Каждый год с приближением 16 марта ощущается обеспокоенность: как будет на этот раз — сколько полицейских на улицах, сколько громкоговорителей, транспарантов, сколько «антифашистов», сколько ругани и плевков в лицо. Думается, нынешнее 16 марта ничуть не будет отличаться от прежних, различие только в том, что мы являемся президентствующим в Совете Европейского Союза государством, а сосед-агрессор развернул масштабные военные действия на Украине.
Можно только спекулировать на тот счет, будет ли учрежденный организацией Daugavas vanagi день памяти солдат использован как часть гибридной войны, или же он просто послужит наглядным материалом во внутренней и внешней пропаганде России, потому что без фашистского дыхания в затылок российская пропаганда не способна существовать.
Навязанная необходимость оправдываться
С такой же регулярностью, как каждый год наступает середина марта, и в обществе целом, и в государственном управлении начинают циркулировать различные идеи о том, как оправдаться в международном информационном пространстве. Риторический вопрос: должно ли руководство государства оправдываться за организованный некой группой общества день памяти, и вообще — есть ли за что оправдываться?
Причина, по которой мы оправдываемся, словно перед лицом какого-то глобального непонимания, не выдумана нами, это навязанный дискурс. Россия целенаправленно на протяжении длительного времени превращала 16 марта в одно из центральных мероприятий «возрождения фашизма», в который так называемые организации соотечественников могут отработать вложенные в них средства. В действительности, если бы ни организованная Россией рекламная кампания, то вряд ли на возложение цветов у Памятника свободы 16 марта собиралось бы больше людей, чем 25 марта, когда мы вспоминаем увезенных в Сибирь и замученных.
Мы заключены в определенный дискурс, который определяем не мы сами. Контролируемые российской властью СМИ годами культивировали идею о возрождении фашизма, о маршах неонацистов и приспешников Waffen SS в столице Латвии.
В результате этого мы в Латвии говорим не о том, какой уму непостижимой трагедией была принудительная мобилизация в вооруженные силы нацистской Германии и в Красную армию, а вынуждены оправдываться, объясняя, что наши отцы, деды и прадеды не были закостенелыми нацистами и убийцами евреев, что они точно такие же жертвы войны, как многие другие. В последние годы проведена большая разъяснительная работа о том, какие латышские формирования входили в вооруженные силы Германии, а также о том, что 16 марта ни один нормальный человек не чествует существование команды Арайса и совершенное ею.
На международном уровне сформировалось понимание относительно того, кто такие бывшие латышские легионеры. Однако в последнее время такие обслуживающие российскую пропаганду историки, как Александр Дюков, проповедуют тезисы о латышах-убийцах в приграничье Латвии, Белоруссии и России. Вообще Дюков и ему подобные регулярно заявляют о врожденном нацизме балтийцев: «Коллаборационизм прибалтов отличается от остальных не только своим массовым характером, но и мотивацией. Для жителей России, Украины и Белоруссии коллаборационизм был необходим ради выживания. В свою очередь, в Балтии политика нацистов была намного мягче, потому что местное население само охотно сотрудничало с нацистами…»
Мы по-прежнему проигрываем разъяснительный бой, потому что российские СМИ не видят разницы между мобилизованными в принудительном порядке латышскими солдатами и полицейскими батальонами, в которых было большинство добровольцев, и которые действительно участвовали в зверствах против мирных жителей. Для пропаганды такие «мелочи» маловажны, поскольку пропаганда должна содержать только определенную долю правды, остальное может быть явной выдумкой.
Каждый год, когда старые люди идут в Домский собор и к Памятнику свободы помянуть своих — таких же без вины виноватых, охватывает нехорошее чувство. Не из-за неодобрения права стариков собираться и поминать своих, а из-за потока всей этой лжи, ругани и плевков.
Оба моих деда в принудительном порядке были в легионе, а затем оба находились в фильтрационном лагере, обоим война причинила неизлечимую травму. Дед никогда не гордился тем, что вообще воевал, я никогда не слышал от него рассказов о военном геройстве. Он лишь молча в вечерней полутьме ставил свечку у памятника легионерам в Джуксте. Памятник взорвали и облили красной краской, но память и воспоминания взорвать не смогли.
Риналдс Гулбис, сотрудник Центра исследований политики Восточной Европы.