Владимир Якунин — близкий соратник Владимира Путина, президент ОАО «РЖД» и сопредседатель ассоциации «Франко-российский диалог».
Le Figaro: Франко-российскому диалогу удается абстрагироваться от украинского кризиса и санкций?
Владимир Якунин: В истории любая напряженность и даже войны в конечном итоге проходят. Было бы нелепо зацикливаться на искусственных санкциях. За последние 20 лет США ввели санкции против половины государств во всем мире. И им нигде не удалось добиться поставленной цели, будь то Иран, Куба и т.д. Санкции против России влекут за собой экономические и социальные последствия для Европы. Их главная цель — не поставить Россию на колени, а помешать сотрудничеству России и Европы создать первого конкурента американской экономике.
— Считаете ли вы их воздействие незначительным?
— У них есть весьма неприятный эффект. Западные компании сталкиваются с серьезными трудностями, если хотят вести бизнес в России. Так, например, сейчас невозможно перевести деньги российских предприятий французским, но не наоборот! Эта стратегия призвана вытеснить европейские предприятия и заменить их американскими.
— Вы действительно так считаете?
— Знаете, я сам оказался в американском и австралийском санкционном списке (но не в европейском), но посол США в Москве решил встретиться со мной, чтобы сказать, что его миссия заключается в развитии экономических связей наших стран...
— Присутствие в этих списках как-то отразилось на вашей жизни и работе?
— Я не могу поехать в США, но все равно не был там уже 25 лет. Проблема не в этом. Мы живет в глобализованном мире с экономической, финансовой и политической точки зрения. США же считают, что вправе указывать, с какой страной можно иметь дела, а кто достоин порицания. Это не так уж и важно, но все равно неприятно. Это несправедливо.
— Россию, по-вашему, не в чем упрекнуть?
— Этот кризис возник не по вине России. Наше правительство даже приняло меры предосторожности, чтобы избежать обвинений в империализме. Но Майдан возник не просто так: США потратили миллиарды долларов на поддержку «демократии». Мы уже видели подобное в Югославии, Ираке и других странах. Сегодня нам в Европе нужно взаимопонимание. В противном случае будет очень трудно убедить украинцев остановить войну. К сожалению, ключ к решению проблемы находится не в Москве или Киеве и даже не в Брюсселе, а в Вашингтоне.
— Опять американский заговор?
— Западной общественности нужно понять происходящее на Украине. Ей не хватает фактов. Ответственность за это во многом лежит на СМИ, потому что они поддерживают лишь один из лагерей. В этом причина санкций и всего остального.
— Перенесет ли Россия усиление санкций?
— Санкции только укрепляют национальное единство и популярность Владимира Путина, который сейчас пользуется беспрецедентной поддержкой россиян. Они отражаются и на бизнесе, потому что закрывают нам доступ к международному рынку капитала. Наконец, они подталкивают руководство к переориентации экономического развития страны в сторону Азии, развивающихся стран и не входящих в НАТО государств. А на них приходится большая часть мира.
— В РЖД были запланированы масштабные инвестиции. Оказались ли они сейчас под угрозой?
— Нет. В этом году мы даже расшили инвестиционную программу на 300 миллионов евро. Лучший ответ на кризис — это инвестиции в собственную инфраструктуру. У нас ограниченный, но сбалансированный бюджет. Мы продолжаем проект скоростной транссибирской магистрали, скоростной линии Москва-Казань и развития транспортной сети в московской агломерации. К участию приглашаются все европейцы, в том числе и французы. Как и китайцы. В скором времени мы примем решение на основе тендеров.
— Повлияет ли на что-то отказ Франции поставить «Мистрали»?
— Нет, SNCF будет участвовать в тендерах. Но мои французские друзья говорят, что произошедшее с «Мистралями» губительно отразилось на репутации Франции как надежного партнера.
— Недавно вы выступали с критикой «гей-активизма». Что конкретно вы имели в виду?
— Я не считаю, что вправе решать за других, что хорошо, а что плохо. Я не гомофоб, который пытается кого-то притеснять. Но свобода каждого человека заканчивается там, где начинается свобода других. И мне не понятно, почему права сексуального или религиозного меньшинства должны навязываться большинству. Иначе я буду думать, только если когда-нибудь увижу беременного мужчину.
— Согласны ли вы с критикой положения оппозиции и СМИ в России?
— Если вы укажете мне страну, где все идеально, я туда перееду. Есть немало вещей, которые мне не нравятся в России, как и на Западе. Сейчас у нас идет процесс корректировки: нельзя по щелчку пальцев перейти от Советского Союза к полностью открытой системе...
— Но ведь свободы в России не ширятся, а ограничиваются?
— Несколько лет назад было меньше системности и больше хаоса. Общественность не воспринимала это как большую свободу. Многие из тех людей, что прикрываются этими понятиями, на самом деле хотят лишь власти.
— Оправдывает ли это неприятие «западных ценностей»?
— С одной стороны существует романтическое восприятие этих ценностей, а с другой — их практическая реализация. Разве понятие «гражданское общество» в определенную эпоху не относилось к рабовладельцам? Сегодня это равноправие, ответственность перед законом. То же самое относится и к демократии.
— Есть ли какое-то российское определение гражданского общества и демократии?
— Ни одна страна не может решать за остальных. Каждая работает для достижения собственного идеала.
