Россия избавляется от нефтяного проклятья

Сейчас появляется все больше признаков того, что российская экономика не умрет мучительной смертью, что она наконец-то, хотя и с большим опозданием, начала принимать какие-то сильные лекарства. В четвертом квартале 2014 года Россия продемонстрировала неожиданный рост, и теперь она может поискать другие двигатели восстановления экономики, помимо нефти.

Сегодня, 2 апреля, Федеральная служба статистики России сообщила, что за последние три месяца прошлого года российская экономика выросла на 0,4%, несмотря на то, что экономисты предсказывали нулевой рост. Это могло быть то, что трейдеры называют «прыжком мертвой кошки»: в конце прошлого года, когда рубль стал стремительно слабеть на фоне падения цен на нефть, россияне, опасавшиеся резкого скачка цен, бросились запасаться импортной электроникой и скупать дорогие автомобили, которые им были не нужны.

Еще одна причина продолжения роста в том мрачном и овеянном паникой квартале заключалась в том, что «российское правительство и Центробанк смогли быстро принять решения, которые успешно стабилизировали экономику», как утверждает Биргит Хансл (Birgit Hansl), ведущий экономист Всемирного банка по России.

В новом Докладе об экономике России, представленном 2 апреля, Хансл высказала пессимистичный прогноз относительно перспектив дальнейшего роста. Базовый сценарий предполагает сокращение экономики на 3,8% в 2015 году и еще на 0,6% в 2016 году. Хансл считает, что Россия пока не до конца осознала масштабы воздействия падения цен на нефть на экономику, поэтому она ожидает снижение уровня доходов и потребления россиян в связи с высокой инфляцией (в этом году она составит примерно 16,5%) и уменьшением доступности потребительских кредитов.

Согласно прогнозам Всемирного банка, инвестиционный спрос также резко упадет, хотя Хансл и ее коллеги признают, что «более слабый рубль может создать стимулы для ограниченного роста в ряде конкурентоспособных отраслей, финансируемых за счет прибыли».

Однако скептики, возможно, ошибаются в отношении масштабов роста в тех отраслях, которые не связаны с нефтью. В одной аналитической записке, обнародованной 2 апреля, Иван Чакаров, ведущий экономист московского филиала Citigroup, отметил, что это может предвещать восстановление, «не по масштабам, но по характеру подобное восстановлению после кризиса 1998 года».

В 1998 году в России был объявлен дефолт по внутреннему долгу, рубль стремительно обесценился, и были введены механизмы контроля над движением капитала — все это привело к плачевным результатам. Тогда импортные товары стали еще менее доступными, чем сейчас. ВВП упал на 5,3%. Но уже в следующем году ВВП вырос на 6,4%, и причина такого роста заключалась в том, что местные производители и иностранные инвесторы увидели хорошие возможности в том, чтобы заполнить пустоты, оставшиеся после исчезновения импортных товаров на внутреннем российском рынке.

Чакаров описывает это в более специализированных терминах. По его словам, в 1999 году эффективный валютный курс рубля был связан с разницей в производительности труда между Россией и ее торговыми партнерами, что сделало российские товары более конкурентоспособными. Тогда рост не был обусловлен продажей углеводородов, и он способствовал возникновению успешных российских компаний, особенно в пищевой и сельскохозяйственной отраслях.

В последующие годы рост цен на нефть привел к тому, что рубль начал дорожать быстрее, чем улучшался разрыв в производительности.

Это привело к развитию «голландской болезни». Тогда стало гораздо выгоднее импортировать товары, чем производить их внутри России. «России стоило быть примерно на 30% более производительной по сравнению с ее торговыми партнерами, чтобы она могла сохранить свою конкурентоспособность на внешнем рынке на том же уровне, что и в 1999 году», — написал Чакаров.

Профицит текущего счета России снизился с 20% от ВВП в 2000 году до 3% сейчас. Россия подошла к новому падению цен на нефть относительно неподготовленной. Тем не менее, у России еще осталась встроенная пружина, которая выстрелила в 1999 году. На графике выше видно, что эффективный валютный курс рубля снова согласовался с относительной производительностью России. Как утверждает Чакаров, у России, возможно, появится достаточное количество свободных мощностей в смысле промышленного оборудования и рабочей силы, чтобы начать заполнять те пробелы, которые остались после исчезновения импортных товаров — отчасти это объясняется начинающимся спадом, который приводит к снижению коэффициента использования мощностей.

Единственная причина, по которой Чакаров считает, что сейчас рост не будет таким быстрым, как после кризиса 1998 года, заключается в низких ценах на нефть: что снизит темпы восстановления, вследствие чего рост в следующем году составит не больше 3,5%.

И относительные пессимисты, такие как Хансл, и относительные оптимисты, такие как Чакаров, основываются на одних и тех же данных и предсказывают одни и те же события. Их точки зрения отличаются лишь в том, какое значение они придают тем или иным факторам. Это вопрос экономического моделирования, но лично я разделяю точку зрения оптимистов по причинам эмпирического характера. Россия — это страна с огромным внутренним рынком, которая только что пережила резкий спад в объемах импорта. В последний раз, когда такое случалось, в конце 1990-х годов, корпоративная Россия, которая в то время была еще молодой и неопытной, приняла вызов. Сегодня экономические условия в России так же суровы, как и в конце 1990-х годов, но российские предприниматели уже набрались опыта и обладают большим количеством ресурсов: сотни миллиардов долларов, которые ушли из страны в результате бегства капитала, можно снова инвестировать, а учитывая нынешние процентные ставки в Европе, Азии и США, Россия может оказаться лучшим местом для инвестиций.

В прошлый раз, когда я писал о том, что Россия успешно избегает худшего сценария развития экономической ситуации, российские пропагандистские издания частично перевели мою статью на русский. Они пропустили все те места, где я критиковал президента России Владимира Путина, и добавили оптимизма моим рассуждениям. К примеру, название моей статьи, которое в оригинале звучит как «Putin’s Economic Team Plays Houdini», было переведено как «Экономическая команда Путина творит чудеса». Должно быть, различные пропагандистские издания получили одинаковые распоряжения — вплоть до формулировок. Поэтому я считаю необходимым подчеркнуть, что мой оптимизм в отношении восстановления российской экономики вовсе не означает, что я восхищаюсь Путиным или его чрезвычайно компетентной экономической командой, которая была вынуждена реагировать на последствия военных авантюр и все более агрессивных высказываний диктатора.

Эти люди не делали практически ничего для российской экономики, пока страна пользовалась доходами от продажи нефти. Они накопили достаточное количество золотовалютных резервов, чтобы Россия смогла преодолеть второй экономический кризис, однако они не смогли улучшить инвестиционный климат, решить проблему коррупции и ослабить контроль государства над экономикой. Эти задачи придется решать тем, кто придет к власти после Путина. Я искренне верю, что Россия имеет все шансы восстановиться, несмотря на действия и склонности президента. Речь идет о нормальной степени устойчивости достаточно открытой экономики чрезвычайно сложной страны. Речь идет о силе капитализма, а не путинского режима.