Всего пять лет назад прогулка по набережной Москвы-реки к юго-западу от Кремля была унылой: путь лежал по заросшему сорняками Парку Горького, по дороге приходилось огибать выбоины и отгонять бродячих собак.
Сейчас все изменилось: набережная полностью преображена. Летом по ней прогуливаются многочисленные семейства, а зимой по залитым льдом дорожкам люди катаются на коньках. Вдоль аллей расположились киоски со всевозможной едой. Рядом по велосипедной дорожке проносятся любители двухколесного транспорта.
В отличие от коренных, резких и безжалостных изменений в 1990-х годах, трансформация Москвы в последние пять лет проходила практически незаметно. Однако в итоге все эти перемены произвели на свет другой город — город, пригодный для жизни.
«За последние несколько лет изменилась интонация и сама природа города», — говорит Илья Осколков-Ценципер, в 1999 году основавший журнал «Афиша» и позже ставший основателем и президентом Института «Стрелка». Этот институт открылся в 2010 году в центре Москвы и стал одним из первых нести идеи улучшения городской среды в массы. «Москва неожиданно превратилась в город, где стало нормальным выйти на воскресную прогулку и получить от этого удовольствие», — вспоминает Ценципер.
Произошедшие изменения главным образом связаны с именем бывшего городского чиновника Сергея Капкова. Капков, член «Единой России» и давний знакомый Романа Абрамовича, неожиданно стал поборником идеи города нового типа, который отвечал бы запросам недавно появившегося среднего класса. Он стоял за масштабной реконструкцией Парка Горького и до своего ухода в начале этого года руководил Департаментом культуры Москвы.
Уход Капкова, вызванный, похоже, недовольством, что его идеям не давали ход, случился на фоне изменений в политическом климате страны: в декабре 2014 года западные санкции и падающие цены на нефть нанесли тяжелый удар по российской экономике, а затем и Россия ввела ответный запрет на ввоз западных сыров, фруктов и других товаров.
Все меньше москвичей могут позволить себе отдых за границей, поток туристов с Запада тоже иссяк — что наглядно демонстрирует сокращение числа авиарейсов в российскую столицу за последние месяцы. У многих наблюдателей возникает вопрос: пришел ли конец «московскому эксперименту» Капкова, и как долго продержатся начатые им реформы?
«Реформы Капкова дали целому поколению молодых представителей креативного класса ощущение — возможно, в какой-то степени иллюзорное — что они могут заниматься своими маленькими проектами, и что в городе появилась некая материя жизни», — говорит Ценципер.
Когда городом управлял Юрий Лужков (с 1992 по 2010 годы), москвичам было некогда размышлять о качестве жизни или городском развитии: одни упоенно предавались первоначальному накоплению капитала, другие просто пытались выжить. Дурной вкус Лужкова, о котором ходили легенды, воплотился в монструозных статуях работы его приятеля Зураба Церетели. За время его правления сооружения с дешевой, аляповатой архитектурой нередко строились на месте исторических зданий, которые как нельзя более удобно погибали в пожарах, тем самым избавляя застройщиков от крупных расходов на ремонт.
Лужков был отправлен в отставку в 2010 году. Его место занял Сергей Собянин, и его приход к власти совпал с моментом, когда в столице стали задумываться о том, как сделать Москву не только процветающим, но и более комфортным для жизни городом. Летом 2010 года под руководством Ценципера открылся Институт медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка», а также одноименный ресторан. Целью работы института стало развитие городской архитектуры и городского планирования; сделать предстояло очень и очень многое.
«Во времена Советского Союза все деньги в городской бюджет шли от государства, и другого способа финансировать городское развитие не было», — говорит Евгений Асс, ведущий московский архитектор, в 1980-х годах работавший в управлении «Моспроект-1». Он также участвовал во многих проектах при Капкове, включая реконструкцию участка набережной Москвы-реки. «А сейчас появилась другая дилемма: как совместить три фактора — государство, девелоперов и общество. Во остальном мире тоже трудно найти компромиссы между ними, но там опыт накапливался десятилетиями», — говорит он.
По словам Асса, ситуация при Капкове улучшилась, однако авторитарная система управления московской политикой осталась без изменений. Она основана на старой советской идеологии, при которой город милостиво одаряет жителей некими благами, вместо того, чтобы совместно с ними находить оптимальные решения.
«Возьмем создание пешеходных зон. Как обещали сделать 19 километров улиц пешеходными, так и сделали. Однако я не видел какого-либо обоснования, почему именно 19 километров, почему на этих конкретных улицах, как превратить эти улицы в пространство для жизни обычных людей. Если улица становится пешеходной, возрастает цена аренды, а это значит, там появляются дорогие бутики, совершенно не нужные обыкновенным жителям города. А те маленькие кафешки и магазинчики, которые должны составлять материю городской жизни, остаются не у дел, потому что не могут позволить себе арендную плату», — говорит Асс.
По словам Асса, порой создается ощущение, что консультации с экспертами проводят лишь для того, чтобы «обеспечить легитимизацию плохих решений». Он приводит пример новой гостиницы, которую должны построить на Ленинградском проспекте. Ее дизайн почти точь-в-точь напоминает одну из сталинских высоток: «Мы объяснили, что ничего неправильного в этом стиле нет, однако было бы неплохо найти другой архитектурный язык, чтобы избежать стереотипов. Нам сказали, что мэр уже принял решение. Тогда зачем было собирать нас в роли экспертов?»
Однако параллельно с изменениями, спускаемыми сверху, происходили и стихийные перемены: москвичи, поездив по миру и набравшись новых идей, стали что-то сами менять на местах. Уровень обслуживания остается, пожалуй, худшим среди европейских столиц, однако по-настоящему вопиющего хамства уже нет. Целое поколение москвичей, повидавших другие страны, больше не хочет мириться с по-советскому грубоватой манерой обслуживания у себя на родине.
