Звездой фильма «Мир юрского периода» является индоминус рекс (Indominus rex). Эта особь не воссозданный динозавр вроде тех, что были показаны в фильме «Парк юрского периода» (1993) и в его двух сиквелах, — это совершенно новая порода. Она была создана в лабораторных условиях, и результатом этой работы явился «генетически измененный гибрид». Нам известно, что частью этого вида является тираннозавр, однако другая часть ДНК остается секретом. После просмотра фильма мне кажется, что это создание на 6% является хамелеоном, на 3% тасманским дьяволом, а на 1% это вылитая Джоан Крофорд (Joan Crawford). У этой особи индоминуса имеется ее собственная территория с буйной растительностью и высокими стенами, откуда она не может убежать. Да, это правда. У нее, на самом деле, был брат, но в качестве жеста солидарности с сестрами по всему свету, она его сожрала.
Индоминус живет и кое-что пожирает на острове у берегов Коста-Рики — когда-то это было место «Парка юрского периода», а теперь здесь возник Мир юрского периода. Посетители направляются туда для того, чтобы без всякого стресса увидеть сенсационных динозавров. Дети разъезжают там на трехрогих динозаврах, снабженных седлами, и там даже есть специальный зоопарк, где можно погладить травоядного динозавра. В аквариумах содержатся не дельфины, а мозазавры величиной с железнодорожный вагон, и они игриво выпрыгивают из воды для того, чтобы схватить подвешенную акулу; зрители в первых рядах сидят в пластиковых пончо для того, чтобы брызги за намочили их одежду. Настоящее веселье! Одно преимущество в названии фильма тематическим парком, конечно же, состоит в том, что сценарий превращается в рекламу своего собственного товара: «Посетители получают большое удовольствие — выше 90%», — отмечает Клэр Диринг (Брайс Ховард), главный управляющий Мира юрского периода. Самой большой опасностью является беспечность. «Никого уже динозавры не впечатляют, — говорят нам, и именно поэтом ученые — как и кинематографисты — вынуждены придумывать новые существа. «Потребители хотят, чтобы они были больше, громче и зубастее». Покажите нам поющих вампиров.
Предполагается, что Клэр должна присматривать за своими племянниками — Заком (Ник Робинсон) и его младшим братом Греем (Гай Симпкинс), которые были направлены на этот остров их родителями для того, чтобы они там развлекались. Однако у Клэр есть проблемы. Во-первых, особенного чувства материнской заботы у нее не наблюдается. На тот случай, если мы сразу не поймем степень ее внутренней закрытости, ее совершенно белое платье застегнуто на все пуговицы. Во-вторых, в этом парке имеются «технические проблемы», которые после проведенного обновления стали называться «сдерживанием аномалий». Клэр соглашается помочь бывшему морскому пехотинцу Оуэну Грейди (Крисс Прэтт) и говорит ему: «Мы хотим, чтобы вы изучили загон на предмет наличия в нем уязвимостей». И это тоже правильно. Никому не нравятся непроверенные загоны. Оуэн занимается — обратите внимание! — дрессировкой велоцирапторов, которые раньше были плохими парнями этого парка, и пытается заставить их выполнять его команды. Он наделяет их не только элементами логичного разума, но также «социальными навыками», и очень жаль, что эпизод, в котором они проходят вокруг оливковых деревьев, не попал в конечный вариант фильма. Попыткам Оуэна противодействует подловатый Хоскинс (Винсент Д’Онофрио), для которого любой динозавр, способный убить человека, является оружием, ожидающим снятия с предохранителя. «Только представьте, что у нас были бы эти щенки в Тора-Бора», — говорит он, наблюдая за бегающими хищниками. И в чем-то его можно понять.
Режиссером фильма «Мира юрского периода», который кажется довольно скучным в течение первого часа, однако насыщен захватывающими событиями во втором часе, является Колин Треворроу (Colin Trevorrow). Если смотреть на него глазами Эдипа, то в таком случае весь фильм можно воспринимать как мучительную борьбу с влиянием Стивена Спилберга, который был режиссером первых двух частей этой франшизы, а теперь выступает в качестве исполнительного продюсера. Нельзя сказать, заглядывает ли Спилберг, на самом деле, через плечо Треворроу (У вас за спиной сам автор — авторус рекс!), но есть нечто робкое и сковывающее в отношении нового фильма к старому. Саундтрек Майкла Джаккино (Michael Giacchino) в виде длинного пассажа по мотивам оригинальной темы Джона Уильямса (John Williams) мощно звучит, сопровождая Зака и Грея в их фантастическом путешествии вверх по эскалатору и в их гостиничный номер; и когда они видят заросший теперь купол в том месте, где «Парк юрского периода» достигает своей кульминации, они с удивлением смотрят на него, как на храм ацтеков. К замечательным вещам Спилберга проявляется достойное мастера внимание. Возможность того, что родители мальчиков находятся в процессе развода, возникает ниоткуда, по этому поводу проливаются слезы в одной сцене, а затем эта тема исчезает, а Треворроу настолько чувствует себя смелым, что даже повторяет известный кадр, когда хищник отражается в зеркале автомобиля. Спилберг завершает его, показывая написанное на стекле предупреждение: «Отраженные в зеркале объекты ближе, чем они кажутся»; в новом фильме этого нет, и поэтому шутка не воспринимается.
