В июне прошлого года таможенники аэропорта Пулково изъяли у Анны Шароградской iPad, компьютер и 11 флеш-карт. Тогда директор Регионального института прессы собиралась вылететь в США.
Шароградская не придала инциденту большого значения, приняв его как часть кампании по нагнетанию атмосферы подозрения и постоянных проверок, мишенью которых она стала как руководитель Регионального института прессы в Санкт-Петербурге. НКО занимается поддержкой независимых СМИ в России.
Получив обратно свой iPad, Шароградская была неприятно удивлена: «На экране было сообщение, что доступ в компьютер заблокирован, и что я могу попытаться войти в него еще раз через 23,420,874 минут. Это через 45 лет. Мне уже 74. Что за шутки?»
С тех пор как в России в 2012 году был принят закон «Об иностранных агентах», руководство местных неправительственных организаций подвергается сдержанной травле, посягательствам и давлению со стороны властей. Согласно закону, все НКО, получающие зарубежные гранты, и занимающиеся, по мнению Министерства юстиции, политической деятельностью, обязаны зарегистрироваться в качестве «иностранного агента». Сам термин вызывает у русских людей ассоциации со шпионажем времен холодной войны.
По словам одного из руководителей ассоциации «Голос» Григория Мельконьянца, тех, кто попадает в эту категорию, преследуют как национальных предателей. Его организация — единственный независимый общественный наблюдатель за выборами в России — стала первой НКО, попавшей в реестр иностранных агентов в 2013 году.
Сотрудникам таких организаций становится намного сложнее получать доступ к правительственным чиновникам и госучреждениям, например, школам. «Представители власти боятся посещать мероприятия, организованные „иностранными агентами“», — говорит Мельконьянц. В своих материалах НКО обязаны указывать, что они являются «иностранным агентом», а их представители должны начинать устные заявления со слов, что они исходят от «иностранного агента».
«Нас наказывают, — заявила Шароградская во время встречи журналистов газеты „Гардиан“ с российскими гражданскими активистами в лондонском офисе издания. — Нас преследуют за предоставление платформы людям, которые неугодны власти. Мы даем возможность высказаться тем, кто попал в черный список».
Мельконьянц предположил, что законы — это способ заставить замолчать последние независимые голоса: «Мы не нарушаем закон, поэтому закрыть нас не так легко. Сотрудники прокуратуры приходят в офис и требуют документацию по деятельности организации за последние три года. Одновременно приходят сразу несколько проверяющих и требуют документы в нескольких экземплярах. Да и требования предъявляют все разные. Один говорит: «регистрируйтесь в качестве иностранного агента», другой — «платите штраф, чтобы вас не зарегистрировали в качестве иностранного агента», третий требует «заплатить налоги на гранты».
«Если тебя штрафуют на 40 тысяч евро, которые ты заплатить не в состоянии, то это — повод закрыть твою организацию и завести уголовное дело на ее директора», — говорит он.
Так называемые законы «об иностранных агентах», принятые правительством в 2012 году, первоначально требовали от НКО добровольной регистрации в качестве «иностранного агента».
Когда НКО отказались от выполнения требования, в 2013-м правительство отреагировало волной проверок. Их адресатами стали более тысячи НКО по всей стране. Многие организации были оштрафованы за отказ добровольно регистрироваться в качестве «иностранного агента», их руководители находятся под уголовным преследованием за нарушение закона.
В марте этого года Шароградская заплатила максимальный штраф в размере 400 тысяч рублей за отказ регистрировать Региональный институт прессы в качестве «иностранного агента».
На сегодняшний день в список «иностранных агентов» внесены 55 НКО, в том числе «Гражданский контроль», Ресурсный центр по правам человека и Комитет против пыток.
B результате изменения в законодательстве шесть российских организаций были вынуждены прекратить деятельность, чтобы избежать уголовного преследования за многократные нарушения закона. Среди них — ЛГБТ-фестиваль «Бок о Бок», а также несколько региональных отделений ассоциации «Голос».
Решение о том, что входит в понятие «политическая деятельность» со стороны НКО, остается на усмотрение российских властей. По рассказам активистов, одна организация была вынуждена пройти регистрацию после того, как проверяющие обнаружили на полке в ее офисе книгу о результатах выборов в России. Находка была использована в качестве доказательства участия организации в политической деятельности.
По словам директора Сахаровского центра Сергея Лукашевского, законы были приняты с целью задушить оппозицию.
«То, что происходит с независимыми НКО, — не истребление и не геноцид. Их загоняют в гетто. Ты можешь получать иностранные деньги, но если ты их получаешь, то общайся с иностранцами. С правительственными организациями ты контактировать не можешь», — добавляет он.
Гражданские активисты в гостях у «Гардиан» рассказали о трудностях, с которыми им пришлось столкнуться с момента принятия закона: их сторонятся, они вовлечены в затяжные судебные разбирательства, нестабильная ситуация затрудняет поиск сотрудников. На вопрос, находятся ли их телефоны на прослушке и читают ли их переписку российские власти, они просто пожимают плечами — конечно.
Мельконьянц уверен, что его звонки прослушивались по крайней мере три раза, потому что власти были в курсе его планов, озвученных по телефону.
На вопрос, зачем российскому правительству так необходимо оказывать столь тяжелое давление на НКО в то время как оппозиция в России довольно слаба, Мельконьянц отвечает: «Точно так же, как армии всегда нужна война, властям необходим враг для оправдания собственного существования. Разговор об иностранных агентах для них удобен. Им нужны люди, против которых они могут бороться».
У всех участников группы есть знакомые, которые не выдержали давления и уехали из России. Однако никто из опрошенных «Гардиан» уезжать не планирует.
«Мы — патриоты-критики», — говорит Лукашевский.
«Я люблю Россию, но мне не нравится то, что в ней происходит, — говорит Шароградская. — У меня было достаточно возможностей уехать из страны, но я решила остаться и сделать здесь что-то полезное. Это мой дом».