В ряды исламистских боевиков на Ближнем Востоке влились 300 китайцев, практически все из которых оказались уйгурами из провинции Синьцзян. Ислам широко распространен в этом западном регионе Китая и сейчас начал движение по радикальному пути.
Atlantico: С чем связано распространение радикальных настроений в этом регионе, который пусть и был неспокойным, но, как казалось, не поддерживал связей с мировым исламизмом еще 10 лет назад?
Эмманюэль Ленко: В августе 2008 году Исламская партия Туркестана выложила нашумевшее видео с президентом Уйгурского комитета Саудовской Аравии Абдуллой Менсуром. Хотя его позиция и была воинственной, на словах этого не ощущалось. Тогда он просто призвал бойкотировать пекинскую Олимпиаду. Но, с символической точки зрения, признаки радикализации существовали уже тогда. С тех пор набрала обороты ударная волна, которую породила арабская весна во всех среднеазиатских государствах.
Помимо конъюнктурных аспектов существуют и структурные факторы, указывающие на существование небольшой, но активной части населения, которая сделала выбор в пользу радикального ответа на политические решения Пекина.
Первый из этих факторов носит экономический характер. Все наблюдатели отмечают, что, несмотря на необычайное развитие инфраструктуры в Синьцзян-Уйгурском районе, особой пользы самим уйгурам это не принесло. И это порождает недовольство. Причем оно ощущается тем сильнее, что соседние тюркоязычные народы (они отличаются большой культурной и языковой близостью с уйгурами) видят реальные позитивные перемены в экономике после провозглашения независимости в 1991 году. Наконец, нельзя сбрасывать со счетов влияние активистов, которые выступают за альянс с международными и пакистано-афганскими исламистскими движениями. Все эти течения получили отражение в Исламском движении Восточного Туркестана, которое сформировал в 1997 году ныне покойный Хасан Махсум. Это движение постепенно зачахло под давлением китайских спецслужб, однако затем получило второе дыхание благодаря контактам с узбекскими радикалами, которые отправились тренироваться на север Ирака. Со статистической точки зрения к данным насчет числа уйгурских боевиков нужно подходить с осторожностью. Пекин, безусловно, заинтересован в преувеличении масштабов явления, чтобы усилить репрессии в регионе, где, напомним, существуют сильнейшие трения между различными группами Компартии.
— Центральные китайские власти пытаются решить проблему силовым путем. Но почему репрессии, по всей видимости, не дают особых результатов, хотя Пекин — общепризнанный мастер в подавлении диссидентских движений?
— Во-первых, центральное правительство преследует призрак развала страны, наподобие Советского Союза. Си Цзиньпин — не Горбачев, и он стремится дать всем это ясно понять. Во-вторых, хотя часть уйгурской общины (главным образом диаспоры) порадовалась свержению арабских диктатур, Китай продолжает поддерживать режимы, которым удалось пережить бурю. В первую очередь это касается Башара Асада в Сирии. В результате получается полное расхождение взглядов. В-третьих, даже по мнению лучших специалистов вроде Реми Касте, суфистский ислам, который традиционно является частью уйгурских религиозных практик, сегодня жестоко преследуется. Речь идет о закрытии гробниц святых, пристальном наблюдении за всеми ложами суфиев и прочими притеснениями вплоть до запрета носить бороды… Все это способствует усилению подрывной деятельности. В сентябре Пекин дал пожизненный срок одному из наиболее умеренных деятелей уйгурской интеллигенции Ильзаму Тохти, который разместил на американском сайте статью с призывом к расширению мультикультурализма в Синьцзян-Уйгурском районе. Такой непропорциональный вине приговор свидетельствует о подъеме радикальных настроений с обеих сторон и почти не оставляет надежды на примирение между Пекином и уйгурским сообществом.
— При поддержке властей хань, крупнейший народ Китая, постепенно заселяет Синьцзян и наращивает свою долю по отношению к уйгурам (если в 1949 году на них приходилось 82%, то в 2010 году из было уже 46%). Эта «демографическая» стратегия будет эффективной в долгосрочной перспективе или наоборот обернется катастрофой, поставив уйгуров в меньшинство?
— В долгосрочной перспективе эта демографическая стратегия следует логике, которая противоречит распространенным на западе представлениям о том, что в истории Китая и хань не было места гегемонической линии. Но ведь сама топонимия китайских городов подтверждает обратное! Китай всегда был экспансионистом и расширял владения силой оружия и культуры. Точно такая же стратегия была задействована во внутренней Монголии и в Тибете.
Все это порождает особое самосознание и стратегии сопротивления. Главным образом это реализуется через диаспору, в которую входят не меньше уйгуров, чем проживают в Синьцзян.
— Пока что теракты потенциально исламистских уйгурских террористов не выходят за территорию Синьцзян. Но может ли в будущем возникнуть угроза для остального Китая? Может ли он столкнуться с проблематикой вернувшихся из Сирии боевиков? Как власть решает эту проблему?
— Уйгуры уже проводили теракты в Кантоне, Куньмине и даже Пекине. То есть зоной риска является не один Синьцзян-Уйгурский район. 2 июля 2013 года секретарь местной Компартии Чжан Чуньсянь заявил, что «теракты стали настоящей угрозой для стабильности». Си Цзиньпин в свою очередь недавно вновь подчеркнул, что безопасность является приоритетным национальным вопросом. Почти два года назад, 1 июля 2013 года, выходящая в Китае англоязычная газета The Global Times привела слова посла Сирии в Пекине, который заявил, что сирийские мятежники обучили методам ведения партизанской войны более 30 уйгурских активистов. То есть, речь идет о вполне реальной и серьезной угрозе. И она растет. В теории исламизм может перекинуться и на другие присутствующие в Китае мусульманские слои населения. В первую очередь это касается народа хуэй, хотя ему в отличие от уйгуров удалось выстроить сосуществование с китайской Компартией-государством. Как бы то ни было, мне кажется, что Европе и Франции стоит активнее сотрудничать с Китаем в борьбе с угрозой мирового исламизма. Того, что делается сейчас, недостаточно. То же самое касается и японцев, у которых, как о чем у нас часто забывают, в силу исторических причин есть лучшие специалисты по Средней Азии, по крайней мере в академической сфере.
Эмманюэль Ленко (Emmanuel Lincot) — научный сотрудник и преподаватель Парижского католического института, главный редактор журнала Monde Chinois Nouvelle Asie и президент консалтинговой компании Signes et stratégie.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
В ряды исламистских боевиков влились 300 китайцев, практически все уйгуры из провинции Синьцзян. Ислам широко распространен в этом западном регионе Китая и сейчас начал движение по радикальному пути. С чем связано распространение радикальных настроений в этом регионе, который пусть и был неспокойным, но, как казалось, не поддерживал связей с мировым исламизмом еще 10 лет назад?