Времена вульгарного и показного прожигания денег первых постсоветских лет уступили место новой, более сдержанной гастрономической среде. Многочисленные кафе, бары и рестораны, открывшиеся в Москве в последние годы, — дело рук людей, которым небезразлично, что они готовят и наливают, и ими движет не жажда быстрой наживы. Для владельцев московских ресторанов были организованы специальные туры в нью-йоркский Бруклин — чтобы они набрались идей по составлению меню и оформлению интерьеров, а некоторые шеф-повара начали экспериментировать с традиционными русскими продуктами и рецептами. Постепенно просыпающаяся любовь к нетривиальной еде во многом напоминает сдвиг, случившийся в ресторанном бизнесе в Великобритании 20 лет назад.
Многие считают волну внимая к урбанистике со стороны чиновников попыткой дать выход энергии нового среднего класса: москвичей, успевших хорошо заработать за годы высоких цен на нефть, наездившихся по миру и готовых к переменам дома. После протестов, захлестнувших столицу в 2011 и 2012 годах, власти задумались над тем, что делать с протестным движением и одним из его харизматичных лидеров Алексеем Навальным — москвичом, решившим баллотироваться на пост мэра столицы.
Российские власти долгое время не могли решить, как поступить с Навальным. Кто-то хотел усадить оппозиционера в тюрьму, кто-то — позволить заниматься политической деятельностью и потерпеть поражение. Поэтому на Навального было заведено несколько уголовных дел, его брата посадили за решетку, однако самому ему все-таки дали участвовать в выборах мэра Москвы в 2013 году — рассчитывая, что при усилившемся внимании властей к новому городскому среднему классу его представители потеряют интерес к оппозиционным политикам. Несмотря на использование Собяниным «административного ресурса» и недружественное освещение избирательной кампании Навального в СМИ, кандидат получил убедительные 27% голосов. Их было недостаточно для проведения второго тура, однако хватило для подтверждения правоты кремлевской фракции, считавшей, что Навального вообще не стоило допускать до выборов.
«План склонить хипстеров на сторону Собянина, дав им все эти новые штучки, не сработал, — говорит Асс. — Становилось все более и более ясно, что политика Капкова в какой-то степени не соответствовала общей тенденции в стране. Он никогда не был членом оппозиции, но его авторитеты не были авторитетами для Кремля».
«Конечно, нельзя отрицать, что улучшения есть, — отвечает на вопрос о последних изменениях сам Навальный. — Однако произошло вот что: был огромный разрыв в качестве жизни между Москвой и большинством западных городов, и мы лишь немного сократили его. Не думаю, что можно увязывать велосипедные дорожки и политическую деятельность. Если ты считаешь, что подтасовка результатов выборов — это плохо, никакими велосипедами тебя задобрить нельзя», — говорит он.
Навальный живет в небольшой квартире в Марьино, непримечательном микрорайоне, который, по его словам, практически не изменился за последние несколько лет. Учитывая количество денег в распоряжении московских властей, удивительно, что власти не сделали больше для города, говорит Навальный.
«Когда я избирался на пост мэра в 2013 году, мы провели некоторые подсчеты и оказалось, что муниципальный бюджет Москвы уступает лишь Нью-Йорку и Шанхаю. Это был третий по величине городской бюджет в мире. Если тратить эти деньги рационально, то наверняка можно было бы сделать больше, чем благоустроить пару парков», — заявляет он.
Намерение Капкова перенаправить энергию креативных и потенциально сочувствующих оппозиции москвичей на улучшение городского пространства не сработало в реальности.
Сам Капков отклонил предложение дать интервью для этой статьи. Однако, объявляя о своем уходе на странице в Facebook, он написал: «Тех, кто придет после, я прошу помнить, что наш заказчик — горожане, а не начальники. Москвичи самодостаточны, за них не нужно делать выбор, их не нужно поучать — достаточно уважать их и их выбор. Город — это люди, разные, сложные, непохожие. Прислушайтесь к ним, и вы поразитесь, насколько легко приходят правильные решения».
Но остается большой вопрос, на который, похоже, пока нет ответа: что будет завтра? Война в Украине, появление более агрессивной разновидности национализма и общая атмосфера в стране, которая привела к убийству Бориса Немцова — все это делает Москву все более замкнутым в себе и изолированным от окружающего мира городом.
«Когда я вижу, что мои молодые друзья открывают очередной продуктовый рынок или что-то подобное, мне кажется, что они совершенно оторвались от нового духа времени», — говорит Ценципер, чья консультационная компания работает над проектом по развитию ВДНХ. Он также запустил проект по ремонту типовых квартир под ключ для 83% москвичей, которые до сих пор проживают в домах советской постройки.
Хотя Капков и проиграл свои битвы, после него и у Москвы, и у России в целом осталось некое наследие. Так, местные администрации по всей стране внезапно начали проявлять интерес к благоустройству парков и общественных пространств. В Москве положительные изменения в материи города, скорее всего, также необратимы, что бы ни случилось в будущем. Многие опасаются перемен к худшему, однако надежда далеко не потеряна. А оптимисты полагают, что даже если европеизации Москвы настал конец, то прекращение слепого копирования чужого опыта — это тоже не так уж и плохо.
«Исторически российская культура всегда колебалась между любовью к Западу и внутренним самокопанием, — говорит Ценципер. — За последние 10 лет мы много смотрели в сторону Запада и много копировали оттуда. Ощущался недостаток понимания того, кто мы и что мы, почему мы здесь. Eсли маятник качнется в сторону возвращения интереса к России и всему русскому, то это не самое худшее, что может произойти».
