Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Ноам Хомский о корнях американского расизма

© Фото : East NewsНоам Хомский
Ноам Хомский
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Америка, «которую всегда знали американские чернокожие», весьма непривлекательна. Первых черных рабов привезли в колонии 400 лет назад. Мы не должны забывать, что за этот долгий период было всего несколько десятилетий, когда основная масса афроамериканцев имела какие-то ограниченные возможности для вхождения в американское общество.

Это восьмая беседа из серии интервью с философами по расовой проблематике, которые я провел для The Stone. На этой неделе у меня состоялся разговор с Ноамом Хомским, лингвистом, политическим философом и одним из самых известных в мире интеллектуалов. Он - автор множества книг, последняя из которых называется «О западном терроризме: от Хиросимы до войны беспилотников» (On Western Terrorism: From Hiroshima to Drone Warfare) и была написана им в соавторстве с Андре Влтчеком (Andre Vltchek).

Джордж Янси: Когда я размышляю о названии вашей книги — «О западном терроризме», мне на ум приходит тот факт, что многих чернокожих в США издавна терроризируют белые расисты. Это и бессистемные избиения, и систематическое линчевание трех с лишним тысяч чернокожих (включая женщин) в период с 1882 по 1968 годы. Вот почему, когда я в 2003 год прочитал о бесчеловечных преступлениях, совершенных в тюрьме Абу-Грейб, для меня это не стало неожиданностью. Я вспоминаю, как после появления этих фотографий президент Джордж Буш заявил: «Это не та Америка, которую я знаю». Но разве это не та Америка, которую всегда знали американские чернокожие?

Ноам Хомский: Америка, «которую всегда знали американские чернокожие», весьма непривлекательна. Первых черных рабов привезли в колонии 400 лет назад. Мы не должны забывать, что за этот долгий период было всего несколько десятилетий, когда основная масса афроамериканцев имела какие-то ограниченные возможности для вхождения в американское общество.

Мы также не должны забывать, что чудовищные трудовые лагеря для рабов новой «империи свободы» являлись главным источником благосостояния и привилегий американского общества, а также Англии и континента. Основой промышленной революции был хлопок, а его собирали главным образом рабы из американских лагерей.

Как теперь хорошо известно, это была очень эффективная система. Производительность на плантациях росла даже быстрее, чем в промышленности, благодаря технологиям кнута и пистолета, а также эффективной практике жестоких пыток, о чем в своем недавно вышедшем исследовании под названием «Та половина правды, которую никогда не рассказывали» (The Half Has Never Been Told) пишет Эдвард Баптист (Edward E. Baptist). Результатом стали не только огромные состояния плантаторской аристократии, но и промышленное производство, коммерция в Америке и Британии, а также финансовые институты современного государственного капитализма.

Хорошо известно (либо должно быть хорошо известно), что Соединенные Штаты развивались, наотрез отказавшись от принципов «рациональной экономики», которые Америке проповедовали ведущие экономисты того времени, и которые публикуются сегодня в здравых наставлениях для опоздавших в экономическом развитии. Вместо этого освободившиеся колонии следовали примеру Англии, осуществляя мощное государственное вмешательство в экономику, в том числе, вводя высокие пошлины для защиты находившейся в младенческом возрасте промышленности — сначала текстильной, затем металлургической и прочих отраслей.

Но была и другая, «виртуальная» пошлина. В 1807 году президент Джефферсон подписал закон, запрещающий ввоз рабов из-за границы. Его штат Виргиния был самым богатым и самым сильным из всех штатов, и у него уже не было потребности в рабах. Он уже сам начал производить этот ценный товар для расширения рабовладельческих территорий на Юге. Таким образом, запрет на импорт этих машин для сбора хлопка дал существенный стимул для развития экономики Виргинии. Все это поняли. Выступая от имени импортеров рабов, Чарльз Пикни (Charles Pinckney) утверждал: «Виргиния выиграла, прекратив их завоз. Ее рабы вырастут в цене, а их у нее больше, чем ей нужно». И действительно, этот штат стал крупным поставщиком рабов для расширявшегося рабовладельческого общества.

Некоторые рабовладельцы типа Джефферсона понимали ту нравственную порочность, на которой стояла экономика. Но он боялся давать рабам свободу, потому что у них были «десятки тысяч воспоминаний» о совершенных против них преступлениях. Страх перед восстанием и местью жертв глубоко укоренился в американской культуре, и его отголоски слышны даже сегодня.

