В числе абсурдных реакций на неистовый и разрушительный порыв воинствующих участников проходившей во Франкфурте демонстрации можно упомянуть сделанный в среду комментарий Хайке Хензель (Heike Haensel), депутата Бундестага от партии «Левые». Она была возмущена «грязной кампанией» против организаторов этой протестной акции, то есть против альянса Blockupy. «На Майдане в Киеве дым от горевших покрышек был символом движения за свободу!», — подчеркнула она. Другими словами: там вы превозносите борцов за свободу, а когда мы начинаем бороться за свободу, то нас осуждают как зачинщиков беспорядков.
Но почему стали вспоминать Майдан, когда во Франкфурте проходили протесты против политики в отношении евро? Что общего имеет готовое к насилию «сопротивление» против Европейского центрального банка и против финансовой политики «тройки» в отношении Греции с движением за свободу на Украине, которое представители партии «Левые» в стиле российской пропаганды постоянно осуждают, называя рецидивом фашизма?
Запах гари, который объединяет
Примерно 50 групп и небольших группировок, объединившись, образовали движение Blockupy, в том числе «Левые», «Аттак» (Attac), «Автономы» (Autonome), «Сириза» (Syriza), «Революционные социалисты» и «Интервенционистские левые», а также многие другие критики системы, и общим для них являются две вещи: антикапитализм и такое понимание демократии, которое является враждебным по отношение к парламентской демократии. Призывы и лозунги, которые скандировались в среду у здания Европейского центрального банка («Ррреволюция! Мы ррреволюционеры!») — это те же самые революционные лозунги, которые Франкфурт знает еще из прежних времен — а также связанный с ними запах гари. То есть, ничего нового?
Однако ключевое слово «Майдан» позволяет предположить о наличии чего-то другого, и само это слово возникает отнюдь не случайно. Оно раздражает «революционно настроенных» левых, как 25 лет назад они были раздражены тем, что в государствах «восточного блока», «в срединном царстве», расположенном между Россией и «старым» Европейским сообществом, победу одержали не их представления о демократии и свободе, а «буржуазные» идеи Запада. В течение некоторого времени могло создаться впечатление, что они, на самом деле, оказались проигравшими в этом конфликте систем. Но теперь у них появился новый союзник и новый образ врага, каждый из которых способен вдохнуть в них новую жизнь.
С новым образом врага все понятно: глобальный (американский) финансовый капитализм, европейскими ответвлениями которого являются «тройка» и евро, порабощающие и подавляющие такие страны, как Греция; а «пост-демократия» в духе Колина Крауча (Colin Crouch), является таковой лишь по названию, и регулярно в качестве алиби она устраивает выборы (Alibiwahlen), однако управляют ею якобы концерны и финансовые жонглеры, лишающие народ суверенитета. «Брюссель» и «Франкфурт» стали символами этого «подавления».
Еще больший интерес представляют новые старые союзники: это «народные демократии», которыми пытаются себя представить такие страны, как Россия, Китай или — при Чавесе — Венесуэла. Но именно эти системы считаются «диктатурами 2.0», и для них характерны как раз такие черты, наличие которых приписывается западным демократиям, когда их называют «пост-демократиями», то есть речь идет об алиби-демократиях под руководством коррумпированной элиты. Тем не менее они парадоксальным образом служат «революционным» движениям в качестве образца для будущего, в котором капиталистическая система будет ограничена «волей народа», тогда как эта воля вполне может проявляться в одной партии или в одной личности — в «революционном вожде».
В данном случае «революционеры» современности со своими почитателями Путина находятся в русле пагубной традиции поклонения Сталину, Фиделю Кастро или Пол Поту, и здесь, кстати, сходятся вместе левые и правые критики системы: плакат с надписью «Путин, помоги нам» мог бы быть придуман и партией «Левые». Только участники прогулки по городу под лозунгом «Мы — народ» в Дрездене оказались проворнее. Беспорядки в среду во Франкфурте имели как уже знакомые черты, так и весьма новые. Дело в том, что помимо внешнеполитической и военной конфронтации между Востоком и Западом, представляемой из-за войны на Украине в качестве новой «холодной войны», в этих беспорядках вновь обозначился конфликт систем. Евро и европейские политики, которых представители правых и левых сил в насмешку называют «спасатели-европейцы», неожиданно оказались при этом между двумя линиями фронта.
Но и у этого явления есть определенная традиция: интеграция Европейского сообщества еще в эпоху холодной войны была ответом на противоречия между Востоком и Западом. Изначальная политическая функция единой валюты Сообщества, состоявшая как раз в том — кто сегодня вспоминает об этом? — чтобы «ограничить» Германию, отошла на второй план. Евро сегодня играет другую роль — он является валютой Запада в конкуренции систем.
