Долина Бекаа, Ливан — Сколько бы джихадисты и союзники Асада ни сражались друг с другом, попутно убивая мирных жителей в астрономических количествах, это не мешает им брать «дурь» из одного источника.
Плантации конопли находятся сразу за заснеженными вершинами горного хребта — в долине Бекаа. Растят ее преимущественно бедные крестьяне-шииты. Вообще-то они симпатизируют Асаду, но бизнес есть бизнес. По их собственным словам, они продают свою продукцию бойцам ИГИЛ, которые не только курят ее сами, но и торгуют ей, финансируя на вырученные деньги свои зверства.
«В прошлом месяце ИГИЛ купил тонну гашиша», — рассказывает «Имад» (настоящее имя он попросил не публиковать, опасаясь ареста), выращивающий каннабис на 15 акрах в тени горного хребта Каламун, который отделяет долину от Сирии. Этот 50-летний отец шести детей сражался в Сирии против «Исламского государства» в рядах «Хезболлы». Один из ливанских солдат, захваченных и обезглавленных джихадистами в пограничном городе Арсале — главном ливанском опорном пункте суннитов-фундаменталистов, которые пытаются укрепить свой самопровозглашенный халифат массовыми убийствами, пытками и изнасилованиями, — был его родственником.
Однако все это не мешает Имаду и его соседям продавать святошам из «халифата» наркотики — включая, как он сам говорит, «кокс и таблетки».
Бойцы Асада, что не удивительно, также предпочитают воевать под кайфом и не против поторговать одним из главных предметов ливанского экспорта. «Сирийским военным мы тоже кое-что продаем, — эту щекотливую тему Имад затрагивает с явной опаской. — Немного, не больше пары килограммов за один раз».
Имад ходит в зеленом камуфляже и щеголяет подстриженной бородкой. Он ненавидит ИГИЛ и поклялся найти и убить тех, кто зарезал его родственника в Арсале — однако, как уже говорилось, бизнес есть бизнес. Война, по его словам, блокировала традиционные маршруты, ведущие к иорданским и турецким рынкам через территорию Сирии, поэтому, ему приходится торговать с боевиками.
«До войны мы пересекали горы с 200 килограммами [гашиша] каждый, получали деньги и возвращались назад», — утверждает он. Сейчас весь экспорт в Сирию — это заказы от бойцов с разных сторон.
Над плодородной долиной низко нависают облака. С приходом весны земля стала теплой и влажной. Имад, нагнувшись, осматривает свежие посадки. Он аккуратно приподнимает мозолистой рукой зеленый листик, чтобы убедиться, что растение здорово. Он читает растение точно книгу, как привыкли крестьяне в регионе за века выращивания конопли.
Впрочем, сейчас у долины Бекаа появились серьезные конкуренты.
ИГИЛ и связанный с «Аль-Каидой» «Фронт ан-Нусра» теперь могут сами растить каннабис. По мнению профессора политологии из бейрутского Американского университета Ахмада Муссалли (Ahmad Moussalli), специализирующегося по исламистским движениям, захватив обширные территории на границе между Сирией и Ливаном, ИГИЛ получил контроль над одной из зон коноплеводства. «Они тоже получают прибыль от этого бизнеса», — говорит Муссалли, подтверждая обвинения, которые выдвигают ливанские военные.
Впрочем, в последнее время бизнес стал менее прибыльным — по крайней мере, в Ливане. Война создала конкуренцию для производителей из долины. Одновременно рост производства в самой долине понизил цены. Вдобавок из-за военных действий важные торговые маршруты оказались закрыты, зато ливанские власти стали обращать меньше внимания на крестьян из Бекаа.
В результате продукции получается много, но сбывать ее некуда, рассказывает крупный экспортер гашиша, называющий себя «Абу Хусейном».
«В этом сезоне у нас был хороший урожай, но возникли проблемы со сбытом», — рассказал он The Daily Beast.
Мы встретились с ним в одном из его домов в расположенном в долине Бекаа городе Бритал, который известен как центр ливанского преступного мира. Этот город с 20 000 жителей, населенный в основном шиитами, считается центром наркоторговли и торговли оружием, а также местом, где нетрудно разжиться фальшивым паспортом.
