Когда в середине апреля Владимир Путин подписывал указ, отменявший запрет на поставку Ирану зенитно-ракетных комплексов С-300, он знал — на следующий день отгрузка контейнеров с ракетами для доставки морем не начнется. С тех пор, как Дмитрий Медведев, будучи президентом, по своей инициативе и несмотря на подписанный контракт, запретил поставлять режиму в Тегеране С-300, прошло много времени.
Чтобы реализовать заключенную ранее сделку, комплексы, которые делаются под заказ, нужно либо снять с вооружения российской армии, либо произвести заново, либо предложить иранцам более новые модифиикации. В последнем случае это будет фактически означать заключение нового контракта. Так что в ближайшие месяцы, а возможно и еще год-другой, иранские ракетчики едва ли что-то получат.
Путин бросает Обаме новый вызов
Значение путинского указа прежде всего символическое. После того, как пять постоянных членов Совета безопасности ООН и Германия подписали с Тегераном рамочное соглашение по иранской ядерной программе, Москва больше не считает себя связанной никакими обязательствами и не собирается во всем придерживаться общей позиции: «Захотим продавать Ирану оружие — продадим! А вы нас попросите хорошенько этого не делать, например, перестаньте поддерживать Украину — и, может быть, мы к вашим просьбам прислушаемся. А может быть, и нет».
Это — демонстративно презрительный жест Владимира Путина, прежде всего, Бараку Обаме. Российский президент не только показывает, что может позволить себе не считаться с американским коллегой.
Он сознательно создает Обаме проблемы в отношениях с конгрессом, испытывающим стойкую неприязнь к иранской политике нынешнего главы Белого дома. Конгрессмены и сенаторы считают ее слишком мягкой.
Сдается арена для «холодной войны». Недорого!
Как человек, работавший на Ближнем Востоке в восьмидесятые годы, я не перестаю удивляться, насколько российская политика в регионе продолжает традиции политики советской. Казалось бы, разница с советским временем колоссальная: восстановлены разорванные в 1967 году отношения с Израилем, установлены связи с монархиями Аравийского полуострова, ушла с политической сцены большая часть советской политической клиентуры, вроде Саддама Хусейна или Муаммара Каддафи. Однако Ближний Восток как был, так и остается тем же, чем был при Хрущеве, Брежневе и Андропове — полем заочного противостояния с Соединенными Штатами Америки, местом, где Москва упражняется в геополитике.
Для Америки Ближний Восток — стратегический источник энергетических ресурсов (хотя и в меньшей степени, чем, скажем, двадцать лет назад). Кроме того, это основная арена борьбы с мусульманскими радикалами, для которых США — главный враг. Наконец, от происходящего в регионе зависит будущее Израиля — одного из главных союзников США. Его судьба скоро уже семьдесят лет — одна из ключевых внешнеполитических тем американских избирательных кампаний.
У Советского Союза интересов, сравнимых по масштабу и значению с американскими, в регионе не было. С некоторыми поправками, это справедливо и для постсоветской России. В эпоху Бориса Ельцина происходящее на Ближнем Востоке ушло на задний план российской внешней политики. При Владимире Путине все изменилось.
Во-первых, тема возрождения советского влияния в мире и реванша за поражение в холодной войне — давно один из важнейших источников легитимности путинской системы в глазах российских граждан. А во-вторых, противодействие политике Соединенных Штатов там, где возможно — один из основных принципов политики Кремля. Политика США воспринимается в Москве как угроза будущему российского политического режима.
Ближневосточное эхо «оранжевой революции»
Серию народных восстаний в странах региона, получившую название «арабской весны», в России восприняли как американский заговор с целью удаления с политической сцены неугодных режимов — своего рода ближневосточное продолжение украинской «оранжевой революции» в ее кремлевском понимании. Непоколебимая поддержка Москвой Башара Асада в Сирии — следствие такого взгляда на вещи. «Мы не позволим никому, даже Совбезу ООН, решать, кто будет править в той или иной стране», — таков принципиальный подход Кремля.
На фоне Барака Обамы, быстро отказавшего в поддержке многолетнему союзнику США, президенту Египта Хосни Мубараку, Владимир Путин выглядит верным другом, настоящим лидером, не бросающим союзников в беде даже в самых сложных обстоятельствах. Укрепление связей с режимом мулл в Иране тоже вписывается в эту концепцию. И в Тегеране, и в Москве больше всего озабочены удержанием власти. Сдерживание американского влияния для руководства обеих стран — принципиальный элемент внешнеполитической стратегии.
Россия не зависит от арабской нефти, ее, в сущности, не интересует судьба Израиля. Лишь борьба с исламскими радикалами в чем-то сближает ее интересы с интересами США. Одновременно в Москве считают (надо признать, не без оснований), что именно американские союзники на Ближнем Востоке, прежде всего, Саудовская Аравия несут немалую долю ответственности за рост мусульманского фундаменталистского террора в мире, в том числе в России.
Трудно представить себе, что нынешнее российское руководство пересмотрит свою ближневосточную политику. В мире не так много мест, где противостояние Соединенным Штатам стоит Кремлю так недорого.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Когда в середине апреля Владимир Путин подписывал указ, отменявший запрет на поставку Ирану зенитно-ракетных комплексов С-300, он знал — на следующий день отгрузка контейнеров с ракетами для доставки морем не начнется. С тех пор, как Дмитрий Медведев, будучи президентом, по своей инициативе и несмотря на подписанный контракт, запретил поставлять режиму в Тегеране С-300, прошло много времени.
