Джозеф Най (Joseph Nye), светило либерального интернационализма, в последнее время часто пишет о России. Его статус и репутация родсовского стипендиата, гарвардского профессора и бывшего замминистра обороны дают основания считать его статьи показательным примером того, как американская политическая элита смотрит на Путина и на российскую политическую систему в целом.
Вряд ли кого-то удивит, что автор термина «мягкая сила» не в восторге от старины Владимира. В своей последней колонке он пишет:
«Россия сталкивается с серьезными проблемами. Она остается "монокультурной экономикой" — две трети ее экспорта по-прежнему составляют энергоносители. Вдобавок ее население сокращается — не в последнюю очередь потому, что средний российский мужчина умирает в 65 лет, на десять лет раньше, чем в других развитых странах.
Хотя либеральные реформы могли бы излечить российские недуги, вряд ли они будут проведены в охваченной коррупцией стране с подчеркнуто нелиберальной властью. Недаром Путин поддерживает неославянофильскую идеологию, главная особенность которой — подозрительное отношение к западному культурному и интеллектуальному влиянию».
Склонность Ная считать либеральные реформы панацеей вполне типична для американских чиновников. Достаточно поговорить с парой сотрудников Госдепартамента или АМР, чтобы стало понятно: для этих людей нет (или почти нет) проблем, которые — на их взгляд — нельзя было бы решить правильными реформами. Здесь снизить налоги, там преодолеть бюрократизм — и все получится.
От многих проблем — таких, как коррупция, экономическая стагнация, низкая производительность, — либеральные реформы действительно помогают. Рынок — удивительно сильная штука, способная (если дать людям правильные стимулы) обеспечить практически неограниченный экономический и социальный прогресс. В Китае и Индии экономическая либерализация помогла выйти из нищеты большему количеству людей, чем любой другой политический курс в истории человечества. При прочих равных вполне очевидно, что такие реформы — это лучший вариант.
Однако существуют проблемы, с которыми либеральные реформы ничего не могут поделать. Возьмем демографию, о которой говорит Най. К счастью, нам не нужно воображать, что происходит с ней при радикальных либеральных реформах — у нас есть наглядный пример. Это изрядная часть Восточной и Центральной Европы в период после 1989 года.
Если вы посмотрите, как повел себя в странах, которые осуществили рекомендуемые США либеральные реформы, суммарный коэффициент рождаемости — ключевой демографический показатель, — вы увидите, что Най неправ.
Судя по графику, вполне очевидно, что после 1989 года коэффициент рождаемости рухнул по всему региону и до сих пор так и не вернулся на прежний уровень. А так как будущий рост населения в большой степени обусловлен колебаниями именно этого показателя, можно сделать вывод о том, что либеральные реформы в данном случае совпали с гигантским снижением долгосрочной демографической траектории на уровне региона.
То есть либеральные реформы — это плохо? Нет. Просто они не имеют ничего общего с демографической стабильностью. Это две совсем разные вещи.
Ничего странного в таком положении дел нет. Некоторые из наименее демографически стабильных стран в мире (скажем, Германия и Япония) — устойчивые либеральные демократии, а многие из наиболее демографически успешных (скажем, Саудовская Аравия) — чудовищные автократии. При этом бывают автократии с плохими долгосрочными демографическими перспективами (например, Иран) и демократии с хорошими (например, Индия). Непосредственной связи между уровнем «либерализма» и демографическим состоянием элементарно не существует.
Почему об этом следует помнить? Потому, что если уж мы пытаемся выписать России рецепт от ее демографических недугов, нужно выписывать работающий рецепт. А никаких оснований считать, что либерализация может справиться с характерными для России долгосрочными негативными демографическими тенденциями, не существует. Напротив, когда Россия все же попробовала провести либеральные реформы, эти тенденции сильно усугубились!
Либерализм, безусловно, — вещь очень хорошая. Я абсолютно убежден, что он лучше «госкапитализма» и прочих нерыночных моделей экономического развития. Однако он не всемогущ, и демография — одна из тех областей, на которые он практически не влияет.