Гражданское общество в России обескровлено, но не похоронено

Многие в нем преисполнены решимости бороться с авторитаризмом, несмотря на стальную завесу Кремля.

Московская школа политических исследований была задумана, когда политика гласности советского лидера Михаила Горбачева позволила осуществить возрождение угнетенного народа, истории и литературы досоветской эпохи и раннего периода существования СССР. Лена Немировская и Юрий Сенокосов были советскими интеллектуалами: она — историк искусства, он — философ. Они комфортно размещались в официальной интеллектуальной иерархии, но некомфортно чувствовали себя в советской шкуре. Они были разработчиками, стремившимися показать, как можно использовать свободу.

Они руководствовались идеями грузинского философа Мераба Мамардашвили. «Россия, — заявил он в 1989 году американскому интервьюеру, — выпрыгнула из истории и совершила метафизическое самоубийство в попытке обойти стороной реальность ради идеала». Задача, которую поставила перед собой эта супружеская пара, состояла в том, чтобы помочь россиянам, особенно молодому поколению, создать приземленную реальность демократического процесса, гражданского общества, гражданских прав и прежде всего, ответственности.

Так появилась Московская школа политических исследований, позже получившая название Московская школа гражданского просвещения — появилась в момент, когда рушился СССР. С самого начала финансирование она получала в основном из-за рубежа. Многие западные послы рассказывали своим правительствам о существовании в Москве центра, которому можно оказать помощь, не опасаясь того, что она будет потрачена впустую или переведена на швейцарские счета.

Немировская самостоятельно выучила английский, а затем начала осаждать политиков, чиновников, президентов институтов, журналистов и руководителей корпораций, пытаясь доказать им настоятельную потребность в гражданском образовании в России. Как и везде в посткоммунистическом мире, жизненно важными были деньги финансиста Джорджа Сороса. Успех школы, который стал наиболее очевиден в конце 1990-х — начале 2000-х годов, создал пример для подражания. Сейчас в мире существует более десятка институтов типа московской школы, которые созданы по образу и подобию оригинала.

Деятельность школы осуществлялась в основном на зарубежные деньги, начиная с семинаров и конференций, и заканчивая живым и энергичным вебсайтом. Всем этим занимались молодые и самоотверженные сотрудники школы. На семинарах выступали россияне и иностранцы. Среди первых был экономист и бывший исполняющий обязанности премьер-министра Егор Гайдар, а также бывший министр финансов Алексей Кудрин. Среди иностранцев были лондонский мэр Борис Джонсон, бывший член кабинета министров Британии лорд Мандельсон, биограф Джона Мейнарда Кейнса лорд Скидельски и многие другие.

Участники, а это обычно образованные, смелые и желающие быть услышанными люди, становились все более уверенными в себе, их все меньше впечатляли западные мнения и точки зрения. На одном из заседаний во время действий НАТО против Сербии в 1999 году аудитория, состоявшая в основном из журналистов, выступила с громкими протестами в адрес французского политолога Доминика Моизи (Dominique Moïsi) и в мой адрес. Они подчеркивали, что «запад» совершил нападение на традиционного союзника России (нам напомнили, что любовник Анны Карениной Вронский отправился помогать Сербии в ее борьбе с турками).

Сейчас московская школа закрыта. Ее назвали «иностранным агентом» в соответствии с законом от 2013 года, который ставит клеймо позора на неправительственные организации, работающие в сфере политики и получающие финансирование из-за рубежа. Школа боролась за выживание, но лишившись средств, мест проведения своих мероприятий, столкнувшись со злобными и скоординированными нападками прокремлевских СМИ, Немировская и Сенокосов были вынуждены закрыть ее и разработать новый курс.

Убийство демократического активиста Бориса Немцова (он тоже выступал в школе) — это одновременно скорбный и подходящий момент для воспоминаний, но не для написания некрологов. Та энергия, которая приводила в действие московскую школу, коренилась в решимости многих (их больше, чем мы видим сейчас) воспрепятствовать традиционному сползанию России в авторитаризм.

«Мы должны поднять головы и высвободить независимые общественные силы, — говорил философский вдохновитель школы Мамардашвили. — Когда нет независимых сил, никакая политика невозможна». Но политика гражданского общества возможна до сих пор. И формировать ее будут россияне, а не иностранные заговорщики, как считает Кремль.

Автор статьи — пишущий редактор Financial Times, председатель попечительского совета Московской школы гражданского просвещения.

----------------

Комментарии читателей

Rahvalod
Это как везде. Философы и идеалисты преуспевают только в тех странах, которые могут это себе позволить. Какой интерес может быть у людей к высоким идеалам, когда они больше озабочены тем, как свести концы с концами? Безусловно, Путин популярнее этих идеалистов. При нем в России за последние 10 лет произошел исключительный рост уровня жизни. Кто-то может сказать, что это из-за высоких нефтяных цен. Может быть, и так, но те же самые высокие нефтяные цены не принесли богатство и процветание в Ирак, в Ливию и Венесуэлу. Деньги можно было промотать, но их не промотали. Поэтому Запад и пытается изо всех сил опорочить имидж Путина. Ради этого он даже готов к нанесению удара по благосостоянию детей и стариков, вводя экономические санкции и используя методы шантажа. Россияне видят это, и неудивительно, что 80% россиян считают США своим врагом. После распада СССР таких людей было всего 10%. То, что сделали неоконы, это безумие. Отвернувшиеся от США русские еще долго не примирятся с ними. А неоконы просто приближают свою кончину.

Judyw
Проблема этого «гражданского общества», которое вы так превозносите, состоит в том, что оно малочисленно, не имеет влияния и существует только в крупных городах типа Москвы и Санкт-Петербурга. Россия огромная страна, а «гражданское общество» это крошечная и бессильная группа, чье влияние ограничено большими городами.