Западные лидеры бойкотировали прошедшие в Москве мероприятия по случаю 70-летия Победы под предлогом украинского кризиса. 5 мая 2014 года Жан-Пьер Шевенман беседовал с Владимиром Путиным по просьбе президента Франции для урегулирования конфликта. Сейчас он описывает тот путь, который привел стороны к нынешним разногласиям, и обрисовывает возможные пути выхода из тупика.
В 1991 году президент России Борис Ельцин и его украинский и белорусский коллеги приняли решение о роспуске Советского Союза. Процесс прошел мирно, потому что президент СССР Михаил Горбачев не стал этому противиться. Как бы то ни было, он посеял зерна потенциальных конфликтов: 25 миллионов русских остались за границами России (ее население составляло 147 миллионов человек по переписи 1989 года против 286 миллионов в бывшем СССР) на этом международном пространстве. Кроме того, между субъектами самой Российской Федерации имелось немало различий. Прихотливо расчерченные границы во многих случаях породили серьезную напряженность между государствами-преемниками и меньшинствами (Нагорный Карабах, Приднестровье, Южная Осетия, Абхазия, Аджария и т. д.). Многих их этих многонациональных стран раньше попросту не существовало. В частности это относится к Украине, которая была независимой всего лишь три года за всю историю, с 1917 по 1920 годы, из-за развала царских армий.
Украина в том ее виде, в котором она появилась на свет в декабре 1991 года, представляет собой составное государство. Ее западные регионы были частью Польши в период между двумя мировыми войнами. А восточные области занимает православное и русскоязычное население. Черноморское побережье некогда принадлежало Османской империи. Крым вообще никогда не был украинским до решения о присоединении, которое без каких-либо консультаций принял Никита Хрущев в 1954 году. Традиция государственности возникла там совсем недавно: менее четверти века назад. Приватизации 1990-х годов сформировали класс олигархов, у которых больше влияния на государство, чем у государства на них. Ситуация в экономике сильно ухудшилась, а долги очень серьезны. Будущее Украины (вступление в Североатлантический альянс или нейтралитет) неразрывно связано с изменениями в соотношении сил на европейской и международной арене. Еще в 1997 году Збигнев Бжезинский писал, что единственный способ помешать России вновь стать великой державой — вырвать Украину из сферы ее влияния (1).
Случайная эскалация
Если мы хотим разобраться в ситуации, сначала следует вспомнить о фактах. Нынешний украинский кризис был предсказуем после «оранжевой революции» 2004 года и первой попытки включить страну в НАТО в 2008 году. Но его можно было бы избежать, если бы в рамках запуска программы «Восточное партнерство» в 2009 году Европейский Союз повернул переговоры о соглашении об ассоциации с Украиной в сторону совместимости с задачами стратегического партнерства ЕС и России 2003 года: пространство свободного движения людей и товаров «от Лиссабона до Владивостока».
ЕС, разумеется, следовало принять во внимание тесную взаимосвязь украинской и российской экономики. И не дать воспользоваться собой сторонникам дальнейшего расширения НАТО на восток. В итоге же Брюссель поставил Украину перед невозможной дилеммой, выбором между Европой и Россией. Президента Виктора Януковича охватили сомнения: в финансовом плане российское предложение выглядело заманчивее европейского. И он попросил перенести подписание соглашения об ассоциации, которое должно было состояться в Вильнюсе 29 ноября 2013 года.
Не знаю, руководствовался ли еврокомиссар Штефан Фюле директивами тогдашнего главы Еврокомиссии Жозе Мануэла Баррозу, и обсуждал ли Европейский Совет этот вопрос, который нес в себе зерна тяжелейшего европейского кризиса со времен конфликта вокруг баллистических ракет (1982-1987). По словам президента Путина, в январе 2014 года европейские власти (Баррозу и Ван Ромпей) наотрез лишили его любой возможности принять участие в обсуждении соглашения об ассоциации с Киевом под предлогом суверенитета Украины.
Перенос подписания соглашения об ассоциации президентом Януковичем стал сигналом для так называемых «проевропейских» демонстраций на Майдане, которые привели к его смещению 22 февраля 2014 года. Тот факт, что мечты о Европейском Союзе кружат головы немалой части украинской общественности, вполне можно понять. Как бы то ни было, стоит задуматься, обладает ли Еврокомиссия необходимыми полномочиями для продвижения европейских норм и стандартов за пределами союза. Демонстрантов с Майдана поддерживали приехавшие туда европейские и, в первую очередь, американские официальные лица (причем, нередко известные) (2), тогда как некоммерческие организации и СМИ развязали настоящую информационную войну. Но не вышло ли так, что эта открытая поддержка демонстраций, на которых порядок обеспечивали главным образом ультраправые организации («Правый сектор» и «Свобода»), внесла путаницу между компетенциями Европейского Союза и инициативами НАТО или даже Вашингтона с его спецслужбами? «Экспорт демократии» может принимать самые разные формы...
