Предполагалось, что все будет сложно. После голосования нам говорили, что победителя придется определять с логарифмической линейкой. На странице «Правительство меньшинства» в «Википедии» резко подскочил трафик. Споры о легитимности перерастали в скандалы, которых не постыдилось бы и «Шоу Джереми Кайла». Все ждали, что за выборами последует самый страшный конституционный кризис со времен отречения Эдуарда VIII — или, по крайней мере, со времен ссоры между Джейд Гуди (Jade Goody) и Шилпой Шетти (Shilpa Shetty) в эфире «Большого брата». Многие были уверены, что следующим премьер-министром станет Эд Милибэнд (Ed Miliband).
Прикиньте, они действительно так думали!
То, что произошло на самом деле, фанаты «Игры престолов» могли бы назвать «Кровавой свадьбой». Резня и кровопролитие начались с шокирующих экзит-поллов. В итоге мы получили полностью консервативное правительство — чего почти никто не ожидал, — и внезапно оказались посередине Кэмероновского десятилетия. Эры Кэмерона. Эпохи Кэмерона.
Нас ждут еще пять лет с этим лакированным ботинком в костюме и при компьютере, вышагивающим туда-сюда с неискренней улыбкой над сияющим подбородком. Он выиграл выборы, выиграл их полностью. Победил на все сто. Скачал обновления, перезагрузился и приступил к новому этапу. Может быть, на сей раз он порадует сатириков и проявит хоть какие-то человеческие черты, за которые можно уцепиться? А то из одних безликости и отстраненности много не выжмешь. Что ж, будем надеяться...
Между тем лейбористы провалились через дыру во времени прямиком в 1980-е. Некоторые считают, что восстанавливаться они будут лет десять, но не так давно они смогли справиться быстрее. Их точно так же разгромили в 1992 году, однако через пять лет они нашли себе воинственного лидера с мессианскими замашками и одержали полную победу. Что-то подобное может произойти снова.
Хуже всех пришлось либдемам. На национальном уровне они сейчас значат не больше, чем Антон дю Беке (Anton Du Beke). Сейчас очевидно, что в коалиции они играли роль козла отпущения и что Нику Клеггу (Nick Clegg) доставалась вся ненависть, причитавшаяся Кэмерону и Осборну. Это было неизбежно — Клегг выглядел редкостным пустым местом, чем-то вроде заготовки для персонажа в компьютерной игре. Это был просто фоторобот того парня, которого вы однажды видели на пикнике, незнакомец из лифта в здании саутгемптонской радиостанции. В результате он воплощал в себе то, что нам было психологически удобно в нем видеть. В 2010 году охваченная клеггоманией публика проецировала на него свои надежды, а уже через год люди стали его презирать.
Теперь поговорим об опросах. Долгое время никто не верил, что Эд Милибэнд может стать премьер-министром. Он был слишком неуклюж, неотесан и комичен. Однако опросы показывали, что он — главный фаворит. Успехи его избирательной кампании вроде бы это подтверждали — и мы вдруг начали смотреть на него совсем по-другому. Неожиданно он показался и обаятельным, и уверенным в себе. Неудачник шел к победе. Он даже стал — наполовину в шутку — секс-символом. Даже дурацкая восьмифутовая каменная плита, на которой он велел выбить свои предвыборные обещания, не лишила его шансов на успех. Ведь никаких шансов у Милибэнда не было с самого начала.
Да-да, вся эта предвыборная шумиха была полной туфтой. Опросы ошибались: на самом деле мы никогда не думали об Эде Милибэнде ничего хорошего. Дело в том, что респонденты врали социологам. Разница между результатами опросов и результатами выборов — ценнейший материал для ученых, позволяющий оценить разницу между тем, что люди говорят, и тем, что они думают на самом деле. Судя по всему, голосование за тори — это такое постыдное удовольствие, о котором не все готовы рассказывать. Никто же не станет говорить социологам, что он мастурбирует или слушает Гэри Барлоу (Gary Barlow). Или мастурбирует под Гэри Барлоу — причем в избирательной кабинке, голосуя свободной рукой за консерваторов. Ох уж эта кэмероновская Британия!
«Общественное мнение» многое определяет в нашей жизни — от того, какого цвета будет обертка на шоколадках KitKat Chunky, до того, будем ли мы бомбить очередную далекую страну. Поэтому так неприятно осознавать, что мы с тем же успехом могли бы просто кидать жребий. В сущности, весьма вероятно, что никакого «общественного мнения» и вовсе не существует — или, по крайней мере, что его невозможно выяснить без всеобщего тайного голосования. В преддверии 7 мая за общественным мнением как только ни охотились. Обычные опросы, онлайн-опросы, телеопросы... И все это ничего не стоило. Поразительно, что в эпоху, когда — благодаря интернету — каждый в любой момент может кому угодно сказать что угодно, никто не знает, о чем же думают окружающие. Единственный способ это выяснить — раздать им бумажки и ручки, как будто на дворе все еще 1962 год.
Если выборы 2015 года принесут нам что-то — кроме еще пяти лет правления человека с похожим на окорок лицом и лицезрения того, как лейбористы топчутся в своем вольере точно депрессивный белый медведь, — то это будет отказ от «опросного» политического невроза. Может быть, решения больше не будут принимать исходя из результатов опросов, мнения фокус-групп или популярности хэштега. Возможно, это хорошо. А возможно, очень плохо. Я абсолютно ничего не могу про это сказать — и вы тоже не можете. Потому что никто из нас ничего не знает.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Мы считали, что все будет сложно. После голосования нам говорили, что победителя придется определять с логарифмической линейкой. Все ждали, что за выборами последует самый страшный конституционный кризис со времен отречения Эдуарда VIII. Многие были уверены, что следующим премьер-министром станет Эд Милибэнд. Прикиньте, они действительно так думали!