ИГИЛ здесь очень не любят. При въезде в лежащий на холмах совсем рядом с горным хребтом городок в глаза бросаются плакаты с мучениками «Хезболлы» и с лидером партии Хасаном Насраллой (Hassan Nasrallah). «Когда в августе игиловцы пришли в эти места, жители поднялись и дали им отпор», — вспоминает Абу Хусейн. По его словам, в битве на окраинах Бритала горожане сражались бок о бок с боевиками «Хезболлы».
Преступный бизнес в этих местах практически не скрывается. Когда мы сидели с Абу Хусейном в его гостиной, его приятель принес пакет с 10 фунтами рыжевато-бурого непрессованного гашиша, положил его на кофейный столик, после чего спокойно продолжил курить здоровенный косяк, которому мог бы позавидовать бы сам Снуп Догг.
Развалясь на диване, Абу Хусейн рассказывает, что урожай этого года принесет долине 200 миллионов долларов. Толстовка обтягивает его объемистое пузо. Он говорит, что большая часть прибыли осядет в карманах примерно у сотни крупных экспортеров. В дальнейшем, на улицах, этот гашиш будет продаваться намного дороже.
Крестьяне-шииты, безусловно, играют в бизнесе важную роль, объясняет Абу Хусейн, однако в суннитских деревнях коноплю тоже выращивают. В этой индустрии работают люди разной веры и разного происхождения. В долине Бекаа рядом — хотя далеко не всегда по-соседски дружно — живут суннитские, шиитские и христианские общины.
«Гашиш обрабатывают сирийские рабочие, а вывозят его отсюда военные-христиане», — замечает Абу Хусейн. Это крупная экспортная отрасль, опирающаяся на подкупленных чиновников и полицейских.
Приток в четырехмиллионный Ливан более чем миллиона сирийских беженцев обеспечивает индустрию дешевой рабочей силой. Впрочем, Абу Хусейн уверяет, что сирийцы традиционно выполняют эту роль еще с тех времен, когда Ливан был оккупирован сирийской армией и Дамаск старался стереть границу между двумя странами.
С тех пор, как в Сирии началась гражданская война, ливанский гашиш поступает в основном в Египет, Сирию, страны Персидского залива и Саудовскую Аравию. Тем не менее, как утверждает Абу Хусейн, Израилю тоже кое-что перепадает. Гашиш попадает туда либо через Иорданию, либо в пакетах, которые перебрасывают через пограничный забор между Ливаном и Израилем в обмен на пакеты с деньгами.
Крестьянам достается лишь малая часть прибылей. По оценке Имада, последний урожай принесет ему лишь чуть больше 4 000 долларов на акр — то есть в общей сложности 60 000 долларов. Он говорит, что на улицах этот гашиш будет стоить в 16 раз дороже и что он предпочел бы выращивать картошку и овощи. Впрочем, всерьез Имад такую возможность не рассматривает. По его словам, картошку он растить уже пытался и потерял на этом почти 60 000 долларов.
«Если бы правительство нас поддерживало, мы бы этим не занимались», — заявил он The Daily Beast. Он с возмущением рассказывает, как правительственные проекты по поддержке не связанного с каннабисом сельского хозяйства терпели неудачу из-за коррупции.
Если посмотреть, как Имад сидит со своей семьей на крыльце скромного одноэтажного дома, в котором живут его родители, шестеро детей и он сам вместе с женой, становится понятно, как сложно его случай — вполне обычный для этих мест — выглядит с политической точки зрения. С одной стороны, он — низовое звено наркоторговли, которая с началом войны в Сирии стала порождать еще больше коррупции. С другой стороны, он крестьянин — то есть соль земли, по ливанским меркам, — тяжким трудом зарабатывающий себе на хлеб, выращивая абсолютно традиционную для своей долины культуру.
Именно из-за этой двойственной ситуации друзский лидер Валид Джумблат (Walid Jumblatt), возглавляющий ливанскую Прогрессивно-социалистическую партию, призывает сейчас легализовать выращивание каннабиса. «Это экономическая деятельность бедняков», — заявил он The Daily Beast.
Муссалли отмечает, что позиция Джумблата не встречает большого сопротивления в обществе и отражает растущую готовность политиков соперничать за симпатии крестьян из Бекаа. «Джумблат пытается наладить отношения с шиитами», — полагает политолог.
«Гашиш исторически был важным для Ливана товаром, — считает Муссалли. — Он сохранит значимость и в будущем — независимо от того, будет он запрещен или разрешен».