50 лет назад некий критик emunctae naris (по Горацию, «с тонким нюхом», а ныне, пожалуй, это можно было бы перевести как «задирающий нос») рецензировал моих «Устрашенных и сплоченных», в которых среди прочего я разбирал комиксы про Чарли Брауна, Ненормального кота и Супермена. Критик был возмущен тем, что для анализа явлений массовой культуры я выбрал инструменты культуры элитарной. По его мнению, метод должен соответствовать разбираемому предмету — так, криминологам в своих изысканиях, по-видимому, следует использовать исключительно орудия убийства.
К тому же, критик опасался, что Платона и Элвиса Пресли вскоре сочтут фигурами одного ряда, в равной степени достойными изучения, и предупреждал: «Не знаю, насколько велика вероятность того, что подобные фантазии воплотятся в жизнь. Но случись такое, через несколько лет большая часть итальянских интеллектуалов начнет снимать фильмы, писать песенки и составлять комиксы... а со всех университетских кафедр молодые преподаватели возьмутся разбирать явления массовой культуры».
Вряд ли его слова можно считать пророческими. Ведь в начале шестидесятых Кальвино и Фонтини уже сочиняли песни, Пазолини и Роб-Грийе снимали фильмы, а в некоторых университетах всерьез занимались массовой литературой. Но уж точно никакой дар предвидения не позволил бы тому критику даже и представить, что в Наполеоновском зале Государственного Миланского университета будет праздноваться пятидесятилетие со дня основания Linus, прославленного журнала комиксов (и не только), созданного и долгое время возглавляемого Джованни Гандини, и продвигавшегося культовым книжным магазином «Милано Либри».
На мероприятии было представлено на суд публики и обширное исследование Паоло Интердонато («Linus. История революции, свершившейся играючи», Риццоли-Лизард, 20 евро), которое, рассказывая историю легендарного журнала, позволяет реконструировать события и обстановку Милана тех лет, проследить, как издание повлияло на целое поколение (по меньшей мере одно). Журнал предложил публике комиксы высокого качества. Первый номер был разработан Витторини и Дель Буоно (туда вошли комиксы про Чарли Брауна, Пого, Маленького Эбнера, Дика Трейси, а потом и рисунки Гвидо Крепакса, Уго Пратта). Кроме самих комиксов, на страницах издания появлялись статьи, освещающие события знакового шестьдесят восьмого года и проч.
Надо ли было воспринимать Чарли Брауна всерьез? Да, я всегда был в этом уверен. Вспоминается моя единственная встреча с автором комиксов о Чарли Брауне художником Чарльзом Шульцем, состоявшаяся незадолго до его кончины в одном парижском баре. Шульц хотел поблагодарить меня за давнюю вступительную статью к первой книге о Чарли Брауне, которую New York Review of Books (Нью-Йоркское книжное обозрение) напечатало тридцать лет спустя. О чем же меня спросил Шульц еще в самом начале беседы? Он хотел знать, что я думаю об Иисусе Христе. Не помню, что я ответил, вероятно, какую-то банальность. В тот момент во мне еще более окрепла уверенность в том, что Шульц был вовсе не простым автором симпатичных картинок, а поэтом, задающимся философскими вопросами.
Однако углубимся еще дальше в наше путешествие во времени. Как случилось, что Гандини с друзьями в начале шестидесятых годов полюбили эти американские комиксы, не публиковавшиеся в Италии? В книжном киоске Алгани на площади Скала в Милане и правда можно было разыскать некоторые американские издания, но по большей части с сюжетами про Супермена или Фантастическую четверку, на худой конец легендарные «Утиные истории» неподражаемого Карла Баркса.
Правда и то, что кому-то могло посчастливиться оказаться в Америке и увидеть лучшие образцы на страницах американских газет. А кто-то, вероятно, заметил их в руках первых американских освободителей, как это произошло со мной. Меж тем, в 1945 году в Риме еще до окончания войны стали выпускать одну газетенку под названием Robinson с историями о Дике Трейси, Маленьком Эбнере, Терри и пиратах Мильтона Каниффа, Секретном агенте Х-9, с комиксами великого Уилла Айснера и т.д. Слишком революционный для подростковых вкусов и взрослой публики тех лет, которая тогда еще не увлекалась комиксами, журнал прожил недолго.
Как и я в мои тринадцать, так и шестнадцатилетний Гандини, видимо, каким-то невероятным образом открыл для себя эти запрещенные картинки. Вряд ли мы узнаем, как это произошло, ведь Гандини уже ушел из жизни, а я с трудом разыскал на книжных лотках несколько экземпляров Robinson (ставшие теперь дорогостоящим раритетом). А нашему критику emunctae naris было не дано предвидеть, что возникнут не только филологические исследования, посвященные тем самым картинкам, но и настоящая археологическая охота коллекционеров.
