Не переоценивайте Кремль

Человек устроен одинаково. Он часто думает о том, что система способна на коварство, и куда реже — что она способна на глупость. Именно поэтому мы часто принимаем чужие ошибки за дьявольски хитрый план. Именно такие мысли приходят в голову всякий раз, когда приходится говорить с коллегами из Восточной Европы.

Собеседники-европейцы искренне верят в то, что у Кремля есть некий «запасной выход», «второе дно», «ресурс стабильности», «оружие возмездия» — в общем, что-то такое, что позволило бы уберечь Россию и ее экономику от краха. Дело даже не в том, что коллегам неясны мотивы Кремля: они прекрасно понимают, что такое «фантомные боли империи».

Но они никак не могут поверить, что Кремль не просчитал последствия своих действий. А именно: санкций, обескровливания экономики, падения уровня жизни и неминуемого нарастания центробежности, которое за этим следует. Это и впрямь сложно укладывается в голове среднестатистического европейца.

Потому что для них является аксиомой тот факт, что мы живем не в мире независимостей, а в мире наиболее эффективных систем взаимозависимостей. Они не понимают, на что может рассчитывать страна, которая решила отгородиться от остального мира стеной. Они искренне недоумевают, как Москва может верить в то, что способна конкурировать с Западом. И оттого ищут в ситуации подвох.

И именно в этом и состоит их ключевое заблуждение. Потому что они — дети современных государственных систем. Систем, в которых ключевые решения принимаются на основе консенсуса, как минимум, между основными группами. Собственно, для этого и существует парламент, главная задача которого — быть той самой пресловутой «площадкой для дискуссий». И нормальные парламентские выборы — это те, в результате которых представители большинства социальных прослоек имеют шанс обсуждать судьбоносные для страны решения лицом к лицу.

А в России все дело обстоит строго наоборот. Консенсус «нулевых» годов, когда Владимир Путин выступал модератором между разными группами влияния в своем окружении, — сломан. Бывшее окружение прорежено: даже абсолютно лояльные «системные либералы», отвечающие за экономику, выдворены из ближайшего круга, причастного к формированию политики. Главную роль играют «силовики», а «министры-капиталисты» вынуждены постфактум оценивать стоимость аннексии Крыма для российского бюджета.

Проблема в том, что решения, которые принимаются узким кругом людей, всегда упираются в компетенцию этих самых людей. Потому что всегда нужны те, кто говорит о рисках. Потому что если чье-то «хочу» не будет упираться в анализ «могу» — то наступит коллапс. Непонимание западными коллегами логики Кремля происходит оттого, что они пытаются анализировать его как систему. Взвешенную, профессиональную, компетентную.

А логика официальной Москвы не институциональна, а персональна. Она упирается в индивидуальные желания и точно такие же личные представления о реальности. И система подобных мотивов вполне может быть иррациональна. Примерно так же, как иррациональна мотивация алкоголика. С точки зрения окружающих, алкоголик занимается саморазрушением. Лишает себя денег, здоровья, простых бытовых радостей, теряет репутацию, рушит семью, приводит дом в упадок. Единственный выход из ситуации — это не пить. Но отказ от алкоголя чреват ломкой, депрессией и ухудшением самооценки: новая доза наркотика сродни возврату в идеальный мир.

Можете взять для эксперимента любого соседа по подъезду и объяснить ему пагубность его привычки — опишите ему мир без алкоголя, с карьерой, социальным статусом, спортивным адреналином... А мы посмотрим, насколько успешной окажется ваша логика, помноженная на красноречие. Собственно, именно это сейчас и происходит в действиях Кремля. С точки зрения окружающих, он занимается саморазрушением. С точки зрения самого больного, он «живет так, как хочет». Но будем ли мы при этом думать, что у алкоголика есть хитрый план, спасательный круг и запасной выход? Конечно же, нет.

Более того — в нашей недавней истории мы уже неоднократно это проходили. В самом конце 80-х в речах идеологов Союза звучали слова о скором преодолении трудностей и бравые отчеты об успехах. Любые разговоры о том, что ресурсы системы исчерпаны, воспринимались с усмешкой, а в события 1991 года никто не верил даже в 88-м. Или можем вспомнить 2012-й: тотальная безальтернативность Партии регионов, крепкая гривна, успешно проведенный чемпионат по футболу. Любые рассуждения о том, что Янукович ведет страну в пропасть, пресекались инфраструктурными стройками, а любые экспертные прогнозы о грядущем крахе упирались в 60% населения, не готового протестовать.

Нет смысла недооценивать противника. Но точно так же нет смысла его и переоценивать. Российская безапелляционность стоит не на железобетоне — она стоит на самоуверенности. Это та самая история про голого короля, которому никто не решается сказать правду в глаза. Но король ездит по городу без одежды не потому, что задумал хитрое. А потому, что не понял очевидного.