История с «Мистралями», которые Франция строила для России, но решила не отдавать из-за российской роли в украинском кризисе, на днях получила продолжение.
Заместитель председателя Военно-промышленной комиссии при правительстве России Олег Бочкарев, беседуя во вторник с журналистами после отраслевой конференции в Казани, заявил, что отказ Москвы от французских десантных вертолетоносцев — «уже свершившийся факт», и осталось лишь договориться «о сумме денег, которые должны быть возвращены РФ» (по данным газеты «Коммерсант», то ли 784,6 млн, то ли 1,63 млрд евро).
В тот же день в минобороны Франции сообщили, что президент Франсуа Олланд еще ничего окончательно не решил, а глава Военно-промышленной комиссии, вице-премьер Дмитрий Рогозин отчитал подчиненного за преждевременные, по его словам, высказывания.
За всеми этими нюансами ушел на задний план главный вопрос: зачем России изначально понадобились корабли именно такого класса?
По логике вещей, ей нужны стратегические субмарины, крейсера для борьбы с подлодками и авианосцами и эсминцы ПВО. Где, даже чисто теоретически, российский флот может высаживать десанты? Даже предполагая худшее, Украина, Закавказье и Центральная Азия имеют с Россией протяженные сухопутные границы.
После конфликта с Грузией в августе 2008 года тогдашний главком ВМФ адмирал Высоцкий публично мечтал о том, как он, имея подобный корабль, «за 40 минут» перебросил бы к ее берегам морскую пехоту. Однако с тех пор стратегическая ситуация изменилась. Под контроль России перешел Рокский тоннель, а от выхода из него до Тбилиси по трассе меньше полутораста километров.
Внятного объяснения общественность не получила, ни в 2010 году, когда заказывались «Мистрали», ни теперь.
Сухопутная сила
Британия, Франция и США стали морскими державами не по прихоти, а из-за своей географии. Россия держава континентальная — вероятно, самая континентальная на свете.
Правители, начиная с Петра I, хотели «заводить флот» по соображениям престижа, но, если не считать короткого звездного часа в период русско-турецких войн второй половины XVIII века, он ничем особенно не прославился и большой пользы не принес.
Во время Крымской войны корабли были сразу затоплены на входе в Севастопольскую бухту, а моряки и пушки отправлены на сухопутные позиции.
Русско-японская война ознаменовалась Цусимой.
Всю Первую мировую войну Балтийский флот простоял без движения в Кронштадте, матросы томились бездельем, и, в конце концов, опозорились активнейшим участием в большевицком перевороте и массовыми убийствами командиров.
После Кронштадского восстания Ленин, по данным историка Игоря Бунича, намеревался вообще упразднить ВМФ, заменив его подчиненной ГПУ морской пограничной стражей.
В ходе войны с Финляндией Балтийский флот при подавляющем материальном превосходстве не выполнил ни одной из поставленных задач, атаковав 11 и потопив пять из 349 неприятельских транспортов.
Во время Великой Отечественной войны на морских театрах тоже не произошло ничего особо запоминающегося.
Объяснить не смогли
«Как конкретно использовать „Мистрали“, адмиралы внятно объяснить так и не смогли, да, похоже, и сами до конца не определились», — заявил Русской службе Би-би-си специалист по истории и современным проблемам флота Андрей Союстов.
«В головах царил разнобой, высказывались разные мысли. Царила логика: закажем, а потом придумаем, куда их ткнуть. Оттого не наблюдается особого огорчения из-за возникших проблем с поставкой», — добавил он.
Тем не менее, по оценкам военных аналитиков, логика в решении имелась, хотя чисто военные соображения играли второстепенную роль.
Россия без «Мистралей» проживет, но, если бы сделка состоялась, кораблям можно было бы найти разнообразное применение, говорят эксперты.
Флагман Средиземноморской эскадры?
«Мистраль» — далеко не только средство высадки десанта. Список задач, которые он может выполнять, гораздо шире. Например, быть командным кораблем средиземноморской эскадры, о необходимости создания, точнее, воссоздания которой давно говорит командование ВМФ«, — считает специализирующийся на морских делах независимый военный эксперт Прохор Тебин.
«В России „Мистраль“ однобоко называют большим десантным кораблем, но по зарубежной классификации это универсальный корабль поддержки, — указывает Андрей Союстов. — Главное в нем вовсе не способность высадить десант на необорудованное побережье, а мощные системы связи и контроля морского и воздушного пространства, возможность использования в качестве „мозга“ комплексной группировки, корабля управления в отдаленных акваториях, например, у берегов Сирии. Плюс как госпитальное или транспортное судно».
Инструмент экспансии?
В любом случае, речь идет о заморских операциях в сотнях и тысячах километров от своих территориальных вод.
Выходит, Москва, как накануне Великой Отечественной войны и на протяжении всего советского периода, снова думает не о защите отечества и отражении возможного нападения, а об экспансии?
«У великой державы всегда есть интересы за пределами ее границ, но это не обязательно подразумевает желание на кого-то нападать, — говорит Прохор Тебин. — Можно с кем-то дружить, можно дружить с кем-то против кого-то. „Мистраль“ весьма эффектно смотрелся бы, скажем, на совместных учениях с ВМФ Китая».
«И вообще, возможность направить такой корабль в любую точку земного шара — это инструмент, который полезно иметь в кармане на всякий случай. Как говорил Бисмарк, главное не намерения, а потенциал», — добавил он.
«По телефону можно нанять киллеров, а можно вызвать «скорую помощь», — образно объяснил Андрей Союстов.
Прохор Тебин полагает, что для «Мистралей» могло бы найтись и мирное применение.