Тринадцатая поправка формально положила конец рабству, но десять лет спустя появилось «рабство под другим именем» (это также название важной исследовательской работы Дугласа Блэкмона (Douglas A. Blackmon)). Жизнь чернокожего населения была криминализована чрезмерно строгими законами, ущемлявшими их права. Вскоре в агробизнесе, горнодобывающей и сталелитейной промышленности появилась даже более ценная форма рабства. Более ценная потому, что теперь не капиталист, а государство несло ответственность за создание в необходимых количествах порабощенных трудовых ресурсов. Это означало, что чернокожих арестовывали безо всяких на то причин и, как арестантов, отправляли на работы в интересах бизнеса. Такая система во многом способствовала быстрому промышленному развитию с конца 19-го века.

Эта система оставалась в силе вплоть до Второй мировой войны, когда появилась потребность в свободной рабочей силе для военной промышленности. Затем наступил период быстрого и относительно равноправного роста, когда государство начало играть еще более важную роль в развитии экономики, чем прежде. Чернокожий человек мог получить приличную работу на заводе, где действовали профсоюзы, купить дом, послать детей на учебу в колледж. У него появились и другие возможности. Движение за гражданские права открывало все новые двери, хотя и в ограниченных масштабах. Одним из свидетельств такой ограниченности стала участь усилий Мартина Лютера Кинга (Martin Luther King) в борьбе с северным расизмом и по расширению движения бедняков, которое было практически заблокировано.

Возникшая в конце 70-х и усилившаяся при Рейгане и его преемниках неолиберальная реакция нанесла по самым бедным и самым угнетенным слоям общества более мощный удар, чем по подавляющему большинству, которое страдало от застоя и спада, в то время как богатство концентрировалось в руках малочисленного меньшинства. Рейгановская война против наркотиков, ставшая по замыслу и исполнению крайне расистской, инициировала новую «волну Джима Кроу». Так Мишель Александер (Michelle Alexander) (профессор права, писательница, борец за гражданские права — прим. перев.) очень метко окрестила возрожденную криминализацию жизни чернокожего населения, нашедшую отражение в шокирующем росте числа чернокожих заключенных и в разрушительных последствиях для афроамериканского общества.

Конечно, действительность намного сложнее, чем простое перечисление, но, к сожалению, это довольно точная оценка одного из двух основополагающих преступлений американского общества, наряду с изгнанием и истреблением коренных народов, и уничтожением их богатой и сложной цивилизации.

— Может, Джефферсон и понимал ту нравственную порочность, на которой базировалось рабство, но в своих «Заметках о штате Виргиния» он говорит, что у чернокожих - бедное воображение, они уступают белым в логическом мышлении, и что орангутаны своим самкам предпочитают черных женщин. Эти мифы, а также законы и правила для чернокожих, возникшие после гражданской войны, способствовали их дальнейшему угнетению и подавлению. Что вы можете сказать о современных мифах и правилах, которые и сегодня помогают угнетать и подавлять чернокожих?


— К сожалению, Джефферсон не был одинок. Нет особой нужды анализировать потрясающие проявления расизма в просвещенных кругах в последнее время. Если говорить о «современных мифах и правилах», то достаточно прислушаться к многочисленным и красноречивым голосам тех, кто становится свидетелем, а зачастую и жертвой отвратительных пережитков позорного прошлого.

Пожалуй, самый отвратительный современный миф заключается в заявлениях о том, что ничего подобного не было. Название книги Баптиста здесь весьма и весьма уместно, а последствия прошлого мало кто знает и понимает.

Существует также широко распространенный вариант того, что иногда называют «умышленным неведением». Это забвение всего того, что создает неудобства. Да, в прошлом случались дурные вещи, но давайте оставим все это позади и двинемся к славному будущему, пользуясь равными гражданскими правами и возможностями. Страшной статистике о сегодняшних жизненных обстоятельствах афроамериканцев можно противопоставить другие ужасные пережитки постыдного прошлого, жалобы на культурную неполноценность чернокожих. Или, что еще хуже, можно забыть о том, как наше богатство и привилегии в значительной степени создавались вековыми издевательствами и деградацией чернокожего населения, когда мы от всего этого выигрывали, а они оставались и остаются жертвами. А что касается хотя бы частичной и безнадежно неадекватной компенсации, требуемой правилами порядочности, то это находится где-то между забвением и анафемой.

