Папа Франциск вызвал волнение в дипломатических кругах Турции, назвав геноцидом массовое истребление армян Османской империи в Анатолии 100 лет назад. Даже если в 1915-1916 годах, когда происходила большая часть этих массовых убийств, этого термина еще не было, и он был официально введен в 1948 году конвенцией ООН о геноциде (Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказании за него, — прим. перев.), Папа констатировал сам факт. За последние два десятилетия многочисленные подробнейшие и всесторонние документальные свидетельства из армянских и турецких источников, а также работы западных историков показали, что характер этих чудовищных преступлений никак не соответствует той трактовке фактов, которую предлагают власти современной Турецкой республики.
По сути политика отрицания заключается в том, что массовые убийства, действительно, происходили, однако в контексте тотальной войны — первой мировой войны, которая также унесла жизни нескольких сотен тысяч мусульман, когда Османская империя, подвергшаяся нападению таких основных стран Антанты, как Британия, Франция и Россия, сражалась в союзе с Германией за свое существование. В этой битве она потерпела поражение, и республика Мустафы Кемаля, или Ататюрка, была построена на остатках турецкой империи в Анатолии, из которой были практически полностью изгнаны армяне, а также христиане-ассирийцы и этнические греки.
Погибло более полутора миллионов этнических армян. Затем факт их существования был практически стерт из истории и школьных учебников созданной Кемалем Турецкой республики. К тому же эта амнезия усугублялась из-за упорного молчания авторитетных историков-османистов. Печально известная фраза, приписываемая Адольфу Гитлеру, которую он якобы высказал накануне вторжения фашистов в Польшу в 1939 году — «Кто, в конце концов, говорит сегодня об истреблении армян?» — должна напоминать нам об ужасных последствиях нежелания помнить о геноциде.
Только в последние годы, особенно после прихода к власти Реджепа Тайипа Эрдогана (Recep Tayyip Erdoğan) и его неоисласмистской партии справедливости и развития (AKP) в Турции ведутся широкие дебаты о том, что произошло. И все же, то, как министр иностранных дел Мевлют Чавушоглу (Mevlüt Cavusoğlu) осудил «необоснованные утверждения» Папы Франциска, демонстрирует, насколько Турция далека от полного признания событий, произошедших с армянами 100 лет назад.
В апреле прошлого года, накануне очередной годовщины депортации в 1915 году, в результате которой начались массовые убийства, тогдашний премьер-министр и сегодняшний президент Эродоган сделал ни к чему не обязывающее, но, тем не менее, неслыханное заявление. Он выразил свои соболезнования в связи с массовыми убийствами и сказал об «общих страданиях» «миллионов людей всех конфессий и национальностей [которые] лишились жизни в ходе первой мировой войны». Однако смысл его заявления весьма противоречив. В этом году Турция решила отметить столетие высадки десанта стран Атланты на полуостров Галлиполи и битвы, победа в которой была одержана благодаря решающей роли Мустафы Кемаля — 24 апреля, то есть в тот же день, когда отмечается память жертв геноцида армянского народа.
Теперь в Турции уже можно найти книги, в которых те трагические события трактуются как геноцид, но официального признания этого факта до сих пор нет. Предложение Эрдогана открыть архивы Османской империи для международной научной комиссии, чтобы установить правду о тех событиях, является мерой совершенно излишней, учитывая то, что результаты научных исследований и так уже доступны для всех желающих.
Три недавно изданные и очень разные книги — а также множество более ранних изданий — не оставляют и тени сомнений в том, что действия в отношении армян Османской империи (и христиан-ассирийцев восточной Анатолии) являлись геноцидом. Их истребляли, и безжалостные гонения на них, вне всякого сомнения, осуществлялись под руководством турецких властей, вдохновляемых партией младотурок «Единение и прогресс» (CUP). Особенно в этом отличился один из членов правительства Талаат-паша. Он был министром внутренних дел, а впоследствии Великим визирем и входил в состав (вместе с Энвер-пашой и Кемаль-пашой) правившего в империи того времени младотурецкого «триумвирата». Талаат-паша контролировал процесс, вникая в леденящие кровь подробности и требуя по телеграфу от своих подчиненных на местах отчитываться почти ежедневно.
