Мероприятие прошло в Вашингтоне 29 января, но только сейчас, во время пасхального затишья, стало возможно вернуться к теме события. Это был круглый стол в честь 25-летней годовщины, которую праздновал Journal of Democracy. Тема обсуждения несколько отличалась от названия этой статьи и звучала так: «Находится ли демократия в упадке?» Но, по правде говоря, я думаю, что в центре дискуссии оказался — и оказывается — (вероятный) упадок Запада.
Эта тема главенствует в январском номере Journal of Democracy (JоD, том 26, номер 1, январь 2015 года) и объединяет вокруг себя наиболее авторитетных исследователей демократии. Некоторые из них присутствовали на дебатах в Вашингтоне: Марк Ф. Платтнер (Marc F. Plattner), Ларри Даймонд (Larry Diamond), Томас Карозерс (Thomas Carothers), Стивен Левицки (Steven Levistsky), Алина Мунджиу-Пиппиди (Alina Mungiu-Pippidi) и Лукан Уэй (Lucan Way).
На первый взгляд, там были представлены две противостоящие друг другу позиции: Левицки и Уэй как в общей беседе, так и в своей статье в JoD отстаивали тот факт, что существует «Миф о демократической рецессии». Противоположную точку зрения высказывал Ларри Даймонд и в дискуссии, и в своей статье в JоD «Демократическая рецессия — лицом к лицу».
Марк Ф. Платтнер, однако, отметил, что разногласия эти касаются различных предметов — и я склонен с ним согласиться.
В своих аргументах Левицки и Уэй ссылаются на число демократий и их эволюцию с 1974 года, когда с падением португальской диктатуры началась так называемая «третья волна» мировой демократизации. Эти цифры указывают на расширение демократии в период между 1975 и 1985 годами и мощное ускорение с 1985 по 1995 год. С 2000 года или, точнее, с 2006, отмечается застой и небольшой спад. Но эта рецессия, конечно, не сравнима с тем, что Хантингтон обозначил как «откаты» демократизации (произошедшие между 1922 и 1942 годами и между 1958 и 1975).
В строгом смысле слова, заявления Левицки и Уэя могут быть оправданы, когда речь идет о «мифе демократической рецессии». Но с другой, менее количественной и, возможно, более глубинной, точки зрения, Ларри Даймонд прав, когда пытается предупредить о реальном наличии демократической эрозии. Эта эрозия касается восприятия демократии в мире, ее популярности и способности принимать ответные меры.
Марк Платтнер различает три уровня, на которых происходит эрозия демократического имиджа.
Во-первых, все чаще складывается впечатление, что евроатлантические демократии переживают серьезные политические и экономические трудности. Особенно остро это ощущение в отношении Европы и главным образом зоны евро, где в течение последнего десятилетия были зарегистрированы достаточно низкие темпы роста и очень высокий уровень безработицы.
Во-вторых, и отчасти в компенсацию предыдущего явления, мы являемся свидетелями растущего утверждения на международной арене «мягкой силы» недемократических и/или антидемократических режимов. Платтнер говорит, что «Россия, Иран, Саудовская Аравия и Венесуэла, в дополнение к Китаю, набирались друг у друга опыта и даже в некоторых случаях сотрудничали друг с другом, чтобы препятствовать прогрессу демократии».
В-третьих, сегодня мы наблюдаем сдвиг в геополитическом равновесии между демократическими странами и их соперниками. Изменения в условиях «жесткой власти» очевидны во многих уголках земного шара, и участвуют в них разные персонажи, но особенно сильно эта власть проявляется в агрессивности исламского фундаментализма в Сирии и Ираке. Вторжение России в Крым является еще одним отличительным признаком того, что международная система, основанная на правилах и возникшая главным образом под занавес холодной войны, явно ставится под сомнение. Одновременно с этим, затраты на оборону у демократических стран, как недавно отметила администрация США, продолжают снижаться.
Упомянутые геополитические перемены будут иметь серьезные последствия. Как напомнил Марк Платтнер, в мире, в очередной раз поделенном на сферы влияния и властные блоки, возможность выбора демократического пути снова будет определяться скорее географией каждой страны, а не предпочтениями ее населения.
Да и эти предпочтения, добавляет он, также подвержены изменениям. Если судить по тому, что Роберт Каган (Robert Kagan) называет «американским режимом экономии» («America’s retrenchment»), а Стивен Брет (Stephen Bret) — «отступлением Америки» («America in retreat»), выбор в пользу демократии становится с каждым разом все менее привлекательным — особенно для тех людей и народов, которые стремятся в первую очередь быть на стороне победителя, или сильнейшего.
Аналогичное явление произошло вслед за победой демократов после Первой мировой войны. В 1920 году демократия все еще могла рассматриваться как «естественный режим». Но изоляционизм Америки, в то время главным образом поддерживаемый республиканцами в противовес наследию Вудро Вильсона (Woodrow Wilson), оставил европейские демократии без якоря. В 1938 году из 28 (более или менее) парламентских режимов 1919 года оставалось только десять. И нам известно, что за этим последовало.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Мероприятие прошло в Вашингтоне 29 января, но только сейчас, во время пасхального затишья, стало возможно вернуться к теме события. Это был круглый стол в честь 25-летней годовщины Journal of Democracy. Тема обсуждения несколько отличалась от названия этой статьи: «Находится ли демократия в упадке?» Но я думаю, что в центре дискуссии оказался именно упадок Запада.