Непринятие соглашения 21 февраля 2014 года (в нем предусматривалось проведение досрочных президентских выборов в конце года) и произошедшее уже на следующий день неконституционное отстранение Януковича (у него было множество недостатков, но он все же был избранным главой страны) может сойти как за «революцию», так и государственный переворот. В Москве предпочли второй вариант. Хотя Крым и был русским до 1954 года, вряд ли кто-то поспорит, что решение о его присоединении к России (даже под прикрытием референдума) было непропорциональным ответом. Оно противоречит постоянно подчеркиваемому Россией принципу уважения к территориальной целостности государств, особенно в тот момент, когда он был нарушен отделением Косова от Югославии. В крымском вопросе Путин поставил стратегические интересы России на Черном море выше всех других соображений, опасаясь, что новое украинское правительство не будет верно договору аренды Севастополя до 2042 года.
Таким образом, этот кризис стал непреднамеренной эскалацией. Аннексия Крыма не была запланирована заранее: в феврале у Путина завершилась сочинская Олимпиада, которая должна была стать символом успехов России. Он слишком бурно отреагировал на событие, которое Европейский Союз тоже не планировал, хотя и по неосторожности поспособствовал его появлению. ЕС оказался не в силах совладать с внешними инициативами, хотя те и нашли в нем мощные источники поддержки. Сейчас вопрос заключается в том, смогут ли европейцы вернуть себе контроль над ситуацией.
Путин наверняка не предполагал, что США ухватятся за аннексию Крыма, чтобы ввести санкции против России: сначала незначительные (июль 2014 года), а затем куда более жесткие (сентябрь). В начале мая 2014 года он говорил о готовности ограничить конфликт. Он призывал русскоязычные регионы искать решение проблемы внутри украинских границ. 10 мая в Берлине Франсуа Олланд и Ангела Меркель отметили необходимость прописать в конституции Украины пункт о ее децентрализации. 25 мая в стране избрали президентом Петра Порошенко, который был незамедлительно признан Москвой. 6 июня сформировалась «Нормандская четверка» (Германия, Франция, Россия, Украина). Казалось, кризис удастся урегулировать мирным путем.
Но летом все покатилось под откос: киевские власти начали в самопровозглашенных республиках «антитеррористическую операцию», которая настроила против них население Донбасса. Дело застопорилось из-за слабости украинской армии, несмотря на поддержку «добровольческих батальонов» с Майдана. По подписанным в сентябре минским соглашениям было объявлено прекращение огня. Шесть дней спустя, 11 сентября, США и Европейский Союз начали вводить против России жесткие санкции (по официальной версии, как залог реализации перемирия). Действия запуганных американскими санкциями банков серьезно затормозили или даже вообще парализовали торговлю Европы и России. Россия объявила ответные санкции на продовольственном рынке и повернулась в сторону развивающихся государств и в первую очередь Китая для диверсификации внешней торговли и промышленного сотрудничества.
Параллельно с этим рухнули цены на нефть. Курс национальной валюты упал с 35 рублей за доллар до 70 в конце 2014 года. За неимением настоящего продолжения мирные переговоры завязли. Киев начал второе наступление, которое завершилось точно такой же неудачей, как и первое. Благодаря инициативе европейских лидеров во главе с Олландом 12 февраля 2015 года были подписаны вторые минские соглашения.
Ловушка захлопнулась: в принципе, западные санкции вводятся, чтобы впоследствии их отменить. Но если военная часть минских соглашений более-менее применяется на практике, политическая буксует на месте. Все привязано к четко определенным событиям: принятие избирательного закона Радой, проведение местных выборов в Донбассе, конституционная реформа, закон о децентрализации, новые выборы и, наконец, возвращение Киеву контроля на границе с Россией. Тем не менее 17 марта Рада нарушила эту цепочку, поставив предварительным условием «вывод вооруженных групп». Киевское правительство блокирует реализацию политической части минских соглашений и тем самым толкает ситуацию на Украине в сторону «замороженного конфликта». Снятие санкций тоже оказалось заперто в этом порочном круге. В теории они могут быть продлены лишь единогласным решением. На практике же все будут следовать «закону консенсуса»: Ангела Меркель еще 28 февраля говорила, что санкции скорее всего будут продлены в конце июня.