И те настолько быстро выполняли приказы, что к августу 1915 года Талаат смог заявить американскому послу Генри Моргентау (Henry Morgenthau), который наладил с Талаатом и Энвером тесные связи и является главным свидетелем всех ужасных событий, сопровождавшихся убийствами, что «вам нет смысла спорить … мы уже избавились от двух третей армян. В Битлисе, Ване и Эрзеруме их не осталось совсем. Ненависть между турками и армянами сейчас настолько велика, что нам пришлось с ними покончить. Если бы мы этого не сделали, они бы решили мстить».
Эти строки из рассказа праправнука жертв геноцида Рональда Григора Суни (Ronald Grigor Suny) — американца армянского происхождения и профессора Мичиганского университета — цитируют довольно часто. Но отличительной особенностью научной работы Суни является внимательное и добросовестное изучение исторической обстановки того времени и подлинных имперских устремлений младотурок. «Они могут жить в пустыне и больше нигде» (заголовок, взятый из еще одного диктата Талаата They Can Live in the Desert but Nowhere Else) — это беспристрастный рассказ. Беспощадно описывающее озлобленность, с которой совершались убийства, принудительное обращение в ислам, похищения детей и молодых женщин, повествование отличается точностью языка и скрупулезным выбором деталей, эмоциональностью, сочувствием и в то же время непримиримостью выводов.
Армяне жили рядом с представителями титульной нации Османской империи в условиях, которые Суни называет «относительно безопасным симбиозом» на протяжении более четырех веков после того, как в 1453 году турки-османы захватили Константинополь. Будучи явно второстепенной и подчиненной нацией, они пользовались некоторой культурной и религиозной автономией в шести восточных провинциях Анатолии, где их численность была наибольшей, а армянские торговцы и ремесленники процветали в Стамбуле и других городах на западном побережье. Армянский национализм ощущался, главным образом, в пределах диаспор в Венеции, Вене или Мадрасе.
Младотурки, основная масса которых состояла в рядах заговорщической партии «Единение и прогресс» и составляла крепкое ядро в армии, изначально придерживались современных взглядов и являлись сторонниками европеизации страны и иногда создавали коалиции с единомышленниками из числа армян. Центр их движения находился в Салониках на территории современной Греции, откуда, начиная с 1908 года, они постепенно захватили власть, чтобы спасти разваливающуюся Османскую империю. В ходе Балканских войн 1912-1913 годов они потеряли европейскую часть своей империи. Они заключили союз с Германией, ввязавшись в опасную авантюру, целью которой было защитить свою территорию от хищнически настроенных европейских держав — особенно от экспансионистской России. Затем в 1914 году они были подвергнуты унижению, когда страны будущей Антанты навязали им реформы, в рамках которых европейские наблюдатели должны были следить за соблюдением прав армян в восточной Анатолии. Суни показывает, как в сознании членов партии «Единство и прогресс» это укрепило убежденность в том, что отношения между имперскими властями и христианскими меньшинствами Османской империи опасны и ненадежны. Когда началась война, третья армия Энвер-паши была наголову разбита русскими в 1915 году в сражении под Сарыкамышем на Кавказе. И вскоре после высадки десанта на полуостров Галлиполи Стамбул был повергнут в панику.
Эти мрачные события, да еще необходимость найти пристанище для беженцев-мусульман, оттесняемых в Анатолию по мере того, как империя теряла свои европейские территории, стали одной из причин применения армянской политики. Но, как показывают Суни и Томас де Ваал (Thomas de Waal) — второй на страницах своего сдержанного, тщательно взвешенного и подробнейшего повествования «Великое злодеяние» (Great Catastrophe) — это была далеко не единственная причина. После серии поражений турецкой армии идеология младотурок — еще не до конца сформировавшаяся, но находившаяся под влиянием европейского национализма — перешла от принципов полиэтнического османизма к принципам национального империализма, в результате чего возросла роль этнической однородности и исламской солидарности.
