Почему люди до сих пор придерживаются убеждения, что женщины не годятся для власти?

Согласно самому новому и всем последним выпускам рейтинга Global Gender Gap, который готовится под эгидой Всемирного экономического форума, в мире нет ни одного государства, в котором бы царило равенство полов. Хотя во многих странах оно существует в сферах доступа к образованию и здравоохранению, экономического (измеряемого по размеру заработка и профессиональному статусу) или политического (доступ к высоким парламентским, министерским и политическим постам) равенства там не установилось. Самый большой разрыв в общемировом масштабе существует именно в доступе к власти. Даже в Скандинавии, где уровень политического неравенства ниже, чем в других странах мира, показатель равноправия в этой сфере не превосходит 0,65: в общих чертах это значит, что на каждых 10 мужчин в политике приходится примерно шесть женщин.

Исследования, проведенные агентством Dow Jones (которое, в частности, издает Wall Street Journal), показали, что в успешных бизнес-предприятиях работает больше женщин. Успех бизнеса зависит также от количества женщин на директорских должностях: чем больше их на самых высоких ступеньках иерархии, тем он прочнее. Женщины вносят в команду новые знания, умения и контакты, благодаря чему коллектив может работать эффективнее.

Почему же выгодное равноправие не стало нормой? Исследования, проводившиеся экономистами, социологами, психологами демонстрируют, что в определенной мере неравенство вызвано предубеждениями. В восприятии общества женщина до сих пор не ассоциируется с лидерством. Например, стоимость акций компании падает, когда объявляется, что главным руководителем (Chief Executive Officer) станет женщина. Пол у женщин, получающих власть, гораздо сильнее бросается в глаза. Во-первых, потому, что их мало. Во-вторых, качества, которых ждут от людей, занимающихся руководством, и качества, приписываемые женщинам, пересекаются в очень малой степени. В 1970-е годы это показали классические исследования Виктории Шайн (Victoria Schein), подтверждает это современный мета-анализ (обобщение результатов большого количества разрозненных исследований). Основополагающие в стереотипном представлении о политике черты, как амбициозность и стремление к власти, для женщин остаются под запретом.

Милые девочки не ходят с ножами

Женщине, которая стремится к власти, нужно тщательно скрывать это желание. Как показало исследование Тайлера Окимото (Tyler Okimoto) и Виктории Бресколл (Victoria Brescoll), когда кандидатки (в отличие от кандидатов) открыто выражают свое стремление к власти, их избирательные шансы уменьшаются. Обществу они кажутся отталкивающими, им приписывают холодность и черствость. Они «безжалостно амбициозны», как писали когда-то в США о Хиллари Клинтон, а в Польше — о премьере Эве Копач (Ewa Kopacz). Приход к власти бывшего премьер-министра Австралии Джулии Гиллард (Julia Gilliard), ставшей первой женщиной на этом посту, и канцлера Германии Ангелы Меркель описывалось, как «удар ножом в спину», а главное, в чем их обвиняли, были именно амбиции. Пробуждаемое стремлением женщин к власти моральное негодование указывает на второе, более глубокое дно этой проблемы. Общество считает, что они делают нечто дурное, нарушают важные нормы. За желание доминировать женщин ждет своего рода наказание. Осуждают также тех, кто подчеркивает свою сексуальность: их поведение интерпретируется как желание использовать свои достоинства в качестве инструмента влияния и власти.

Женщин наказывают также за: критику, инициирование разговора о повышении зарплаты, соперничество, стиль, ориентированный на реализацию задач. То есть все то, что могло бы потенциально привести к продвижению по карьерной лестнице и высоким постам. Женщинам вредят даже успехи в мужских сферах. Тогда их упрекают в отсутствии типично женских качеств: тепла, дружелюбия, терпимости. Одновременно, когда женщины, выступающие в типично мужских ролях, например, коменданта полиции, совершают даже единичную ошибку, они страдают гораздо больше, чем мужчины на аналогичных должностях: их начинают подозревать в недостаточной компетентности и наделяют более низким статусом. В свою очередь, женщины-лидеры, которые звучат нерешительно в своих выступлениях, кажутся не только менее убедительными, чем говорящие твердо, но и чем нерешительные мужчины. В случае женщин и уверенность, и нерешительность вызывают более негативные оценки. Женщине остается только выбирать, за что она предпочитает быть наказанной: за то, что она недостаточно женственна, или за то, что чрезмерно.

Тот, кто не говорит, не существует

Часто женщины отдают себе отчет, за какие амбиции и стремления их может наказать общество. И на всякий случай отступают сами. Они не хвалятся своими успехами, не стремятся добиться своего, не говорят, что думают. В случае мужчин наличие власти способствует тому, что они чаще берут слово, и позволяет предсказать, сколько они будут говорить публично. Это открытие Виктории Бресколл гораздо важнее, чем может показаться. Результаты исследования Роберта Бейлса (Robert Bales) демонстрируют, что от количества времени, предназначенного на активное участие в жизни группы, зависит продвижение в групповой иерархии. Тот, кто не говорит, не продвигается. Его потребности и требования не озвучиваются. Однако, что касается женщин, взаимосвязи между позицией и длиной высказываний нет. Даже оказавшиеся на высоких ступеньках властной лестницы женщины не вступают в беседу чаще и не говорят больше, чем занимающие низкие посты. Анализ архивных стенограмм и записей заседаний американского Сената показал, что сенаторы, которые были наделены большей властью, занимали более высокую позицию, выступали лидерами, имели неформальное влияние, обладали доступом к финансам и законодательной активности, говорили дольше. Но касалось это только сенаторов мужского пола. Женщины предвидели, что их выступления будут сочтены излишней болтливостью (за которую они будут, конечно, наказаны). Это предчувствие было верным. Представители обоих полов негативно оценивают женщин, которые говорят слишком часто и долго: их считают менее компетентными и неподходящими на роль лидеров. Наверное, неслучайно, Хиллари Клинтон, начиная в 1999 году свою сенатскую кампанию, назвала ее «турне выслушивания» (listening tour), подавая четкий сигнал, что она собирается предоставить слово другим, а не себе. Сенатором она в итоге стала.

