Пианист Тимур Мустакимов: Русская фортепианная школа — самая мощная, самая фундаментальная

В октябре прошлого года выпускник Казанской консерватории Тимур Мустакимов участвовал в Международном конкурсе пианистов в Нью-Йорке и занял первое место. Организатором конкурса выступила Телекомпания New Tang Dynasty (что в переводе означает «Новая династия Тан»).

По словам организаторов, «главной идеей конкурса стало возрождение и популяризация западной и восточной традиционной культуры». Участниками музыкального состязания, устроенного китайской медиа-компанией NTD, стали профессиональные пианисты из 11 стран мира. В рамках конкурса музыканты исполняли фуги Баха и сонаты Бетховена.

В итоге победа и премия в 10 тысяч долларов достались нашему соотечественнику, 27-летнему Тимуру Мустакимову. 5 октября в Карнеги-Холл прошёл показательный концерт финалистов.

Тимур Мустакимов уже несколько лет живёт в США, учится в аспирантуре и ведёт концертную деятельность. Не забывает музыкант и о родине, периодически выступая с концертами в Татарстане и других городах России.

Встреча Тимура с корреспондентом газеты «Великая Эпоха» состоялась в Нью-Йорке, в мае этого года. Несмотря на то, что после конкурса прошло уже полгода, Тимур всё ещё находится под впечатлением и рад продолжению сотрудничества с медиа-партнёром телекомпании NTD.

— Тимур, у Вас уже был опыт участия в международных конкурсах, как Вы оцениваете конкурс пианистов, организованный телевидением NTD?
— Это был предпоследний конкурс для меня, который я считаю одним из самых крупных конкурсов в моей жизни. Организация конкурса была просто великолепной. Я там познакомился с девочкой из Украины, которая учится в Австрии, с музыкантом из Новосибирска, который учится в Америке. Они тоже считают, что исполнительский уровень участников был очень высокий.

Приз в 10 тысяч долларов за золотую медаль считаю для себя очень весомым. У нас сложились хорошие дружеские отношения с сотрудниками телекомпании NTD. Сейчас мы обсуждаем вопросы дальнейшего сотрудничества по организации сольного концерта в Нью-Йорке, который будет транслироваться на NTD в прямом эфире. Я надеюсь, что всё получится.

Помимо этого NTD решило снять документальный фильм обо мне. Это будет часовой фильм, который покажут перед сольным концертом. Идея создания фильма очень увлекает, идёт совместная работа над сценарием, обсуждаем, как сделать так, чтобы было увлекательно, интересно для зрителя.
Этим летом возвращаюсь в Казань, мне нужно закончить аспирантуру в Казанской консерватории, получить вторую докторскую степень. Я там обычно даю концерты, мы можем встретиться в России.

— Зачем талантливому пианисту так много учиться?
— (улыбается) Учиться нужно, чтобы быть образованным человеком. Я здесь получил степень магистра музыки в Mannes College, консерватории в Нью-Йорке. Продолжаю учёбу в Филадельфии, в университете Temple по программе доктора. Это будет последняя академическая ступень в академической лестнице.

— Трудно было начинать серьёзную карьеру в музыке?
— Благодаря моим фантастическим педагогам, с которыми я общался на протяжении своей короткой карьеры, мне удалось добиться успехов на международных конкурсах. Каждый день по многу часов провожу за инструментом вне зависимости от того, есть конкурс на рубеже или нет. Ну, и, наверное, благодаря природному таланту, который проявился у меня с детства. Это был фундамент, на котором произрастает всё остальное.

— Что Вы скажете о репертуаре, который был выбран на конкурсе?
— Программа конкурса на NTD Piano-International была очень сложной. Они потребовали сыграть сонату Моцарта, невероятно трудно для любого пианиста начинать конкурс с сонаты Моцарта. Но для меня всё прошло удачно, возможно потому, что был очень сконцентрирован. В следующем туре была тоже интересная программа, нужно было обязательно сыграть прелюдию к фуге Баха, чтобы фуга была четырёхголосной. Вот по этим требованиям я понял, что в зале будут сидеть серьёзные люди, потому что такая программа — для ценителей высокой музыки.

— Принято ли говорить в среде музыкантов о любимых произведениях?
— Вряд ли музыканты кого-то выделяют особо. Иногда просто ноту какую-то услышал, влюбился с первого взгляда и начал над этим работать. Бывает, просят сыграть какой-то концерт, какое-то сочинение, и ты играешь. Всегда по-разному. Но я достаточно счастливый в этом отношении человек, играю всегда то, что мне нравится.

— А кто первым поздравил Вас с победой на конкурсе?
— Первым меня поздравил мой педагог-профессор в студии, у которого я сейчас учусь в Темпле. Потом я, конечно, позвонил своей второй маме Эльфии Бурнашевой, профессору Казанской государственной консерватории, у которой имел счастье учиться семь лет, перед тем как переехал в Америку.

— Вы получили музыкальное образование в России, учились в Казанской консерватории, этого недостаточно, чтобы чувствовать себя профессионалом?
— Русская фортепианная школа — самая мощная, самая фундаментальная. Я исхожу из собственного примера, опираясь на тех профессоров, у которых учился в России. Но у меня был шанс увидеть другую страну и попытаться что-то сделать здесь. Я сюда приехал по приглашению выдающегося пианиста Владимира Фельцмана, после победы на конкурсе имени Якова Флиера в Нью-Йорке. Фельцман пригласил меня на учёбу к себе, в консерваторию на Манхеттене. Так, ещё не закончив учёбу на бакалавриат в Казани, я продолжил обучение здесь уже на степень магистра.