Джефферсон, отдадим ему должное, хотя бы признавал то, что рабство, в котором он участвовал, является «самой жесткой ормой деспотизма, с одной стороны, и унижающим повиновением, с другой». В Мемориале Джефферсона в Вашингтоне есть его высказывание: «Я содрогаюсь от страха за свою страну, размышляя о божьей справедливости и о том, что божий суд не может спать вечно». Эти слова должны храниться в нашем сознании наряду с высказыванием Джона Куинси Адамса (John Quincy Adams) об основополагающем преступлении, совершаемом на протяжении веков — о судьбе «этой несчастной расы американских индейцев, которую мы истребляем с такой безжалостностью и жестокостью...среди тех страшных грехов нашей нации, за которые Бог, и я верю в это, когда-нибудь вынесет свой приговор».

Здесь важен наш собственный приговор, наши собственные суждения, которые слишком долго и слишком сильно подавляются и замалчиваются, а также справедливая реакция на них, о которой не может быть и речи.

— Это «умышленное неведение» в отношении неудобной правды о страданиях афроамерианцев можно также использовать для характеристики геноцида американских индейцев. В 18-м веке шведский естествоиспытатель Карл Линней (Carolus Linnaeus) утверждал, что у американских индейцев есть такая черта как «склонность к гневу». Это очень удобный миф, оправдывающий необходимость «окультурить» индейцев, что должны делать белые. Так что мифы существуют и здесь. Как североамериканская «амнезия» способствует тем формам расизма, которые в наше время направлены против американских индейцев и на продолжение геноцида против них?

— Полезные мифы возникли очень рано, и они сохраняются по сей день. Один из первых был создан официально сразу после того, как король Англии в 1629 году дал хартию колонии Массачусетского залива, в которой в качестве «главной цели данной плантации» провозглашалось обращение индейцев в христианство. Колонисты сразу сделали Большую печать колонии, на которой изображен индеец, опустивший копье в знак мира, а из его рта свисает свиток со словами мольбы, обращенной к колонистам: «Придите и спасите нас». Наверное, это был первый случай гуманитарной интервенции — и что любопытно, закончился он, как и многие другие.

Спустя годы судья Верховного суда Джозеф Стори (Joseph Story) размышлял о мудрости провидения, которое заставило коренных жителей исчезнуть «как увядшие осенние листья», хотя колонисты их «постоянно уважали». Нет нужды говорить о том, что колонисты, не жаловавшие «умышленное неведение», знали правду гораздо лучше. А самые осведомленные, типа первого военного министра США генерала Генри Нокса (Henry Knox), рассказывали о «поголовном истреблении всех коренных народов в самых густонаселенных областях Союза средствами, которые были гораздо разрушительнее для индейцев, чем действия завоевателей Мексики и Перу».

Далее Нокс предупреждает: «Будущий историк может окрасить это уничтожение человеческой расы в траурные цвета». Такие люди были, хотя их было мало, очень мало. Среди них героическая писательница Хелен Джексон (Helen Jackson), которая в 1880 году представила подробное описание «печальных разоблачений неисполненных обещаний, нарушенных договоров и бесчеловечных актов насилия, которые вызовут румянец стыда на щеках у тех, кто любит свою страну». Эта важная книга Джексон раскупалась очень плохо. На нее не обращали внимания, ее словами пренебрегали, отдавая предпочтение версии Теодора Рузвельта (Theodore Roosevelt), который заявлял: «Экспансия белого человека европейской крови за последние четыре столетия несет в себе непреходящее благо для большинства людей, уже расселившихся на тех землях, где проходила эта экспансия, особенно для тех, кто подвергался истреблению, гонениям, и был обречен на невзгоды и лишения».

Национальный поэт Уолт Уитмен воплотил это общее понимание в своих произведениях, когда написал: «Негр, как и индеец, будет истреблен; это закон рас, закон истории... Приходит более сильная порода крыс и убивает всех слабых крыс». И лишь в 1960-х годах о размахе зверств и о их характере начал узнавать научный мир, и эта информация в определенной мере стала проникать в общественное сознание, хотя здесь еще очень многое предстоит сделать.