Заявления Талаат-паши и Энвер-паши, что армяне действовали сообща с русскими, чтобы ослабить империю на ее восточных рубежах, не были по-настоящему изучены — вопреки надеждам некоторых армян и несмотря на отчаянное подстрекательство европейских стран. Большинство армян, опасавшихся как русификации, так и отуречивания, оставались лояльными по отношению к турецким властям (до такой степени, что даже не могли понять, что с ними происходит), несмотря на погромы, проводившиеся против них в период с 1894 по 1896 годы и в 1909 году. Страх перед пятой колонной или, как это называет Суни, «раздражающим фактором», в основном, создавался искусственно. Как отмечает Суни, наиболее резонансные события, связанные с сопротивлением армянского населения, в частности, в городе Ван и его окрестностях, которое было представлено как мятежные действия общего характера, происходили после начала массового истребления армян.
«Лидеры младотурок на самом деле почувствовали угрозу своей безопасности, и из всех вариантов противодействия этой угрозе им пришлось выбрать массовые убийства», — считает де Ваал. Будучи специалистом по России и Кавказу, он сосредоточился на исследовании отношений между турками и армянами через сто лет после «Мец Егерн» или «Великого злодеяния», как сами армяне традиционно называют события 1915 года. Он старается понять, а что если люди, отрицающие геноцид, хотят просто свести разногласия по поводу этих ужасных преступлений к семантике слова «геноцид»? А вдруг конвенция о «преступлениях против человечества» (термин, принятый во время демарша Антанты весной того злосчастного 1915 года) не позволит привлекать к ответственности за другие массовые убийства?
Воспоминания покойного Гаринга Паняна начинаются с описания того, что он называет «нашим маленьким уголком во вселенной», где его дед держал вишневые сады, дававшие богатый урожай — райский сад, в котором, как вспоминает автор, его дядя задолго до начала депортаций предупреждал, что история о Каине и Авеле может повториться. Пятилетним мальчиком Панян пережил изгнание — когда их заставили уйти из родных мест в восточно-центральной Анатолии в Сирийскую пустыню, которая стала могилой для всей его семьи. Потом его поместили в сиротский приют в ливанском городе Антура, где детей-армян жестоко избивали, а тех, кто выжил, принуждали принять ислам.
В душераздирающих подробностях Панян описывает жару и голод, жажду и постоянные угрозы со стороны жестоких банд, которым власти разрешали убивать тех армян, которые не умерли по дороге. Но при этом автор не забывает о сострадании и милосердии, с которым к ним относились простые турки, курды и арабы, и которое они обычно выражали, предлагая хлеб и воду.
В Антуре мальчикам давали турецкие и мусульманские имена и еще порядковые номера. Некоторые мальчики постарше пользовались особыми привилегиями — им разрешали иметь плетки и называли именами тех пашей — членов «триумвирата», которые убили их родственников. «Нас всех унижали, нам напоминали, что быть армянином — это преступление, за которое надо наказывать», — пишет Панян. Но, несмотря на все это, большинство из детей отчаянно пытались сохранить свои национальные черты.
Самой яркой и оптимистичной частью этих душераздирающих и разоблачительных воспоминаний очевидца является рассказ о том, как самые отчаянные и мальчишки собирались в группу и бегали в соседние сады воровать фрукты. Группа мальчиков, в которой был Панян, убежала из приюта и стала жить в пещерах в ливанских горах. «Место это было чудесным — оно стало для нас домом, даже при том, что мы жили там как звери, — вспоминает он. — Подобно птицам, мы довольствовались малым и питались тем, что давала щедрая природа». Герой рассказа Юсуф — находчивый парень, который объединил группы мальчишек, совершавших набеги на соседние сады, в небольшую самостоятельную армию. «Из мальчишек-сирот мы создали свою собственную настоящую семью. Мир вокруг нас был нашей школой, а Юсуф — предводителем».
Пронзительный рассказ о мальчике, оторванном от семьи и лишенном детства, воссоздает картину, где на фоне ужасных трагических событий и полного хаоса мелькают яркие и жизнеутверждающие всплески света. Это настоящий литературный шедевр.