Опасения перед наказанием общества приводят к тому, что женщины менее охотно предпринимают действия, которые бы могли повысить их позицию (самореклама, жесткие переговоры). Любопытно, что, как показали исследования Эмили Аманатуллы (Emily Amanatullah) и Майкла Морисса (Michael Morris), женщины могут быть такими же жесткими и неуступчивыми переговорщиками, как мужчины, но только если переговоры касаются чужих интересов. Видимо, поэтому лидерские программы (заключающиеся в возможности назначить себя начальником), которые устраиваются в некоторых корпорациях, не приносят желаемого результата в виде увеличения числа женщин на руководящих должностях.

Это была злая женщина

Когда Хиллари Клинтон стартовала в президентских праймериз, ей не удалось избежать обвинений, которые выдвигают женщинам в контексте власти. Говорили, что «в ней слишком много злости, чтобы стать президентом». Вернее, женщиной-президентом, так как в случае мужчин президентство и злость вовсе не взаимоисключающие понятия. Злость — это эмоция, связанная с властью, дающая ощущение силы, которая толкает к борьбе. Исследования показывают, что люди, готовящиеся к какому-то столкновению, специально распаляют в себе чувство злости, понимая, что она придаст им сил. Злость делает более вероятным подключение к активности, которая может способствовать общественным изменениям, например, к протестам. Работа Лариссы Тиденс (Larissa Tiedens) показала, что когда злость проявлял Билл Клинтон (например, в контексте скандала с Моникой Левински), его рейтинг, как и его статус, рос. Женщинам же демонстрация злости статусности не добавляет: неважно, какое место они занимают в иерархии — стажера или главного руководителя.

Злость, которую проявляют мужчины и женщины, обладающие властью, объясняют по-разному. Статья New York Times, в которой приводились высказывания республиканцев о «слишком злой» кандидатке Клинтон, носила характерное название: «У кого гормональные проблемы: у Хиллари или у Дика?» Когда вспышка злости происходит у мужчины, люди склонны считать, что у нее есть внешние причины: его наверняка расстроила некомпетентность подчиненных. Когда то же самое случается с женщиной, это списывают на внутренние факторы: она не умеет держать себя в руках, она себя не контролирует, возможно, у нее гормональные проблемы.

Женщин часто оценивают через призму тела и его функций. Анализ СМИ показал, в частности, что при демонстрации мужчин показывают обычно их голову и плечи. В случае женщин — все тело. Та же закономерность видна на исторических портретах. Внешний вид — это сфера женщины: могла ли прическа Гельмута Коля вызывать столько же эмоций, сколько вызывают волосы Ангелы Меркель? На первый взгляд несущественная проблема восприятия женщин через призму тела имеет политические последствия. Рэйчел Калоджеро (Rachel Calogero) в статье «Объектам не свойственна объективация» показывает, что сведение самого себя к телу и восприятие себя через него способствует более терпимому отношению к отсутствию равноправия и снижает желание участвовать в политической деятельности или в акциях, направленных на борьбу с этим неравноправием.

Исследования говорят, что негативные эффекты пассивности частично уменьшаются, если женщины отчетливо демонстрируют положительные женских черты. Помочь избежать негативных эффектов демонстрации злости может сильная мотивировка внешними факторами. Женщины, добравшиеся до вершин и лично встречавшиеся с неприязнью, служат одновременно примером для следующих поколений.

Пример сверху

Во многих странах квоты для женщин вводятся не только для того, чтобы на время изменить пропорцию присутствия женщин и мужчин на высоких позициях. В 1993 году в Индии квоты ввели в выбранных по случайному принципу сельских советах, и это изменило не только их состав (количество женщин выросло с 5% в 1992 году до 40% в 2000), но и оказало влияние на следующие поколения. Опубликованные в престижном журнале Science результаты исследования показали, что там, где в 90-е годы женщины заняли лидерские позиции, через 15 лет девочки активнее стремились к знаниям и демонстрировали в этой сфере реальные успехи. Если добавить к этому экономический эффект, проистекающий из присутствия женщин на высоких должностях и из равенства полов в широком смысле, можно сказать, что оно не только более справедливо, но и просто более выгодно для всех.

«Узнай себе цену», призывала в книге-бестселлере Мика Бжезинская (Mika Brzezinski) — дочь влиятельного Збигнева Бжезинского. Она убеждала, что женщины не занимают высокие должности и имеют меньше доступа к ресурсам в бизнесе, СМИ и политике, потому что не отстаивают свои права. Но делать это нелегко, ведь по пути к власти и продвижению по общественной лестнице женщины легко могут попасть в порочный круг: когда они не борются за свою позицию, они не продвигаются вверх, а отказ от борьбы связан с боязнью общественного наказания, которое приведет к тому, что они не продвинутся. И это наказание реально. Наделение женщин избирательными правами (которые мало кто сейчас оспаривает) также казалось рискованным и даже противоестественным шагом, а боровшиеся за них суфражистки вызывали крайне негативные эмоции. Сейчас стремление женщин к власти наталкивается на множество общественных барьеров. И их не удастся быстро устранить, пока еще больше женщин, с трудом их преодолевая, не доберется к вершинам.