольо, так это желание подражать Иисусу, даже в стиле поведения.
Иисус Христос — каким бы ни было наше отношение к вере — изменил, в корне и до самого основания, религиозный феномен и то, каким образом он был претворяем в жизнь. Но он не провел ни одной организационной реформы иудейской религии, не написал ни одного богословского трактата, не совершил ни одной политической революции. Он просто подавал пример, заботясь о ближнем и отдавая себя целиком и безоговорочно служению. Он выбрал людей, вынесенных на обочину жизни: бедняков и иноземцев. Относился к женщинам без табу, беседовал с римлянами, прикасался к прокаженным, ночевал в одном доме со сборщиками налогов, был окружен неграмотными рыбаками. И всегда говорил просто и доступно, с использованием притч и сравнений, иногда с трудом поддающихся расшифровке, не опасаясь путаницы и даже скандала.
Франциску удалось сделать нечто, в разы превосходящее любую крупную реформу: он стал, он сумел стать пророком путем собственного примера. Он взывает к нам своим примером; трогает нас своим пророческим смыслом. Португальской церкви не хватает этого пророческого смысла, а нам не хватает примера.