— К нам в Россию тоже едут учиться из-за рубежа?
— Конечно, очень много ребят из Азии учится у нас в Казани. Российский педагог на фортепьяно или на каком-то другом инструменте — это что-то невероятное! И я, приехав в Америку, продолжил учиться у русского педагога — Владимира Фельцмана, который был учеником Якова Флиера.

— Есть ли разница в методах или подходах к музыкальному образованию?
— Если говорить образно, представим себе колесо велосипеда. В нём есть очень много спиц, их много, они идут из разных точек, но все они сходятся в одном месте. Я думаю, что со школами это будет самая уместная аллегория, потому что школы могут быть разными, уровень образования может быть совершенно разным, но в итоге все окажутся в одном месте. Именно поэтому музыка способна объединить все народы во все времена, она универсальна, бесконечно разнообразна!

— В каких концертных залах Вы хотели бы выступить?
— Трудно сказать, всё это очень непредсказуемо. Я надеюсь, что будет больше концертов, и я смогу играть настолько много, насколько хочу. И в то же время, после завершения учёбы здесь степень доктора даёт возможность преподавать на консерваторском уровне, в должности профессора.
Что касается концертных залов, я развил в себе равнодушие к тому, где я играю. Самое важное для музыканта — чтобы инструмент был хорошим. Я бы мог назвать такие большие залы, как Карнеги холл, Большой зал Московской консерватории, но не это главное. Повторюсь, что главное — это хороший инструмент. Вот недавно меня попросили сыграть в церкви. В зале было 60 человек, но концерт прошёл с таким успехом, что потом меня пригласили сыграть ещё раз, и людей пришло послушать в два раза больше.

— Бывало, что подводил инструмент?
— Ещё как бывало! Кстати, на конкурсе NTD был изумительный инструмент, такое удовольствие получил от игры, настолько хорошо всё было продумано и организовано! Сами организаторы — замечательные ребята, и отношение к конкурсантам было замечательное. Поэтому я бесконечно рад, что у нас завязалось сотрудничество по созданию фильма и организации сольного концерта. Будем дальше работать.

— Тимур, а кроме музыки есть ещё увлечения, или музыка заполняет всю Вашу жизнь без остатка?
— Я очень люблю читать. Я много читаю, если есть такая возможность.

— Каких авторов Вы читаете?
— Недавно перечитал «Витязя в тигровой шкуре» Шота Руставели. Эту книгу мне подарил отец, когда мне было 13 лет. Это одна из моих любимейших книг.

— Ваши родители повлияли на вашу судьбу музыканта?
— Мои родители — не музыканты. Отец — высотник-монтажник, мама — химик. Они никогда не музицировали. Петь — пели, но чтобы музыка постоянно звучала в нашем доме, такого не было. В первом или во втором классе меня записали в кружок бального танца. Нас учили танцевать классический балет. Женщина-аккомпаниатор играла на рояле, в основном на фортепьяно, и вот с тех пор я приобщился к музыке.
Началось всё с того, что, когда женщина-аккомпаниатор уходила пить чай, я подбегал к инструменту и начинал молотить кулаками — мне было безумно интересно, как это всё работает. Она мне не мешала, уже знала, что это я. И вот однажды она подошла ко мне и сказала, чтобы я привёл свою маму. Я подумал, ну, всё, доигрался, сейчас мне всыпят по полной программе. А перед этим она схватила меня за руку и что-то проверила, я уже не помню, слух или ритм. Когда мама пришла, вместо публичной порки женщина-аккомпаниатор говорит маме, что у мальчика есть талант, и его надо срочно отдать в музыкальную школу. Мама отвечает, но ему уже 9 лет! Та говорит, не бойтесь, он всё сделает экстерном. Действительно, так и вышло, за два года я прошёл 4 класса.
Всё это происходило в Нижнекамске, затем я поступил в десятилетку в Казани. Это специальная школа-лицей при Казанской государственной консерватории. Такие школы есть при Московской, Питерской, Нижегородской консерваториях.

— Вы волнуетесь перед выступлением?
— Волнение присутствует, конечно, оно связано с тем, что я боюсь не передать атмосферу сочинения. Чтобы произведение зазвучало, надо погрузиться в него. Если я погружаюсь, если я там, внутри, то тогда и вы будете вместе со мной. Поэтому самое трудное — это концентрация. Как актёр входит в роль? Он прекрасно знает текст, знает, как двигаться, куда идти, когда и сколько выдержать паузу, но это всё техника, наживное. Самое важное, когда ты понимаешь, что публика или зритель переживает и слышит музыку так же, как ты. Это похоже на какой-то гипноз, действие, которое уже не подвластно тебе.
Скажем, вы чувствуете скорбь, или что-то меланхоличное, или что-то радостное, если вы внутри себя это слышите, то и публика начинает точно так же реагировать. Как и почему это происходит, я не знаю. По большому счёту, вы играете для себя. Если вас ваша игра устраивает, то и публика будет вам очень благодарна.

— Скажите, а зритель везде одинаково восприимчив к серьёзной музыке?
— Мне кажется, что в России зритель особенный, и дело не в том, какое сочинение ты играешь, а в той «загадочной русской душе». Не хочется говорить этими клише, но я думаю, если бы вы интервьюировали француза, то он бы сказал, что французская публика — самая близкая сердцу. Думаю, что это связано с менталитетом.

— У России сейчас складываются сложные взаимоотношения с Западом, имеет ли это какие-то последствия для Вашего творчества?
— Абсолютно нет. У меня есть друзья повсюду: в Австрии, Бразилии, Европе, Канаде, Америке. Это не имеет значения вообще. Я думаю, что человечность, доброта, радушие, честность и открытость актуальны всегда и везде. Эти человеческие качества не имеют цены.