С другой стороны мы имеем Криса Прэтта. Наиболее впечатляющим моментом для любителей кино в прошлом году стали первые кадры картины «Стражи галактики» (Guardians of the Galaxy), когда он, находясь в одиночестве на разрушенной планете, включает кассетный плейер Sony и начинает пританцовывать под композицию группы Redbone «Come and Get Your Love». Галактические претензии были отброшены в сторону ради комичной прогулки. Наконец, казалось, появился парень — вряд ли герой, и совсем уже не супергерой, — способный понять. Но может ли Прэтт понять все то, что происходит в мире юрского периода? Ну да, он расслаблен, и он, конечно, полезен, когда индоминус рекс — чего и опасались — вырывается на свободу. «Эта особь начинает понимать, где ее место в пищевой цепочке», — говорит он — эта фраза, кстати, в последний раз прозвучала в суде по делу Марты Стюарт (Martha Stewart). Но даже Прэтт не может соперничать с фильмом, который приближается к последнему поединку и который подчиняется не только «Парку юрского периода», но и правилам применения, представленным в «Кинг-Конге», когда люди должны уступить место на арене животным. Короче, в фильме содержится немало развлекательных вещей, но особого восторга он не вызывает. Такова судьба этого сиквела: Больше. Громче. Менее зубасто.
* * *
Подросток попадает в интернат. У него крепкое телосложение, но друзей у него нет, однако вскоре на него обращает внимание группа ребят, и после целого ряда ритуалов посвящения они принимают его в свои ряды. За учениками никто особенно не следит, и ночью они безнаказанно покидают пределы своего интерната для того, чтобы воровать и пьянствовать. Сотрудников этого учебного заведения либо вообще не видно, либо они находятся в явной конфронтации с этой группировкой; учитель столярного дела выступает в роли сутенера для двух учениц, который обслуживают водителей грузовиков на стоянке. Проблемы возникают, когда нашему герою начинает нравиться одна из этих девушек, и он хочет чтобы она стала его подругой. Что он должен сделать для того, чтобы ее удержать?
В этом суть нового украинского фильма «Племя» (Tribe), режиссером которого является Мирослав Слабошпицкий. Этому фильму придает значимость и наделяет необыкновенным жизненным пульсом жажда слов. Все главные герои, и также актеры, которые их играют, являются глухими. Этот интернат предназначен исключительно для глухих, и школьный колокол там заменен на сигнальную лампу. Лишь в финальных титрах мы узнаем, что нового мальчика зовут Сергей (Григорий Фесенко), а девушку, за которую он боролся, зовут Аня (Яна Новикова). В фильме нет закадрового перевода, который мог бы нам помочь, нет музыки и нет субтитров, которые объясняли бы нам язык жестов. Но сами жесты столь выразительны, а скрывающиеся за ними чувства столь мучительны, что мы не остаемся в стороне, и нас затягивает в самый центр этой драмы. Остается, правда, непонятным, почему Сергей, например, вынужден раздеваться на глазах у других ребят, однако унижение является таким же сильным, как свежая рана.
Лишь один раз, ближе к концу, мы видим настоящую классную комнату. (На стене висит карта Европы, а также флаг со звездами Европейского Союза: намек на ту напряженность, которая привела к нынешнему раздору на Украине). Помимо этого нормальные структуры общества как внутри этого учреждения, так и за его пределами, кажутся малозначимыми и поврежденными, и, как в фильме Жана Виго (Jean Vigo) «Ноль по поведению» (Zéro de Conduite, 1933), который остается наиболее дерзким из фильмов о школах-интернатах, непристойность учеников содержит в себе дуновение революции более широкого масштаба. Для Виго непослушание было источником насмешливого удовольствия, и у него нашлось время для битвы на подушках с образованием безвредных перьев, тогда как Слабошпицкий, не удовлетворенный естественной грубостью учеников, насыщает сюжет еще большим количеством насилия. Мы видим ограбления, удары молотком по голове, а один глухой бедняга не может услышать предупредительные сигналы приближающегося к нему грузовика. Финал фильма получился откровенно средневековым, и что касается нелегального аборта, устроенного в грязной ванной для женщины, лишенной возможности рассказать о своем страдании, следует сказать, что в истории кинематографа есть еще более мрачные сцены, и я бы вообще не решился их посмотреть.
Если честно, то временами возникает желание задать вопрос: а может ли неудовлетворенность невысказанным быть представленным в иной форме? Не перегибает ли режиссер палку с этой звериной жестокостью для того, чтобы высказать свою точку зрения? Всему этому можно противопоставить спокойную формальность его метода: он почти не использует монтаж и позволяет камере делать паузу или скользить вместе с потоком событий. Кроме того, в этом фильме есть секс — часто на экране он появляется как насмешка или как обязательный элемент, но в данном случае все представлено с неожиданной привлекательностью. Одна из таких сцен происходит на цементном полу в окружении труб системы отопления, а другая — на фоне голубой стены. Мы слышим трение кожи о кожу, а также сладкое и бессловесное дыханье Анны, а затем мы видим поцелуй, который она дарит в конце, — хороший и смелый жест в мире, ставшим плохим. О фильме «Племя» можно сказать что угодно, но это не немое кино.