Сейчас мы имеем дело со скрытой войной, ведущимися вполголоса спорами тех, кто стремится сохранить партнерство Европы и России в том виде, в каком оно было в начале 2000-х годов, и сторонников политики изоляции и ограничения России, то есть новой холодной войны. Все это становится отражением столкновения интересов Вашингтона и Москвы. А в конфликтной зоне ведется война чужими руками. С одной стороны стоят украинская армия и «добровольческие отряды» (их поддерживают США с союзниками), а с другой — отряды «сепаратистов», которые получают поддержку от русскоязычного населения востока страны и российских властей под видом гуманитарной помощи. Продолжение этого конфликта может надолго сделать Украину яблоком раздора между Европейским Союзом и Россией. Вашингтон же начал широкомасштабный идеологический крестовый поход, чтобы изолировать Россию и упрочить свой контроль в остальной части Европы.
Глашатаи новой холодной войны называют Россию враждебной общечеловеческим ценностям диктатурой, которая стремится воссоздать СССР. Те же, кто знаком с современной Россией, назовут подобное утверждение утрированным, чтобы не сказать карикатурным. Популярность Путина связана с экономическим подъемом страны (она лишилась половины ВВП в 1990-е годы) и остановкой развала государства. Его проект носит не имперский, а национальный характер. Речь идет о модернизации России, у которой, как и у любого другого нормального государства, имеются вполне законные оборонные интересы.
Да, можно, конечно, стараться пробудить давние страхи: есть те, кто принимает Пирей за человека (3), а Путина — за страну. Россия же на самом деле переживает бурные преобразования. В обществе наблюдается подъем среднего класса, которому во многом пришлось не по вкусу возвращение Путина во власть в 2012 году. Тем не менее сегодня он тоже встал на сторону президента. Даже Михаил Горбачев считает, что с 1991 года Запад несправедливо обращался с Россией как с побежденной страной, хотя русский народ является великим европейским народом (4). Сейчас затмевается тот факт, что именно он заплатил самую высокую цену в войне с нацисткой Германией. Мы видим попытки переписывания истории, словно антикоммунизм должен навечно пережить коммунизм.
Русофобия СМИ
Материальных основ холодной войны (противостояние двух противоположных экономических и идеологических систем) больше не существует. У российского капитализма, безусловно, есть свои особенности, но это полноправный капитализм. А консервативные ценности Путина призваны залечить раны, которые оставил 70-летний период большевизма в российской истории.
Главный вопрос нынешнего украинского кризиса заключается в том, сможет ли Европа заявить о себе как о независимом игроке многополярного мира или же будет и дальше смиренно следовать в фарватере США. Русофобия СМИ напоминает обработку общественного мнения, которую мы видели во время войны в Персидском заливе в 1990-1991 годах. Все это опирается на невежество и незнание современных российских реалий или даже двуличные и манипулятивные идеологические построения.
У России определенно есть силы для сопротивления. Франции же нужно стать воплощением интересов Европы в рамках «Нормандской четверки», у истоков которой она и стоит. Нельзя мириться с тем, что нашу внешнюю политику направляют экстремистские и ревизионистские течения. Я в свою очередь не готов поставить знак равенства между коммунизмом и нацизмом, как это делают принятые Радой 9 апреля законы. В украинском кризисе консервативная Германия Меркель, как мне кажется, слишком сильно равняется на США. У нее мог возникнуть соблазн на время отказаться от традиционной «восточной политики» по отношению к России ради прорыва на Украине. В 2010 году число немецких промышленных объектов на Украине составляло 1 800 против всего 50 у Франции. Украина является естественным продолжением бассейна дешевой рабочей силы Центральной Европы (конкурентное преимущество немецкой промышленности), где ситуация сейчас меняется в сторону повышения зарплат. Германии нужно убедить европейцев, что она не является простым инструментом реализации американской политики в Европе, как это можно было бы подумать после сообщений об использовании немецких спецслужб Агентством национальной безопасности США. «Нормандская четверка» должна стать средством реализации минских соглашений, то есть преодоления нежелания Украины реализовать политические договоренности. И у Европы есть для того финансовые рычаги.
Настоящей, независимой Европе давно пора показать себя. И для начала она может попытаться убедить США в том, что им следует не пытаться выдавить Россию из «Запада», а принять вместе с ней общие правила игры, которые помогли бы восстановить взаимное доверие.
(1) Збигнев Бжезинский, «Великая шахматная доска. Господство Америки и ее геостратегические императивы».
(2) В частности это относится к заместителю госсекретаря США Виктории Нуланд, сенатору Джону Маккейну и министру иностранных дел Германии Гидо Вестервелле.
(3) Да простит меня читатель за отсылку к Лафонтену («Обезьяна и дельфин»), его басни все еще прекрасно отражают наш мир...
(4) Выступление в Берлине 9 ноября 2014 года.