«Средство эвакуации граждан России и дружественных стран из „горячих точек“ наподобие Йемена при помощи палубных вертолетов и катеров, а на Тихом океане — помощи жертвам наводнений и землетрясений», — уточнил он.
По мнению Андрея Союстова, «Мистраль» сложно рассматривать как «корабль агрессии», поскольку он большой и слабо вооруженный, в случае боевых действий нуждался бы в мощном сопровождении и прикрытии с воздуха, и, если и годится для вооруженного конфликта, то не с равным противником.
Демонстрация флага
Когда все только начиналось, многие рассматривали покупку «Мистралей» прежде всего как пиар-акцию.
Для демонстрации «вставания с колен» вооруженным силам требовалось нечто масштабное и телегеничное. Крупный корабль — то, что нужно. Своей промышленности минобороны, возможно, не доверяло, иностранцы авианосец или крейсер не продали бы даже в лучшие времена, а с «Мистралями» могло получиться, если бы не украинский кризис.
«Слово „пиар“ воспринимается в России отрицательно, но замените „пиар“ на „военно-морскую дипломатию“, и фраза прозвучит иначе, — говорит Прохор Тебин. — Мощный корабль, при этом не являющийся непосредственной военной угрозой, как, скажем, „Петр Великий“, идеально подходит для совместных учений и дружественных визитов. С одной стороны, символ мощи, с другой стороны, менее угрожающий и конфронтационный. Что в этом плохого?»
Источник технологий
Андрей Союстов напоминает, что большой корабль нужен не только как боевая единица, «это еще и множество связанных с ним технологических «вкусняшек».
«Проект помог возродить создание вертолетов палубного базирования и систему подготовки летчиков, — напомнил он. — Вместе с кораблями должны были поступить информационные системы, которые у нас не получается сделать».
«Собирать корпуса мы, слава богу, умеем. Но совместная работа с французами помогала перенимать важный для „Объединенной судостроительной корпорации“ опыт проектирования и управления крупными проектами, логистики, организации работы на заводе», — указывает Прохор Тебин.
Дипломатический шаг
По мнению аналитиков, в решении заказать «Мистрали» присутствовал еще один немаловажный, если не ключевой мотив.
«Это было шагом навстречу Франции, которая не то чтобы поддержала Россию в конфликте с Грузией, но активно работала над его урегулированием. Конечно, не „взяткой Саркози“, как писали некоторые журналисты, но определенным жестом», — утверждает Прохор Тебин.
«Думаю, первоочередным посылом послужило стремление как-то удружить Франции в русле событий „войны 888“: занять верфи в Сен-Назере, создать рабочие места», — соглашается Андрей Союстов.
«Я бы расставил приоритеты так: на первом месте сотрудничество с Францией, на втором получение новых технологий, а все остальное потом», — считает он.
Надо ли изобретать велосипед
Олег Бочкарев во вторник заявил, что Россия построит собственные «Мистрали», хотя «по несколько другому подходу».
Представители отечественного ВПК выступают с такими заявлениями с 2010 года.
Чего здесь больше: государственного интереса или стремления, как говорили в советские времена, «освоить средства»? Не взвесить ли все еще раз в свете изменившихся обстоятельств?
«Построить-то они могут, но сколько это будет стоить и сколько потребуется времени? Есть ли производственные мощности, не занятые другими проектами?» — сомневается Прохор Тебин.
По оценке эксперта, с учетом имеющегося опыта, даже если решение будет принято завтра, до поступления первого корабля в состав ВМФ пройдет не менее десяти лет, если разрабатывать проект с чистого листа.
Андрей Союстов уверен, что двойники «Мистралей» российскому флоту не нужны.
Он напоминает, что Невское проектно-конструкторское бюро и судостроительный завод «Янтарь» с 1998 года создают большой десантный корабль проекта 11711 «Иван Грен», и призывает довести до ума существующую разработку.
«Это корабль с меньшим водоизмещением, зато более живучий, чем „Мистраль“, построенный по гражданским стандартам. Работа затянулась из-за разнобоя в головах адмиралов, которые не могли решить, чего хотят, и заставляли завод все переделывать. На головном корабле серии это, в принципе, допустимо, потом дело должно пойти быстрее, если выделить достаточное финансирование», — считает аналитик.
ВПК и гласность
Дмитрий Рогозин не только отчитал Бочкарева, но и обещал ввести регламент общения с прессой, согласно которому подчиненные смогут давать комментарии только с его разрешения.
Куратор российского ВПК не впервые проявляет скептическое отношение к гласности. В феврале 2012 года тогдашний начальник Генштаба Николай Макаров заявил, что военных не устраивает качество поставляемой бронетехники. Рогозин отреагировал в том духе, что, коли потребуется, Макарову прикажут покупать отечественное, а свои претензии ему следует высказывать конструкторам и производственникам за закрытыми дверями.
«Общественное обсуждение вопросов обороны и ВПК однозначно необходимо, потому что способствует прозрачности, снижению коррупции, пониманию налогоплательщиками, куда и зачем идут их деньги. Другое дело — противоречивые заявления, подрывающие доверие к словам чиновников, особенно если затронуты переговоры с зарубежными партнерами», — полагает Прохор Тебин.
«В данном случае слова Бочкарева могли быть истолкованы так, что Россия расторгает контракт по своей инициативе, а это плохо с точки зрения получения компенсации. Однако не могу исключить и намеренной утечки информации, адресованной французам. Тогда Рогозин гневался для вида», — говорит Андрей Союстов.
«В принципе же открытость необходима. Без гражданского контроля ведомственный интерес будет превалировать над общественным. Если мы не говорим о проблемах, значит, мы закрываем на них глаза и живем с ними дальше, что к хорошему не приводит», — уверен эксперт.