Это лишь самое начало ужасающей истории английского мира с его поселенческо-колониальной версией империализма, которая вполне естественно ведет к полному истреблению коренного населения, а также к «умышленному неведению» со стороны тех, кто выигрывает от этих преступлений.

— Ваш ответ заставляет задать вопрос о колонизации в виде оккупации. Джеймс Болдуин (James Baldwin) в своем очерке от 1966 года под названием «Репортаж с оккупированной территории» написал: «Гарлем контролируется полицией подобно оккупированной территории». Эта цитата заставила меня подумать о Фергюсоне. Некоторые протестующие в этом городе даже сравнивали увиденное с сектором Газа. Можете ли вы поделиться своим мнением об этом сравнении с оккупацией?


— Возможны всякие сравнения. Когда я несколько лет тому назад был в Газе, у меня очень быстро возникли воспоминания о пребывании в тюрьме (я был там много раз за гражданское неповиновение). Это чувство незнакомо и странно тем людям, которые живут привилегированной жизнью. Это ощущение, что ты находишься под тотальным контролем какой-то внешней силы, силы деспотической, а порой и жестокой. Но, конечно же, между двумя этими случаями есть огромные различия.

Если говорить в целом, я как-то сомневаюсь в достоинствах сравнений того рода, о которых вы говорите. Безусловно, существуют общие черты у многих разнообразных форм незаконной власти, репрессий и насилия. Иногда эти сравнения могут быть очень яркими, скажем, аналогия Мишель Александер с «новой волной Джима Кроу», о которой говорилось ранее. Часто такие сравнения стирают очень важные различия. Откровенно говоря, я не вижу особой ценности в таких обобщениях. Каждое сравнение следует оценивать индивидуально.

— Эти различия огромны, и я, конечно, не хочу складывать их в одну кучу. Но события после 11 сентября все же создали, на мой взгляд, важное пространство для некоторых сравнений. Кое-кто сегодня думает, что отверженными для США сегодня являются уже не афроамериканцы, а мусульмане арабского происхождения. Что вы думаете об этом?

— Антиарабский и антимусульманский расизм имеет долгую историю, и об этом немало написано. Например, исследование стереотипов в визуальных СМИ Джека Шахина (Jack Shaheen). Несомненно, в последние годы это идет по нарастающей. Вот лишь один пример, совсем свежий. Зрители недавно валом повалили на новый фильм, который New York Times в своем художественном разделе назвала «патриотической картиной в защиту семьи». Это фильм о снайпере, претендующем на звание чемпиона по убийству иракцев во время американского вторжения. Он горделиво называет свои мишени «грубыми, подлыми, злобными дикарями», заявляя, что у него нет иных слов для описания того, с чем они столкнулись в Ираке. Он говорил о своей первой жертве, которой оказалась женщина, взявшая в руку гранату, когда на нее напали американские военные.

Здесь важен не менталитет снайпера, а реакция на такие подвиги внутри страны, когда мы нападаем на иностранное государство и разрушаем его, не отличая одного «азиата» от другого. Такое отношение берет свое начало в эпоху Декларации независимости с ее «безжалостными дикарями-индейцами» и объясняется жестокостью и свирепостью других людей, которые вставали у нас на пути с тех пор. Оно особенно сильно, когда можно вспомнить о некоем «расовом аспекте» — скажем, когда Линдон Джонсон (Lyndon Johnson) жаловался, что если мы дадим слабину, то окажемся во власти «любого желтого карлика со складным ножом». Но мне кажется, что несмотря на некоторые предосудительные инциденты, в США антиарабский и антимусульманский расизм в обществе носит весьма сдержанный характер.

— И наконец, реалии расизма (будь он направлен против чернокожих, против арабов, против евреев и т.д.) очень ядовиты. Единого решения проблемы расизма не существует, особенно на фоне его разнообразных и множественных проявлений. Но каковы, на ваш взгляд, необходимые требования для того, чтобы покончить с расистской ненавистью?

— Легко давать стандартные ответы: воспитание, изучение первопричин этой беды и их устранение, объединение усилий в общей борьбе (здесь важный пример — это борьба рабочего класса) и так далее. Это правильные ответы, и благодаря таким действиям удалось многого добиться. Но это долгий и трудный путь. Никаких волшебных палочек здесь нет, насколько мне известно.